1. Сэр Артур — человек безусловно ограниченный, как, к примеру, и Марк Твен. Поэтому литература, выходившая из-под его британского пера несёт на себе печать неистребимой банальности. В этом я ещё раз убедился, когда ради фонового радиоразвлечения, чтобы в ночной тиши не вяли уши, прослушал множество его рассказов, как о Шерлоке Холмсе, так и других, уже не детективной тематики.
2. Эта ограниченность предметна.
(1) То есть автора ограничивает предмет, которым он занят в своих многословных, и по-видимости тщательных, описаниях. В самом деле, ничего глубокомысленного и невозможно сыскать в преступлениях, их мотивах или каких-либо приключениях, описываемых автором ради развлечения публики. Страсти или обстоятельства, управляющие людьми преступного мира и их жертвами столь пошлы, столь низменны и наивны, что диву даёшься, знакомясь с их описаниями: зачем люди так живут и зачем это так тщательно описывать?
(2) Что описания скрупулёзные, а писатель что называется реалист, нет сомнений. Об этом свидетельствует неизбежная для этого писателя детерминация его личности викторианской эпохой, в фальшивой морали которой он живёт и нормы каковой морали он добродетельно-ученически излагает в назидание своему читателю.
3. Но эта ограниченность ещё и личностная, то есть идёт от персоны автора. (3) Автором усвоена методичная манера якобы логического описания занимающих его писательское тщеславие событий, когда он самым ничтожным обстоятельствам пытается найти обоснование. И спешит известить об этом своего читателя.
Действительно талантливому художнику этого не требуется, и он даже будет специально избегать таких обоснований. Как говорится…
X
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплён моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идёт незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы лёгкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
XII
Плывёт. Куда ж нам плыть?
А. С. Пушкин. Осень (отрывок), X — XII (1833).
Плод творчества художника свободен, обходится без мелочных детерминаций.
А как у сэра Артура?
«Наконец, я увидел, что они берут лодку и собираются ехать кататься, потому что день был очень жаркий и они, конечно, решили, что на воде будет прохладнее».
А. И. К. Дойл. Картонная коробка (1893).
Прохладнее? Что вы говорите! Да неужто!..
4. И такой «логичностью» пестрят все тексты А. И. К. Дойла. Особенно несносны они в тех многочисленных местах, в которых знаменитый частный сыщик Шерлок Холмс демонстрирует свой не менее знаменитый «метод дедукции» в действии, «во всём блеске» детективных доказательств. Эти, сделанные безапелляционным тоном умственного превосходства, обоснования порой настолько пошлы, а ответное удивление кретина доктора Джона Х. Уотсона настолько искренно, что пребываешь в недоумении буриданова осла, чему первому удивляться: вселенской умственной наглости частного сыщика Шерлока Холмса или космически наивной простоте доктора Джона Х. Уотсона.
Кстати, по поводу «метода дедукции». Дедукция есть выведение. И в логике дедукцией именуется выведение частных следствий из общих посылок. Такие умозаключения являются логически строгими и именуются силлогистическими. Напротив, индукция есть наведение. Индуктивный вывод не может быть логически строгим, он лишь вероятностен. Как раз методом индукции и пользуется Шерлок Холмс. Но частный сыщик настолько необразован, что путает индукцию с дедукцией. Несомненно, это идёт от автора, не от персонажа. Детективу не всё ли равно как назвать свой метод размышлений? Лишь бы он приводил к раскрытию загадок преступления, выявлению, поимке и обвинению преступника.
Ладно что А. И. К. Дойл не любил математику и не показывал в ней успехов в колледже. Но поскольку колледж он всё же закончил, то логику в нём он непременно изучал и держал по ней экзамен. Как же он её изучал, если всю оставшуюся жизнь путал индукцию с дедукцией?
5. В конце концов, останутся только Гомер и Платон, Данте (Дуранте дельи) Алигьери и Иоганн Вольфганг фон Гёте, Александр Сергеевич Пушкин и Николай Васильевич Гоголь, Александр Иванович Герцен и Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, Лев Николаевич Толстой и Фёдор Михайлович Достоевский, Владимир Владимирович Маяковский и Андрей Платонович Платонов (Климентов). А такие, как сэр Артур Игнейшус Конан Дойл, «пройдут яко тени». Хоть и внимательно прослушанные тени. Тени говорят?
2022.07.05.