Массовое разграбление курганов началось с переселением на эти земли русских крестьян. Их главным занятием были торговля мехами и землепашество. Но многие из переселенцев, в летнее время, стали разрывать курганы в поисках золотых и серебряных изделий, о наличии которых также ходили мифы.
Переселенцам не было известно, что древние племена умели прокатывать золото в очень тоненькие листы, что именно этими листочками обтягивали бронзовые, деревянные и даже глиняные изделия. Вещи становились парадными, приобретали сакральный смысл. Для современного же человека такое золото ценности не имело. Поэтому к середине XIX в. «мода» на ограбление могил резко пошла на убыль и, возможно, прекратилась бы вовсе, если бы коллекционеры, а затем возникшие музеи не стали скупать древние вещи. Охота за могильным золотом сменилась охотой за бронзой. Особенно хорошо скупались бронзовые изделия, украшенные литыми фигурками горных козлов и баранов, кабанов, птиц, а также отдельные фигурки оленей или лосей.
Все эти вещи копатели находили в могилах, на дне которых, как правило, стояли бревенчатые срубы, схожие с избами: с дощатым по лом и потолком. А в срубах, чаще всего, обнаруживалось от двадцати и более лежащих рядами человеческих скелетов.
Среди профессиональных грабителей, какими являлись «бугровщики», встречались люди как наблюдательные, так и наделённые фантазией. Первые по положению скелетов видели, что люди захоронены в один приём. От других же распространился слух, что покойники сами себя захоронили заживо. Противники русского самодержавия использовали этот слух и превратили его в политическую легенду, известную под названием «Легенда о белой берёзе.» В ней коренное (чудское) население предпочло умереть, чем зависеть от Русского (Белого) царя.
В своей поэме «Минусинский край» ссыльный А.К. Кузьмин излагает эту легенду под названием «Песня татарского Башлыка о чудских могилах, находящихся в Минусинском округе». Сначала автор поясняет содержание песни:
«Пою как чудные народы
Живые в землю погреблись
Не пережив своей свободы;
За что и Чудью назвались».
«Они на нашем месте жили,
Где льётся светлый Абакан,
Стада огромные водили
И крепкий делали айран.
Как ясный день - всегда счастливы,
Согласны как стремленье волн,
Как ветер веселы, игривы,
Покойны как в залuве чeлн.
У них был лов обильный белки
И всяких множества зверей:
Лисиц руками брали девки
И били палкой соболей».
Затем поэт указывает на внезапно наступившие перемены.
«Но время скользко:
в крепком муже слабеют силы день от дня,
Уступит лето мрачной стуже,
Согнётся шея у коня.
Три года звери не ловились,
Три года не росла трава.
И вдруг среди степи явились
С корою белого древа»
И дальше в своей поэме Кузьмин объясняет про белую березу
«Собрались вещие шаманы,
Чтоб тайну древ тех разгадать.
Гремят их звучные тимпаны
И старший начал прорицать.
О горе! Горе от берёзы! Народ! Я в будущее зрю:
Оно предсказывает слёзы,
Подданство Белому Царю».
Далее следует предложение шамана о том, что «лучше своей волью умереть, чем окончить жизнь невольно», и как именно следует умереть:
Живым себе могилы рыть.
С землей и камнем учредить.
Друзья! Нам должно по-геройски
И над могилами подмостки
Нам должно каждому с семьёй,
В могилу лечь и дружно в раз
Обрушить помост над собою
- И мать земля сокроет нас».
И каков же результат их совета?
«Умолк шаман, единогласно
Все приняли его совет.
Свершилось зрелище ужасно!
И лишь могилы Чуди след».
Нет сомнения в том, что никакие коренные народы Хакасии к рождению легенды о белой березе отношения не имеют. Они курганов не раскапывали, считая их могилами предков, и не могли знать, что в них содержится. Да и обычай хоронить сообща в одной могиле многих людей возник здесь на две тысячи лет раньше момента присоединения Сибири к России; он прекратился за тысячу лет до этого факта.
Берёзовые рощи в Хакасии росли всегда. Уже 40-50 веков береза здесь используется для изготовления самой различной хозяйственной утвари. По-видимому, эту легенду сочинили русские казаки, а вероятнее всего, сами расхитители могил. Именно поэтому легенда, а не только её поэтическое изложение, интересна для археологов как первое и самое неожиданное объяснение массового появления в древности коллективных могил.