Глава 43
– Надо же, те самые часы. Не думала, что тут так много вещей, которым по двадцать лет.
– Нравятся? Возьми на память.
Женщина, сидящая напротив, прикусила губу и за часами, конечно, не поднялась. Катя должна была думать о ней «мама», но почему-то именно сейчас не получалось. Как не получалось быть разговорчивой и расторможенной, хотя выпила Катя куда больше, чем когда-либо, и ещё несколько часов назад думала – скажет всё. Всё, что можно предъявить матери, которая бросила тебя на столько лет и не появилась бы, если бы не такой веский повод. Однако один вопрос всё-таки надо было задать.
– У тебя есть другие дети?
– Нет.
Женщина, которая мама, но называть её так нереально, закурила, и это показалось Кате неприятным. Хотя какая чушь – Маргарита тоже курила, но Катя ни разу не подумала, что это плохо.
– Моя мать ясно дала мне понять, что дети – стыдно и неудобно. Я хорошо это усвоила.
– Но ты же вышла замуж. Чего неудобного рожать в браке?
– Не будем про это.
Снова стало тихо, Катя только слышала, как Андрей ходит вдоль книжных полок в её комнате. Тактично удалился, чтобы дать им поговорить.
– Мне пора. Когда-нибудь потом ты меня поймёшь.
– Когда вырасту? – вырвалось у Кати. – А что, я ещё недостаточно подросла? Сколько лет нужно человеку, чтобы созреть и понять, что можно бросать детей?
– Поймёшь, что жить с моей матерью было невозможно. Я оставлю тебе свой номер телефона. И сама позвоню.
– Надо же…
Женщина надела пальто, а Катя почувствовала, что вот сейчас, наконец, заговорит. Выложит всё. Почему мама не смогла жить с бабушкой, но оставила ей Катю? Почему Катя смогла? Почему эта мама вообще посмела явиться на похороны? Её не было столько лет. Неужели соседка права? Вернулась только из-за квартиры? Но для речей было уже поздно. Дверь хлопнула.
– Когда умер дед, ты не приехала, – сказала Катя, хотя её уже никто не слышал. – Врёшь, что не знала.
– Ты с кем разговариваешь? – Андрей вышел из комнаты.
– Она врёт. И я никак не могу понять… Я думала, она за тысячи километров, на полюсе, на экваторе. А она жила в Подмосковье. Все эти годы. Она была рядом и вообще на нас наплевала. И бабушка… Бабушка тоже врала.
О бабушке сейчас плохо говорить было нельзя. Но когда соседка, та, что обычно приносила им ягоды и овощи с дачи, призналась, что несколько лет назад мама появлялась, и бабушка знала её телефон и оставила номер соседке как раз для вот такого случая, Катя была оглушена этой новостью. Соседка принялась её жалеть, бормоча, что мама приедет и всё будет легче, но тут же говорила, что мать – зараза и уж точно явится за наследством, вот только придётся ей разочароваться – у бабушки завещание на Катино имя. Соседка знала больше, чем Катя. Бабушка, постоянно требующая от Кати одной только правды, сама лгала.
– Бабушка не врала, – возразил Андрей, – она не стала трепать тебе нервы. Ведь твоя мама не захотела тебя видеть. Какой толк знать об этом?
– Давай, защищай. Ты ей, между прочим, не нравился.
– Неверно, – снова не согласился с ней Андрей. – Ей не нравилась возможная перспектива того, что мы расстанемся и ты будешь страдать. Это нормально. Если бы у нас было больше времени, обязательно бы понравился.
– Она и цветы твои не взяла.
