IХ

Средиземное море,

Нейтральные воды,

близ побережья Франции.

- С «Корнилова» пишут: «С «Орландо» требуют остановиться и спустить флаг. Иначе грозят открыть огонь». – отрапортовал сигнальный кондуктор. Никонов поднял к глазам бинокль. Британского корабля не было видно – он прятался за пеленой дыма из труб идущего мателотом «Адмирала Корнилова», и на крейсере приходилось каждый раз репетовать полученные сообщения.

- Однако же, господа… - Никонов удивлённо покачал головой. – Подобные требования уместны во время войны. Не на грани, ни в полушаге – нет, когда ноты уже вручены, орудия заряжены и в редакциях газет спешно верстают экстренные номера. Может, я что-то упустил?

Олег Иванович пожал плечами. Что тут скажешь? Требования "просвещенных мореплавателей» не лезут ни в какие ворота. Иван и Николка, поднявшиеся вместе с ним по приглашению кавторанга на мостик, молчали. Не подобает гардемаринам открывать рот, пока командир корабля не высказал своё мнение. Тем более, когда эти самые гардемарины даже не числятся в списках экипажа…

Над головами раздался электрический треск, запахло озоном. Олег Иванович вскинул голову – в проволоках корабельной антенны проскакивали бледно-лиловые искры.

Издали, со стороны кормы докатился далёкий гром. Иван вздрогнул - ему уже приходилось слышать голос тяжёлых морских орудий - и не только на учениях…

- С «Корнилова» пишут: «Орландо» дал предупредительный,– снова подал голос сигнальщик. – Под корму, недолёт пять!

Иван переглянулся с другом. Отсюда всплеска от падения снаряда, конечно, не разглядеть, но и без того всё ясно. «Недолёт три» - это значит, что главный калибр британского крейсера не добросил снаряд на три кабельтова до русского крейсера, причём взял точный прицел по горизонту. Для первого выстрела, к тому же, на такой дистанции – очень недурной результат. Сейчас канониры подкрутят свои штурвальчики, и следующий снаряд вполне может лечь уже близким накрытием.

Выходит, англичанам мало грозных предупреждений, и они решились открыть огонь? Конечно, нечто подобное уже случалось – в прошлом году, в тёплых водах Гвинейского залива, когда русский клипер «Разбойник» и канонерка «Кореец» вступили в бой с британским «Комюсом». Но то на краю земли, у диких африканских берегов, а не в паре миль от территориальных вод Франции! Вон сколько парусов и дымков пароходов на лазурной глади Средиземного моря - к вечеру о перестрелке прознают газетчики, и разразится международный скандал.

«…англичанам на это, похоже, плевать. Значит - война?..»

- Господин каперанг, Сергей Александрович! Срочно, из Адмиралтейства! Я передал подтверждение приёма, согласно инструкции…

На мостик торопливо карабкался мичман-радист. Лицо напряжённое, тревожное, в руке – листок бумаги, исписанный торопливым почерком.

Никонов взял бумажку, прочёл – Иван увидел, как исказилось его лицо.

- Ну вот, судари мои, дождались у моря погоды! - пальцы командира «Змея Горыныча» нервно комкали бланк радиограммы. – Господа из-под шпица официально уведомляют нас, что с сегодняшнего утра Российская Империя и Великобритания официально находятся в состоянии войны. Любые корабли и суда, следующими под британскими торговыми или военными флагами рассматриваются, как законные объекты для нападения. В связи с этим…

Ещё один пушечный гром долетел со стороны кормы. Никонов прервал фразу на полуслове и вскинул бинокль.

- С «Корнилова» пишут: «Орландо» ведёт огонь по крейсеру! – снова закричал сигнальщик. - Спрашивают – можно ли отвечать?

- Пиши: «отвечать на огонь». – коротко бросил Никонов и повернулся к старшему офицеру. - Константин Игнатьич, боевая тревога! Мы принимаем бой.

