Начну с одной истории из Ветхого Завета - пусть она будет своего рода эпиграфом к этим размышлениям:
"И когда прибыл ковчег завета Господня в стан, весь Израиль поднял такой сильный крик, что земля стонала. И услышали Филистимляне шум восклицаний и сказали: отчего такие громкие восклицания в стане Евреев? И узнали, что ковчег Господень прибыл в стан. И устрашились Филистимляне, ибо сказали: Бог тот пришел к ним в стан. И сказали: горе нам! ибо не бывало подобного ни вчера, ни третьего дня; горе нам! кто избавит нас от руки этого сильного Бога? Это — тот Бог, Который поразил Египтян всякими казнями в пустыне; укрепитесь и будьте мужественны, Филистимляне, чтобы вам не быть в порабощении у Евреев, как они у вас в порабощении; будьте мужественны и сразитесь с ними.И сразились Филистимляне, и поражены были Израильтяне, и каждый побежал в шатер свой, и было поражение весьма великое, и пало из Израильтян тридцать тысяч пеших. И ковчег Божий был взят, и два сына Илиевы, Офни и Финеес, умерли" (1 Цар 5:10-11)
***
Хорошо, когда есть хлеб на столе, но ещё лучше, когда ты видишь смысл в происходящем. Особенно это важно в критические моменты общественной жизни - виденье смысла помогает мобилизовать внутренний потенциал и пережить тяжелые времена.
Ситуация войны - яркий тому пример. Для того, чтобы социум выдержал это испытание, нужен доступный нарратив (рассказ, "легенда"), который наделяет смыслом все происходящее. Это - так называемый "боевой нарратив". И мы видим, что все войны письменной эпохи сопровождаются тем или иным "боевым нарративом". Этот нарратив важен и для тех, кто сражается. и для тех, кто трудится в тылу.
Откуда он берется? Его сочиняют каки-то умники в высоких кабинетах? Конечно, в создании боевой легенды всегда есть авторское участие, но не стоит его преувеличивать: боевой нарратив "рождается" в глубине сложных социальных взаимодействий, а специалисты лишь помогают изложить его в наиболее медийном виде, оформляют его в виде разного рода сценариев для конкретного момента (интервью, ток-шоу, митинги, культовые действия и.т.д.).
Что служит основой для "боевого нарратива"? Национальный миф ("град на холме", "колыбель свободы", "народ-победитель", "богоизбранный народ" и.т.д. - примеры у всех на слуху). То есть, по сути, "боевой нарратив" - это ситуативная производная национального мифа, которая показывает, что (1) война неизбежна и (2) космическая справедливость на твоей стороне. Кроме того, этот нарратив должен быть одновременно социально значимым (если он соответствует национальному мифу, то так и будет) и личностно значимым.
Эффективный боевой нарратив - это мощный фактор устойчивости общества, особенно, если что-то идет вопреки первоначальным ожиданиям. Он воодушевляет сражаться "вопреки" и "несмотря на". В свою очередь, эффективный боевой нарратив возможен только на основе эффективного национального мифа. И если социум может предложить сам себе такой "боевой нарратив", то в этом - половина успеха.
Однако, здесь есть проблема: вне кризиса, в периоды благополучия национальный миф стремится к отрыву от реальности. Это неизбежно: в национальном мифе может быть трагическое ядро (в конце-концов, нации рождаются из хаоса борьбы, а не на грядках), но он всегда ориентирован на победу, на преодоление. И это не удивительно: любой миф - это миф тех, кто выжил. Как говорится, "мертвые не потеют"(с). Сказания аутсайдеров - удел антропологов, а не политиков.
Это значит, что в "боевой нарратив", ориентированный на времена неопределенности (если ты, конечно, не собираешься боевой авиацией гонять бармалеев по пустыне) должна всегда вноситься поправка, своего рода "понижающий" коэффицент. То есть, тут не надо про "ген победителей"(с) - про это можно потом, после победы. Тут надо про опасность приключения, которая ожидает героя.
Если представить национальный миф, как некое множество субверсий, то это множество будет иметь разброс по степени оптимистичности . Соответственно, и вариантов "боевого нарратива" тоже много - из них надо выбрать тот, который будет лучше совместим с проблемными вариантами развития событий. На практическом уровне это означает, что в "боевой нарратив" и в рабочую версию национального мифа, предъявляемые в медиа-поле, надо вносить поправки буквально на ходу, чтобы их очередная репрезентация была более эффективной. И начинать надо со "слабых" версий - пусть версия растет вслед за успехами борьбы.
А что будет, если это не сделано? Если из всех вариантов взят самый сильный, самый оптимистичный, в расчете на быструю победу "одним ударом, малой кровью, на чужой территории"? Тогда этот нарратив не выдержит столкновения с реальностью, что неизбежно вызовет сомнения в национальном мифе. Это произойдет даже если в боевые действия не вовлечены широкие народные массы. И противник обязательно постарается расшатать эту трещину своим пропагандистским ломиком, причем врать будет исключительно правдой, благо современные инфотехнологии дают для этого обильный и доступный материал. В приведенном отрывке из 1-й книги Царств хорошо видно, что евреи находились в плену очень радужной версии национального мифа: если с нами Ковчег Завета, то поражение невозможно. Но, эта версия с грохотом разбилась о реальность - враг противопоставил их уверенности такую степень внутренней мобилизации, которая в тот день оказалась для евреев фатальной.
То есть, чтобы быть достаточно эффективными, национальный миф и "боевой нарратив" должны быть динамичными (при условии тождества центральных идей, конечно).
И вот тут есть ещё одна проблема: национальные мифы могут конкурировать друг с другом. А иногда конкурентный миф успешно транслируется в твой социум - тогда возникает соблазн защитить национальный миф законодательно, принуждением. Это дает определенные тактические преимущества, но лишает миф (и, как следствие, производные от него "боевые нарративы") необходимой гибкости, динамики. Грубо говоря, формируется каноничная версия мифа, а остальные рассматриваются как "ересь" - они табуированы для публичной дискуссии и политического применения. То есть, миф, который должен быть динамичным (миф тем и отличается от догмы, что постоянно "перерассказывается", в зависимости от потребностей момента - в нем снова и снова заново расставляются акценты), принудительно ограничивается в динамике. Если же он искусственно сделан ригидным (жестким), то он теряет свой потенциал. И набор "боевых нарративов", которые могут быть сформированы на его основе, тоже получается куцым (есть, конечно, другая крайность - избыточная лабильность мифа, - так, что социуму приходится искать "золотой путь"; но, сейчас речь не об этом).
В этих условиях национальная пропаганда оказывается в ловушке: надо реагировать гибко, а нельзя - можно оказаться "еретиком" со всеми вытекающими последствиями (причем, первыми бросят камень коллеги). В этом случае все официальные медийные посылы превращаются в заклинания, а тут уж сколько не говори "халва", слаще не будет - чем выше у человека потребность в эффективном "боевом нарративе", тем острее он будет чувствовать диссонанс между официальной версией и своими запросами. И тогда лишь вопрос времени, где и у кого он найдет ту версию, что поможет осмыслить и пережить трудные времена. Свято место пусто не бывает. Яркий пример - Первая мировая война. "Боевой нарратив" Российской империи наглухо исчерпал себя к 1916 году и обесценил национальный миф - результат известен.