= 4 =
Так Гавриил Данилович познакомился с Отцом Мефодием. Бывало, они по долгу беседовали, спорили и даже иногда ссорились. А ссоры происходили из-за того, что Гаврила рисовал. Вернее сказать, что и как рисовал. Пейзажи, миниатюры или портреты односельчан не вызывали у них особенных споров. Но когда дело доходило до изображения Христа, то тут дискутировали до хрипоты. Мефодий доказывал, что необходимо Иисуса писать строго по иконописи. На что Гаврила возразил, что икон и так достаточно. И потом, в иконах подчёркивается божественное начало, а ведь Иисус – сын Божий. И он человек. Так надо и писать человека.
Шли годы. Много лет. Уже и строй в государстве сменился. Гаврила и Отец Мефодий успели состариться, но дискуссии у них продолжались с прежним задором. Но уже на новой, так сказать, идеологической основе.
Выглядело это приблизительно так. Отец Мефодий приносил иконку и начинал рассказывать, кто этот святой, что за сюжет изображён и каков смысл в символах.
- Вот смотри, - пытался убедить художника Отец, - ведь лик так написан, что понимаешь, что Он – Божий Сын. Черты строги, как и должна быть Вера.
- Всё это правильно, - возражал Гаврила, - но ведь, Он же ходит по земле, помогает людям, общается с Магдалиной, пьёт вино, в конце-то концов. Ничто человеческое Ему не чуждо. Посему и лицо, и фигуры, и позы несколько неестественны. Да и краски тускловатые.
- А зачем на иконе яркая краска? Это же не обёртка конфетки или детские картинки. Гамма должна быть строгой. И контрастной.
- А не слишком ли скучно?
- О какой скуке может быть речь?! Это же Вера! Вера! Ты же сам уверовал!
- Я уверовал, это точно! – усмехнулся Гаврила. – Только я уверовал в какую-то Высшую Силу. Судьбу, что ли. На эту мысль, видишь ли, меня натолкнули размышления после передачи о Евангелии от Иуды.
Отец Мефодий чуть не задохнулся. Он весь надулся, побагровел и выплюнул:
- Окстись! Остановись! Это же ересь! Иуда – предатель!!
- А почему, собственно? И кто постановил, что это Ересь? И, вообще, почему кто-то может устанавливать: что есть ересь, а что нет? – спокойно возразил Гаврила. – Или как у Чехова: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда»? Кстати, а почему православные, католики протестанты существуют. Ведь Иисус один у всех? А в исламе, вообще не Богу, а Пророку поклоняются. И везде - никакого инакомыслия!
- При чём тут инакомыслие? – продолжал кипятиться Мефодий. - И, вообще, те, кто верит или любит, не должен ни о чём думать!
- Ну, да! Слепая Вера! А во что? – уже Гаврила разозлился. – В то, что Иисус искупил грехи человечества? И что Вера зиждется на страхе наказания за грехи? А если бы не наказывали, то можно грешить? А если будешь праведником, то попадешь в рай? Прямо сделка какая-то. А ещё Веру нынче преподносят, - прости, - как халяву. Мол, помолись, попроси, и всё-то тебе исполниться.
- Ну, знаешь, - сконфузился Отец Мефодий, - я же не виноват, что и Веру теперь за баксы продают. Ты прав. Получается так, что священник от Бога проповедь пропускает. Прихожанин даёт деньги, но дальше попа они не идут.
- Всё к тому и шло. - Стал спокойно объяснять Гавриил. – Человек, как я это понимаю, должен верить самостоятельно, в отдельности от других. Ведь каждый верует по-своему. Поэтому, на мой взгляд, совсем не обязательно участвовать в массовых молениях.
- Этак ты меня без работы оставишь, - неожиданно пошутил Отец Мефодий. И продолжил, - а, значит, и без денег.
- Факт, - подтвердил Гаврила. – Церковь приучает к тому, что деньги надо отдавать. Хозяину, государству, той же церкви. Есть Господь - есть господин. Терпи. Господь велел. Потому-то я пишу не иконы, а картины.
- Постой, - прервал его Мефодий, - совсем меня запутал. В что же ты тогда веруешь?
- Я? В Верховную Сущность, сиречь единство Духа и Разума. Людям дана жизнь. Не им дано её у себя отнимать. Но вот Человек преодолевает страх Смерти. Вот тогда Духу становиться тесно в носящем его Теле. Он жаждет освободиться от Плоти. А, значит, нужен кто-то, кто возьмет на себя помощь в таком деле. И совершить грех, но ведь самому убивать не охота. Да и Учитель не хочет, чтобы человек грех на душу брал. Но это уже многократно описано.
Такие вот беседы происходили между двумя умудрёнными мужами.