Вспомнив визит в больницу, когда Андрей вручил бабушке букет и признался, что намерен жениться на Кате, а свадьба будет летом, Катя невольно улыбнулась. Бабушка держала оборону. Букет взяла, оглядела и, постановив, что выбросить такой жаль, передарила кому-то из медперсонала. Мол, вот когда женишься, тогда и приходи с букетами. А за полгода что только не произойдёт. У вас, молодых и богатых, какие только ветры в голове не дуют. Тогда Кате было страшно неловко, хоть соседки и убрались из палаты, но слушая бабушкину речь, что до свадьбы надо соблюдать приличия и не таскаться с женихом до ночи неизвестно где, ей хотелось немедленно из этой палаты перенестись подальше. Хотя Андрей был этой речью нимало не смущён и сказал, что не видит проблем. Если кому-то нужен испытательный срок полгода – пожалуйста. И никакого ветра в его голове нет. Он его перерос. Да, тогда Кате было стыдно, а сейчас показалось, что вот был кто-то, кто её защищал и берёг, а теперь никого нет. Из родни – одна только мама, и то только по факту рождения… Ещё есть Андрей, прекрасный, замечательный и любимый, но навсегда ли?
– Мне очень жаль, что я не смогу подарить ей цветы летом, – Андрей поцеловал Катю в макушку. – Правда, жаль.
За окном бабахнул фейерверк, напомнив, что год заканчивается и послезавтра уже будет новый. И тогда Катя заплакала. Да, она часто злилась на бабушку и считала её порой невыносимой, но сейчас стало обидно. Вот так – человек уже хорошо себя чувствует и готовится к выписке, чтобы отметить Новый год с внучкой, и бац – умирает ночью накануне этой выписки да ещё не от того, от чего лечился. И врачи не могут ничего сказать, кроме – а что вы хотите, преклонный возраст, слабое здоровье, никто не живёт вечно. И обидно было, что бабушка уже не услышит этих дурацких фейерверков и не скажет – вот бестолочи эти пироманы, только пугают прохожих и кошек с собаками. И не испечёт к празднику вкусных пирогов, и не поделится с Катей новостью – а вот в сериале красавчик-шеф всё-таки обманывает эту свою дурочку, а она ему верит. Потому что девицы наивны и, увидев красивого парня, теряют волю…
У Андрея зазвонил телефон, и Катя успела предупредить – только не говорить о ней. Маргарита звонила Андрею раз в два дня, всегда очень радостная, и непременно подзывала Катю. К Кате у неё был один и тот же разговор – она увидела просто сногсшибательную шмотку на юную леди, но не может определиться, какой цвет выбрать, пусть Катя подскажет. Судя по активности мамы Андрея, вернуться из тура она должна была с контейнером одежды и приятных мелочей. Наверное, Андрей разрешил ей потратить кучу денег. И когда Катя узнала, что бабушки у неё больше нет, она запретила Андрею сообщать это Маргарите. Она ощутила необходимость в ком-то, кто не подбирает слова, чтобы выразить соболезнования, не волнуется, как там Катя со всем справится, не задаёт лишних вопросов. Ей как воздух нужен был ничем не омрачённый позитив и глупости вроде – лимонного цвета лучше брать блузку или кораллового.
– Это не мама, это Воропаев, – шепнул Андрей.
Катя прошла на кухню, снова подумав – ну почему она не чувствует опьянения? И остановилась у окна, вдруг обнаружив в себе нечто новое. Ей нужны положительные эмоции, она не хочет страдать и обвинять себя. А ведь раньше первым делом обвинила бы. Нашла бы нечто – не приехала вовремя, огорошила новостями о замужестве, что-то не доделала, за чем-то не уследила. Источник всех бед – Катя. Как появилась, когда никто этого не хотел, так и потекло. А сейчас думает – врач прав, просто возраст, просто болезни, и никто не вечен. Бабушка же прожила хорошую жизнь. Дед любил её, несмотря на тяжелый характер, и Катя тоже много чем радовала. На подоконнике лежал клубок с воткнутыми в него спицами.
Бабушка даже не начала очередное вязание, только запланировала. Глянув на спицы, Катя отправилась в свою комнату. Распахнула шкаф. Кроме того, что бабушка считала приличным, но Катя теперь понимала – носить это нельзя, – были же и вполне нормальные кофточки.
– Распрощались с ним на каникулы. Не нашёл кое-какие документы. Причём лежащие у него под носом, – сказал Андрей.
– Как ты думаешь, вот этот свитер – его же можно носить? Не на работу, а…
– Кать, раз ты хочешь что-то взять – бери, даже если носить это нельзя. Делай то, что хочешь.