Иван при этих словах подался вперёд; пальцы Николки вцепились в рукав товарища, костяшки побелели. А корабельный горн уже выводил тревожную трель, и ему вторили серебряные боцманские дудки и колокола громкого боя:

«Наступил нынче час,

Когда каждый из нас

Должен честно свой выполнить долг...

Долг!

До-олг!

До-о-олг!»

Набежавшие номера срывали парусиновые чехлы с оружий, вытаскивали деревянные обшитые кожей, пробки со стволов, расшпиливали укрытые от сырости кранцы первых выстрелов. Дрогнули, поползли по горизонту, выискивая невидимую цель шестидюймовки; с лязгом встали на место жестяные обоймы к револьверным "Гочкисам" - в них тускло блестели медные гильзы сорокасемимиллиметровых унитаров. По кораблю прокатилась волна лязга и скрежета: задраивали люки и крышки иллюминаторов. «Змей Горыныч» на глазах обретал строгий, торжественный предбоевой порядок, и только двум гардемаринам не нашлось в нём подобающего места.

- Господин капитан второго ранга! – Иван высвободил рукав из пальцев приятеля и встал смирно; Николка после крошечной, не больше секунды заминки, последовал его примеру. Оба юноши мучительно переживали тот обидный факт, что в этом царстве военного металла и неумолимой флотской целесообразности они одни облачены в жалкие гражданские обноски. Олег Иванович и прочие пассажиры не в счёт - они штатские и происходящее на корабле касательства до них не имеет…

- Господин капитан второго ранга! – повторил Иван. Голос его звенел от напряжения. – Прошу вас указать нам с гардемарином Овчинниковым места, где мы могли бы принести посильную пользу. Желаем принять участие в бою - присягу мы принимали, имеем необходимую подготовку и даже некоторый боевой опыт.

Ели у Никонова и мелькнула мысль отправить забывших о дисциплине юнцов в низы корабля, дожидаться вместе с прочими пассажирами исхода боя – то он быстро её подавил.

- Вы, молодые люди, кажется, дружите с передовой техникой? – спросил он. – Я имею в виду ту, что хм… опережает время.

Иван и Николка одновременно кивнули. Вопрос понятен: «Змей Горыныч», как ни один корабль Российского Императорского флота, напичкан техническими новинками – в том числе и созданными с помощью гостей из будущего.

- Дело в том, что наш радист, мичман Солоухин, ещё не вполне освоился с оборудованием - радиостанция у него на этой неделе трижды барахлила, а именно сейчас надёжная связь для нас жизненно необходима. Не мог бы один из вас…

- Я готов, господин каперанг! – вскинулся Николка. – Судовые рации знаю хорошо и даже принимал участие в их разработке в спецлаборатории Д.О.П.а!

- Вот и славно. – кивнул Никонов. – С вами, стало быть, определились. Теперь вы, гардемарин…

- Позвольте отправиться в распоряжение мичмана Романова! – торопливо заговорил Иван. – С воздухоплавательным оборудованием знаком, Жора.. мичман Романов сам мне всё показывал. Даже поднимался с ним раза два и управлял аппаратом!

Так оно и было: одну из редких увольнительных, полученных во время обучения на Елагиных курсах, Иван потратил на визит на Охтинскую воздухоплавательную верфь, где цесаревич, только-только получивший мичманские погоны, устроил для приятеля экскурсию с воздушной прогулкой до Кронштадта и обратно.

- Что ж, не возражаю. – кивнул Никонов. – Георгий Александрович сейчас в экстренном порядке поднимает оба аппарата, грамотный помощник ему не помещает. Идите. Только сперва…

Он с лёгкой брезгливостью оглядел одежду двоих друзей.

- Ступайте к баталёру, скажите, чтобы выдал вам матросские робы и рабочие штаны с башмаками и бескозырками. Нормально обмундируетесь позже, а сейчас - право слово, смотреть противно!

***

Из дневника гардемарина

Ивана Семёнова.

