Я задержалась в Третьяковке допоздна, рассматривая вдумчиво полотна. Внезапно я поняла, что давно одна: оплошность смотрителя или знак судьбы? Я испугалась своего открытия, полная тишина страшила. Казалось, что картины ожили и оживились. Меня провожали надменным взглядом нарядные дамы с портретов, суровые воины с оружием в руках хмурили брови, Луна блистала над рекой во мраке, бушевали бури над полями... Тускнели лампы на моём пути, картины соответственно темнели. Лишь одна была глубокой чёрной дырой и привлекла моё внимание.
Боковым зрением я заметила “Чёрный квадрат” Малевича и остановилась. Картина казалась бархатной, чёрной как агат, загадочной со своими седыми трещинами-кракелюрами, но в ней чувствовалась жизнь. Я никогда не считала её шедевром и не вглядывалась в неё. Но сейчас что-то с ней было не так. В глубине квадрата едва заметно колыхалось что-то живое и пугающее. Вдруг послышался громкий, бессвязный, как у шизофреника шепот. Я дико вскрикнула от страха и упала в обморок.
В квадрате медленно проступало бледное лицо мужчины среднего возраста, со страдальческим выражением, высоким лбом и длинными кудрявыми волосами.
– О, как давно я жду тебя, bellezza*! Первая за столько лет, ты осталась со мной и заметила меня. Наконец у меня появился шанс поговорить с кем-то наедине, откровенно. Очнись. Не бойся. Я “спящая царевна” – а ты “рыцарь”, который пробудил её своим поцелуем. Я не дьявол и не привидение. Я несчастный узник незримой темницы, – услышала я, не приходя в сознание.
– Почти целое столетие я томлюсь в этом чёрном кубе, свернувшись калачиком, перед толпами чуждых мне людей. Я даже выучил русский язык… Моё тело не терпит тесноты. Жилы ноют всё больше и больше. Я закостенел в этой позе, лишь слегка шевеля частями тела, напрягая и расслабляя их. Как бы я хотел умереть и прекратить эти физические и нравственные страдания. Насмешка судьбы – я узнал секрет вечной жизни, чтобы вечно привлекать ценителей живописи к полотну этого преступника-проходимца Малевича! Ха-ха-ха! Открою тебе секрет успеха этого чёртового чёрного квадрата: Малевич умышленно замуровал меня в нём. Il diavolo insidioso**! Ах, да – ты же не знаешь, кто я. Нет, я не джинн, помещенный в бутыль и брошенный в море в наказание, из рассказов Шахерезады, как ты могла бы подумать. Я, конечно, волшебник – но ещё не достиг таких высот. Я граф Алессандро Калиостро! – его голова чуть дернулась, бесславно пытаясь из поникшей стать гордо поднятой, глаза загорелись горделивым огнём, но тут же потухли.
– Да, я нашел способ жить вечно, но гордиться нечем. После бурной и счастливой, творческой жизни, раскрывая свои неисчислимые таланты иллюзиониста, исследователя и создателя магических практик, психолога, среди вельмож и царей, с самой красивой женщиной, которую обожал, талантливой помощницей, я оказался тут как червяк, копошащийся в земле и изредка выползающий на поверхность. Гурман, я не наслаждаюсь изысканными блюдами, к которым привык; я забыл, что такое еда. Могу только с болью вспоминать о чувственных наслаждениях, которые дарят любимые женщины; дышу спёртым воздухом, доставляемым кондиционером, и ни один солнечный луч не заиграет в моих глазах! Ни жив, ни мёртв! – он беззвучно зарыдал, видимо, по привычке.
– Неужели всё в жизни должно быть уравновешено? Или это божье наказание за мои небольшие прегрешения? По-моему, это слишком! Я никого не убил – всего лишь изымал излишки денег, не доводя до бедности. Все мои книги уничтожены! А ведь сколько новых трюков я открыл для человечества! Я один – ходячий цирк, собиравший толпы по всей Европе! Сколько практик по управлению людским сознанием я создал! Самое главное – мог бы сделать бессмертными лучших людей на Земле. Но даже Потёмкин, несмотря на то, что я действительно утроил количество его золота, не поверил собственным глазам и счёл меня мошенником. Никому не нужна правда! Все хотят чувствовать себя выше других. Глупцы, глупцы и невежи! – он взвизгнул, как собачонка, которая боится своего хозяина.
– По ночам меня мучают кошмары. Я заново проживаю самые трагичные моменты своей жизни. Мне страшно просыпаться – моя настоящая реальность ещё хуже, чем моё прошлое. Тревога разрывает моё вечно бьющееся сердце. Я жил без страха смерти – ведь я могу воскресить себя из трупа. Моё сознание не умирает. Но глупость присуща и гениям. Угораздило же меня навестить этого подлеца Малевича, поддавшись из любопытства, как мальчишка, его саморекламе: кажется, вся элита только и говорила о его будущей философско-эзотерической картине. Супрематический квадрат. Да чёрта с два! – глаза Калиостро засверкали молниями, а кракелюры словно затрещали.