– Я буду долго выбирать.
– Конечно. Давай тут переночуем. А завтра позвоним Федору, и он пригонит машину. Смысл сегодня лезть в такси?
Андрей был прав. Ведь все эти вещи нужно будет разобрать, а соседка сказала, что заберёт ненужное в церковь. И потом – чтобы сдать квартиру, она же должна быть свободна от имущества хозяев? Её можно будет сдать, когда Катя переедет к Андрею.
От Андрея пахло алкоголем с поминок, и наверняка он очень устал, но не показывал этого.
– Вот это я носила в школу. Ненавидела – колючее, – Катя вытащила из шкафа платье. – Нормальный человек давно бы выбросил. Представляешь, я даже не догадывалась выбросить ненужные вещи.
– Зато сейчас ты можешь спокойно подумать и оставить нужное. Мы вот с мамой постоянно переезжали, и я бы сейчас рад был посмотреть на что-то из детства, но ничего не осталось.
– Это в мусор, зачем отдавать в церковь колючее, – решила Катя. И поняла, что придуманное вдруг занятие отвлекает и занимает время.
– Мусорные мешки на кухне? Принесу.
Вернувшись с рулоном мешков, Андрей вдруг сказал:
– Но ты знаешь, иногда, когда я один в кабинете Павла, я чувствую, будто там уже был. И всё, что вокруг – из самого раннего детства. Безусловно, это полный бред. Но я думаю, что не мог бы переехать, не забрав шахматную доску и некоторые книги с полок. Какие-то стоят рядком и совсем не волнуют, а некоторые бросаются в глаза и их хочется взять с собой. Если бы мама приносила меня в тот кабинет грудным младенцем – я бы подумал, что это какая-то образная сверхпамять. Но это было невозможно, и Павел тогда жил в другой квартире, и меня он ни разу не видел, а я не мог видеть его шахматную доску.
– Надо будет её обязательно забрать.
– И захотел переехать я только недавно, – продолжил Андрей. – До того жил в чужом доме, но это было словно нормально, а теперь нет. Определенно это глупости. Чего только в голове у человека не бывает.
– У меня есть версия, – Катя достала желтую пушистую кофточку, одну из тех, что ей искренне нравились. – Только она тоже, возможно, глупая. Вас с Павлом ничего не связывало, ты не жил с ним в детстве. И тебе нужно было это сделать. Как будто пожить с ним. А теперь пора уезжать. И ты уедешь и возьмёшь что-то с собой, как все взрослые дети берут у родителей. Если, конечно, это нормальные родители.
– Я даже не знаю, родитель ли он мне. Эту желтенькую берешь? Бери, ты будешь в ней как цыпленок. И эти… носки какие-то были разноцветные.
– Зачем?
– Я тогда впечатлился.
Была уже глубокая ночь, когда они, обнявшись, уснули на Катином диване. И приснилось Кате, что бабушка как-то оказалась в кабинете Павла и критически там осматривается, а потом говорит – мол, что уж, конечно, в возрасте Андрея все парни – балбесы, но зато отец у него – сразу видно – был человек солидный и правильный. Так что, возможно, и у Кати с Андреем сложится всё получше, чем бабушка предсказывала до того. А под утро приснился и ещё один сон – будто там же, в том же кабинете, стоит коляска, а внутри в желтом цыплячьем конвертике лежит маленькая девочка, и Андрей спрашивает – а как назовём-то? И Катя отвечает: хотела бы назвать дочку Валерией – в честь дедушки. И смотрит на эту маленькую Валерию и думает, что всё-всё теперь поняла. Катя никогда не будет такой, как её собственная мама, а будет она такой, как Маргарита. Мать, что при любых трудностях прижимает ребёнка к себе, а не бросает на других людей.
Конечно, проснувшись, никакого ребёнка Катя не обнаружила, а обнаружила Андрея, уронившего на пол подушку и лежащего на самом краю дивана, так что непонятно, как не упал.
– Доброе утро, – сказала она шёпотом.
И, несмотря ни на что, утро действительно казалось добрым.