Пару месяцев назад была невольным слушателем довольно бурного обсуждения проблемы «почему матери обычных детей не позволяют своим деткам играть с особенными». Самая активная участница дискуссии договорилась до того, что нужно обязать всех «нормальных» проводить несколько часов в компании «ненормальных». Чтобы «ненормальным» создать условия социализации и прочего душевного комфорта. Аргумент, как обычно, единственный –
Те, кому повезло иметь здоровых детей, обязаны за это хоть как-то расплачиваться с теми, кому не повезло.
Участвовать в такого уровня обсуждении не хотелось в принципе.
Почему я вдруг вспомнила об услышанном разговоре? А вот почему.
Стоял прекрасный летний день. Я гуляла с внучкой в красивом, удобном, хорошо организованном общественном пространстве. Детская площадка, зеленые лужайки, спортивные игры, многочисленные кафе… Менее чем за час моя внучка-дошкольница три раза взаимодействовала с людьми, имеющими особенности здоровья. Первый раз на детской площадке она весело играла с мальчиком, почти половину лица которого занимало лилово-чёрное родимое пятно. По окончании игры она подбежала ко мне с отчетом: «Я с мальчиком подружилась. Его Алик зовут, он сюда в гости приехал, на эту, на искурсию, с мамой. Но они уже уходят, у них автобус. Вон он, видишь? В полосатой футболке!»
Мы с внучкой обсудили правильное произношение слова «экскурсия». А про себя я отметила, что внучка для идентификации нового друга выбрала его одежду, а не более яркий и явный признак – пятно на лице, про него она даже не спросила, что это и почему.
Затем мы пошли есть мороженое. Перед ларьком была очередь из одного человека. Это был мужчина лет тридцати-сорока. Он был в шортах. Длинных, за колено. Но всем вокруг было прекрасно видно, что у него протез левой ноги. Металлический, можно сказать, красивый своей технологичностью. Мы стояли прямо за ним, но искусственная нога не привлекла никакого внимания ребёнка. «Я за дядей заняла очередь» - обстоятельно уведомила меня внучка. И принялась выбирать мороженое.
Через несколько минут мы уже сидели за столиком, обсуждали суетящихся воробьев, цветы и деревья. Настроение было прекрасное. Но вдруг выражение лица внучки резко изменилось. «Там дядя, он на меня смотрит, у него глаза странные. Я его боюсь». Подумав о нехорошем, я обернулась.
За соседний столик сели женщина с особенным ребёнком. Ребёнок выглядел действительно «дядей». Он лез рукой в бумажный стаканчик с мороженым и облизывал пальцы. Мать отодвигала стаканчик подальше и пыталась накормить ребёнка с ложечки, но «дядя-малыш» продолжал свою весёлую игру. А в процессе он действительно смотрел в сторону моей внучки. И я, пожилой человек, поймав его взгляд, тоже испытала физический дискомфорт. Предложила внучке поменяться местами.
Когда «малыш» после очередного шлепка по мороженому увидел вместо белокурого ангелочка старую грымзу – он закричал. А его мама тут же обратилась ко мне –
Ой, а пересядьте обратно, пожалуйста. Ему на вашу девочку смотреть хочется.
Я сдержалась от негодующего комментария типа «моя девочка не обезьянка в зоопарке, чтобы на неё смотреть». Ничего не ответив, я предложила внучке уйти и доесть мороженое на ходу. «Да, давай уйдем. А то этот дядя на меня зло думает». Мы ушли под громкие крики обиженного «дяди-малыша».
Краткое резюме ситуации. Моя внучка абсолютно никак не отреагировала на физические особенности окружающих людей. Любая внешность при адекватном поведении не явилась препятствием для общения, игры, социального взаимодействия. А вот ментальные особенности «дяди-малыша», выраженные даже не инфантильной игрой с едой, а самим взглядом «чужого» - напугали и огорчили внучку. Взаимодействие «условно нормальных» детей с детьми-инвалидами должно выстраиваться очень грамотно и бережно по отношению именно к «нормальным» детям. Чтобы сберечь их психическое здоровье.
Я искренне сочувствую трудностям матери, которая столкнулась с выращиванием особенного ребёнка.
Но мой ребёнок – это не наглядное пособие, и не игрушка для развлечения кого-либо, даже несчастного ребёнка-инвалида.
Извините уж.