Я школу окончила рано. В шестнадцать лет. И сразу же без труда поступила в Технологический институт. Лето пролетело быстро. И вот наступил сентябрь – для меня юной студентки, волнительная пора. Я приехала в город, и хоть мне было, где пожить немного, у дяди, маминого брата, я стала в день приезда заселяться в студенческое общежитие. Нас оказалось в комнате аж восемь человек. Вообще комната четырехместная. Но девочки, которые ждали выдачи дипломов еще не выселились, и нам пришлось целых две недели жить с ними. Мы спали на одноместных кроватях с панцирной сеткой по двое. Выпускницы, еще не закончили работу на химическом предприятии. Приходили вечером, слегка отмечали окончание рабочего дня, расслаблялись, курили. Самые престижные сигареты того времени были болгарские: ТУ-134, Стюардесса, Опал, Родопи. Мы немного осмелели, и тоже стали причащаться к студенческой жизни. Малолетки, которые в основном из сел и леспромхозов вырвались из-под родительского крыла, мы все дружно закурили. Курили много и очень часто. Хотелось всем показать, что мы тоже взрослые. Вскоре наши соседки, уладили все формальности, получили дипломы и съехали из общежития. Мы остались вчетвером. И дурная привычка осталась с нами, мы продолжали курить и я в том числе. Наступил декабрь. Впереди первая сессия. И вдруг прямо перед Новым Годом ко мне приехал папа. Он уже был на пенсии по болезни. Перенес инсульт. Но сам с тяжеленной сумкой поднялся к нам в комнату, на четвертыйэтаж. Мы в это время, за минуту до его прихода дружно в форточку покурили, проветрили комнату. И тут заходит мой папа. Я с визгом бросилась ему на шею «папочка приехал». Папа обнял меня, потом вдруг резко отстранил. Так как после инсульта он уже год не курил, запах сигарет он от меня почувствовал. Ни слова не говоря, папа снял полушубок, под ним были теплые ватные штаны, подпоясанные солдатским ремнем, вынул ремень и как мог со всей силы больного человека, несколько раз ударил меня ремнем по мягкому месту. Было очень больно. Я онемела, повернулась к нему, слова застряли в горле, только крупные неконтролируемые слезы покатились по щекам. Папа вдел в брюки ремень, оделся и вышел из комнаты. И тут я зарыдала. Громко и безутешно. Все бросились меня успокаивать. И чем больше меня пытались успокоить, тем громче я рыдала, Хотелось, что бы он услышал меня, вернулся и пожалел. Но папа не вернулся. Я благополучно сдала сессию, и в средине января приехала домой на каникулы. Ехала и боялась, думала, наверное, отец все рассказал матери, поругал ее, сказав, «вот это твое воспитание». Но к великой моей радости мама так и ничего и не узнала об этом. Папа ей не рассказал. Мне он тоже ничего ни сказал, сделала вид, что ничего не произошло. Но курить я больше никогда не пыталась. И когда как-то уже, будучи достаточно взрослой женщиной, на вечеринке, в компании подруг, меня спросили «ты почему не куришь?». Я ответила, что меня в юности папа закодировал от курения.