Если бы Константин Вагинов родился в другое время или хотя бы в другой стране, слава выдающегося поэта и мощного прозаика была бы ему обеспечена. Но он родился в России, в самый апогей Серебряного века на стыке девятнадцатого и двадцатого столетий, когда соотношение классных литераторов на душу населения просто зашкаливало. Поэтому, и мало знаком он современному читателю, и, услышав "интересную", но незнакомую фамилию, акселераты-старшеклассники начинают посмеиваться-покашливать в кулачок. А зря...
Были мы Вагенгеймы, будем Вагиновы
Примерно так формулировал свое прошение в 1915 отец будущего поэта, желая сменить фамилию с немецкими (да и с еврейскими) корнями, на патриотично звучащую и русифицированную. Можно спорить о благозвучии избранной фамилии, но то, что времена тогда были глубоко антинемецкие, даже не обсуждается. Раз уж Петербург в Петроград переименовали, то фамилию-то вмиг узаконили.
Так и стал жандармский ротмистр Константин Вагенгейм - старший Вагиновым, а с ним и все члены семьи тоже новую фамилию получили. Шестнадцатилетний Константин-младший не особо заморачивался на перемене, он уже вошел в мир большой поэзии, увлекаясь Бодлером и пробуя свое перо гимназиста-старшеклассника.
Получалось неплохо, поэтому, поступив на юрфак Петроградского университета, Костя свои литературные опыты продолжил. Но тут загремели оружейные выстрелы вперемешку с залпами "Авроры", и власть в стране переменилась кардинально.
Проститутки, кокаин, Красная армия
Вцепившиеся в штурвал руления огромной страной большевики особо не церемонились, отобрали у семьи все активы, выкинули из огромного семейного дома, а будущего литератора одели в куцую шинельку, отправив воевать на "колчаковские фронты"
В этой мобилизации был и один плюсик, о котором вспоминает Николай Чуковский, друживший с Вагиновым и оставивший о нем добрые воспоминания. Плюсик этот заключался в том, что Константин сумел соскочить с кокаиновой дорожки, ведущей в безымянную могилку на питерском кладбище. В 1918-1919 годах Вагинов уж очень пристрастился к этому делу, по-блоковски "дружил" с проститутками, играл с ними в картишки, жалел их в чайных и домах терпимости, естественно, "замыкая круг" изрядной порцией белого порошка.
Повоевать пришлось Константину недолго, уже в конце 20-го он появляется в Петрограде, отслуживший, беззубый и насквозь тифозный. Однако, сумел оклематься и с новой энергией ринулся в круговорот литературной жизни, которая, все еще бурлила в городе на Неве.
Из подмастерьев в мастера
Тут и Николай Гумилев приметил "подмастерье" Вагинова, зачислив его в свой "Цех поэтов", и Колбасьев с Тихоновым вовлекли его в свою группировку "Островитяне". А дальше просто водоворот. Как вспоминал сам Вагинов, не было, пожалуй, такого объединения поэтов, где бы он ни состоял, не участвовал.
Современники вспоминали его доброжелательный характер, уважительность к товарищам по "поэтической опьяненности" и красивые (но для многих непонятные) стихи.
Вот только одна строка из стихотворения Вагинова начала двадцатых годов
...Стаи белых людей лошадь грызут при луне
Что это - образ, символ или зарисовка с натуры? Ведь не секрет, что маменька поэта (дочка золотопромышленника и городского главы сибирского Енисейска, если что), оставшись при большевиках без средств к существованию, не упускала случая отрезать ногу у павшей в голодном Петрограде лошади, чтобы прокормить семью.
В 21-ом выходит первая книжечка-брошюрка стихов Вагинова "Путешествие в Хаос".
Это пособили друзья-товарищи из объединения "Кольцо поэтов имени К. Фофанова". Так уж получилось, что поэт-тезка, друг и учитель Северянина, заслуженный пьяница и рифмотворец Константин Фофанов, ушедший две пятилетки назад, неожиданно "помог" в старте 22-летнему Вагинову.
Рожденные в стране звериной крови
Конечно, окружающая среда не очень способствовала творчеству и вдохновению. Мы можем только догадываться, как тяжело было ему, получившему отличное образование (и гимназия Гуревича, и время в универе, и Высшие курсы искусствознания, которые он прилежно посещал четыре года) видеть, как умирает его любимый Петербург, в очередной раз сменивший свою городскую "фамилию" во славу ушедшего "вождя".
Зачем родились мы в стране звериной крови,
Где у людей в глазах огромная заря.
Я не люблю зарю. Предпочитаю свист и бурю,
Осенний свист и безнадежный свист.
Тем не менее, середина двадцатых и начало тридцатых весьма плодотворны для Вагинова с точки зрения создания красивых, оригинальных и ни на кого не похожих стихотворений. Поэтическое начало уже нельзя загасить в душе Константина, более того, он активно пробует себя, как прозаик.
Роман "Козлиная песнь" Вагинова - своеобразный панегирик последнему поколению дореволюционной интеллигенции Санкт-Петербурга, пропадающей в новых большевистских реалиях.
Надо было уезжать?
К этому вопросу так или иначе возвращались и обращались все, кто остался в советской России. Зовущий к отъезду голос каждый глушил по-своему. Кто - вином, кто творческим молчанием, кто - смертью по болезни, кто - смертью по обвинительному приговору.
Выбором Вагинова были вино и естественный уход, пусть и после тяжелой формы туберкулеза. Поэт умер в 1934-ом, причем очень вовремя. Как позже станет известно, репрессируют родных, родителей, будет даже раскрыто готовое дело на самого Константина Константиновича.
Только его уже не будет на этом свете. И пытать, и судить, и измываться специально обученным людям будет не над кем.
А стихи.., стихи живут. И очень даже неплохо себя чувствуют. Как и все то, что остается после человека.
Как ворон.
Как камни.
Как бабочка.
Прекрасен, как ворон, стою в вышине,
Выпуклы архаически очи.
Вот ветку прибило, вот труп принесло.
И снова тина и камни.
И, важно ступая, спускаюсь со скал
И в очи свой клюв погружаю.
И чудится мне, что я пью ясный сок,
Что бабочкой переливаюсь.