– Николай Максимович, скажите, пожалуйста, пробовали ли вы заниматься вокалом? Может, брали уроки когда-нибудь? Если да, то насколько хорошо у вас получалось?
– Во-первых, я обожаю оперу. Во-вторых, я грузин и я единственный в нашей семье закончил музыкальную школу, потому что у нас в хореографическом училище музыкальное образование было обязательным. Я семилетку закончил.
Просто мне это не дано, а в семье у меня все талантливые люди, они у меня все играли на гитаре, на рояле все по слуху, а я даже не могу читать с листа, закончив школу. Ну не дано мне!
Нани Брегвадзе очень смешно сказала, когда я ей вот это все рассказывал, она мне сказала: «Вах! Зато танцуешь один на всю Грузию».
Я много раз говорил: «Если бы Господь Бог меня спросил, чего ты хочешь? Я бы сказал – колоратурное сопрано!». Или лучше – драматическое сопрано, потому что «Травиата», «Норма», конечно, давят, зовут. Ну «Трубадура» еще бы. Понимаете?
Мужские роли мне не нравятся, потому что если ты поешь Герцога, ты не можешь петь Риголетто. Безобразие! А бас – мне вообще никакие роли не подходят, не нравятся. Ну, мало там их, которые хотелось бы спеть. А вот драматическое сопрано, конечно, я бы вырвал.
Я пою в каждом новогоднем «Огоньке», но это же я все шучу. Все понимают, надеюсь. И я пошутил с Аидой Гарифуллиной, когда мы вместе вели «Большую оперу», я предложил спеть вместе, там дело происходило как бы во сне, ну возможно же такое, что мне приснилось, что я Дон-Жуан с Аидой.
И Нелли Миричою взялась за меня. Она несколько раз ходила со мною в студию и учила меня держать лицо. Надо было улыбнуться, чтобы сделать «купол» – это все, конечно, мне объясняли. И она со мной, святая, стояла так много часов делала, и ничего – записали, вроде не стыдно.
Нет, конечно, это все шутка, товарищи. Как говорит графиня в «Пиковой даме»: «Это была шутка!». Но нет, я мечтал петь, но не могу – только в душе.