– Я настолько проникся его замыслом, что ради шутки предложил ему нарисовать меня внутри квадрата. И он этим воспользовался. Спокойно, без задней мысли я позировал ему. Но он оказался злым, коварным и жестоким колдуном. У него возникла дьявольская идея оживить свой “Чёрный квадрат” моим существованием в ней навечно! Я чувствовал, что он что-то замышляет, но любопытство взяло верх над подозрительностью. Я отдался ему всем своим существом, всем своим духом, целиком. Он с издёвкой нарисовал меня на средней картине – “Дама у фонарного столба”, тихо бормоча своё заклятье, пошутив, что всё равно никто никогда не узнает что дама – это Калиостро, намекая на модный протосупрематический стиль своей живописи. Я с нетерпением ожидал, когда попаду в параллельный мир с помощью его картины. И в мгновение ока оказался – нет, не там! А в чёрном заколдованном кубе, который он нарисовал поверх этой картины! – он глухо застонал, прикрыв глаза и качая головой.
– Не бойся. Я сам боюсь остаться тут навсегда. Я больше не хозяин своей судьбы. Кто я? В кого я превратился? Может быть, я уже привидение? Вы разглядываете меня, ведь я перед вами как на ладони – в своей скрюченной униженной позе. Как я устал на вас смотреть! Только ночью я остаюсь один и размышляю над вечными вопросами – как надо было жить, какие ошибки я совершил, почему лишился счастья? У меня было всё. А теперь ничего – даже простой человеческой жизни: ходить, куда хочется, делать то, что нравится и жить там, где ты счастлив! – он истерически захохотал, а по смертельно бледному лицу cкатилась одна-единственная, как крупная жемчужина, слеза.
– Вы ходите мимо меня толпами. Вы фотографируете меня и восхищаетесь талантом Малевича. Вот что выворачивает меня наизнанку! Мир всегда был несправедлив. Всем правит случайность. Глупцы. Он больше маг и злодей, чем художник. Малевич намалевал квадрат – большая заслуга! Слава его квадрата принадлежит мне. Но я никогда не смогу этого доказать. Разве что … ты ведь поможешь мне отсюда выйти? Ты поможешь…? – в его слышалась мольба и неуверенность.
– Умоляю тебя. Я знаю, ты меня слышишь. Очнись. За столетие, проведенное взаперти, я догадался, как снять заклятье. Всё, что нужно – это прикоснуться моей ладонью к твоей ладони. – И он приложил изнутри свою ладонь к поверхности картины, как если бы это было стекло.
– Поторопись. Я знаю – ты меня слышишь. Через час охранник будет осматривать помещения, найдет тебя и выпроводит, и я опять останусь в плену. Умоляю тебя, очнись! – он помолчал, как бы ожидая ответа.
– O donne! L'astuzia ; il tuo nome!*** Кого я прошу? Всё что интересует вас, женщин, это деньги и тряпки. Нет в вас благородства и силы духа. Вы продаетесь, а потом ненавидите и обманываете своих владык. Зачем? Разве бог не дал вам ума – такого же, как и мужчинам? Дал. Но вы используете его для хитрости и вымогательства. И чем это заканчивается? – он задышал глубоко и прерывисто.
– Lorenza, как мы любили друг друга! Я мог подарить вечную жизнь и тебе. А ты предала меня из мести. Кому от этого стало лучше? Ты умерла, а я одинок как песчинка, которую ветер носит по всему свету, чтобы бросить на чужбине. Я молился день и ночь всем известным мне богам, чтобы хоть кто-то из них смог свершить чудо – выпустить меня отсюда. Но нет. Боги бессильны, чтобы ни говорили о них! Признаюсь, все мои заклинания не помогли – чёртов Малевич оказался сильнее. Но кое-что я придумал – это надо проверить. Мне нужен бескорыстный помощник. – Картина засветилась слабым светом его надежды.
– Вот и ты, bellezza. Ты появилась здесь неспроста. Моё желание сбылось. Годами я фантазировал, представляя, как ты придёшь и спасёшь меня. И вот ты здесь, даже против своего желания. Я могу подарить тебе деньги и славу. Но ты лежишь передо мной бездыханная, а я даже не могу высвободить руку из своей темницы. – Внутри картины что-то суетливо задвигалось.
– Ах, нет, я могу… Какая счастливая случайность, что ты упала так близко от меня!
Картина затряслась так, будто кто-то невидимый пытался сбросить её на пол. И преуспел. Защитное стекло разлетелось на мелкие кусочки.
Я увидела это, когда охранник нашел меня, бессознательную, на полу с раскинутыми руками, и привел в чувство. Мне было жаль возвращаться в эту действительность. В обморочном сне я танцевала на балу в огромном зале, освещённом тысячью свечей, с молодым красавцем, который был в меня влюблён. Я была так счастлива: я знала, что он готов пожертвовать своей жизнью ради меня, я так любила его, мне было так спокойно с ним рядом, так весело. Мы смеялись до слёз, кружась в вальсе. Он звал меня “Лоренца”, а я его – “Алессандро”.
Картина упала на мою распахнутую ладонь средней частью: ладонь до сих пор горит как от ожога. Картина не пострадала. Но когда я пришла на следующий день посмотреть на неё – она была пуста, как глазницы высушенного черепа.
– Калиостро, – шептала я безуспешно, с надеждой вглядываясь в бездонную черноту. – Калиостро! Я хочу жить вечно, я хочу быть вечно молодой!
– Ты не заслужила… Будь смелее. – Послышался шепот сзади.
За моей спиной стоял юный кудрявый красавец с карими печальными глазами.
* - красавица (итал.)
** - коварный дьявол
*** - О женщина! Хитрость твоё имя!