«..Руководитель полётов взмахнул флажками, матрос у борта отрепетил сигнал. «Движок на реверс!» - крикнул Георгий, перекрывая мотоциклетный треск. Сильный толчок, арборитовая гондола мелко завибрировала, причальная мачта неторопливо поплыла вперёд. Я обернулся – за кормой шевельнулся перепончатый плавник руля направления, округлый нос корабля покатился вправо. Цесаревич перекинул рычаг реверса, и теперь все сорок лошадиных сил, заключённых в моторе, толкали нас вперёд. Ещё несколько секунд – и дирижабль, выписав на высоте ста футов змейку, встал в параллель со «Змеем Горынычем». Цесаревич прибавил оборотов, и судно поплыло назад. Я помахал рукой матросам, размахивающим своими бескозырками с полубака, и через Жорино плечо бросил взгляд на приборную доску. Скорость – двадцать два узла, высота… обороты… температура масла… порядок!

Явившись в ангар, я первым делом разыскал Георгия и категорически потребовал включить меня в экипаж «Тавриды». Аргументы у меня были, и железобетонные: опыт полётов, пусть и небольшой, и навык в использовании портативного радиопередатчика. На дирижабле была установлена рация, «местного» производства, на ней работал штурман - но для верности Георгий прихватил и более продвинутый гаджет. К тому же я неплохо умею стрелять из пулемёта, с чем у штурмана, мичмана по его собственному признанию, сложности. Хотя я этого, честно говоря, не заметил – во время штурма Монсегюра штурман справился с задачей огневой поддержки на пять баллов.

Цесаревич согласился сразу. Веса во мне неполных шестьдесят кило плюс пулемёт; топлива мы взяли на борт половину от обычного запаса, и даже с учётом трёх «ФАБ-50» (ещё одно местное изделие, унаследовавшее название из других времён) подвешенных на бомбодержателях под арборитовым, усиленным продольными стальными полосами, днищем гондолы, корабль всё равно шёл с заметным недогрузом. Мичман Кухарев, штурман Георгия, так же не отличался медвежьими габаритами, так что я с чистой совестью закинул в кокпит три дополнительные коробки с пулемётными лентами. Георгий, увидев это, одобрительно хмыкнул. Похоже, и четверти часа не пройдёт, как мы получим случай расстрелять всё до последнего патрона.

Я сидел за спиной Георгия. Пулемёт был пристроен на особом кронштейне с зажимом – по одному такому стояло на каждом борту, чтобы можно было вести огонь в обе стороны. Ещё один «ТПУ» стоял на носовой турели, у штурмана. Но сейчас мичману было не до пулемёта – он скрючился в три погибели, колдуя с верньерами бортовой радиостанции. Я потянул из нагрудного кармана лётного комбинезона (спасибо Георгию, позаботился о друге!) рацию, но штурман уже обернулся к цесаревичу и торопливо говорил что-то, неслышное за треском мотора.

Я перегнулся через борт и навёл бинокль на английский крейсер. С высоты полторы тысячи футов было заметно, что «Орландо» уверенно нагоняет наш ордер. Баковое орудие с регулярностью примерно один выстрел в минуту выбрасывает столбы кордитного дыма в сторону «Корнилова». Звуки выстрелов не слышны, а вот всплески от падений снарядов различаются превосходно. Пока они ложатся с приличным разбросом – дистанция больше четырёх миль, а «Корнилов» время от времени выписывает коордонаты, сбивая вражеским канонирам прицел. Но скоро дистанция сократится, англичане пристреляются – и тогда крейсеру защищённому лишь двухдюймовой броневой палубой, придётся туго.

Я перевёл бинокль на «Горыныча». Корабль резко прибавил ход, о чём свидетельствовал выросший чуть ли не вдвое бурун у форштевня, и теперь уходит вперёд. Но скоро ему придётся сбросить обороты, чтобы выпустить «Новороссию», которая сейчас готовится к вылету в ангаре. А дальше у Никонова будут варианты: занять место в ордере вместе с «Корниловым», или, пользуясь лишним узлом скорости, попробовать поставить британский крейсер в два огня. Конечно, «Орландо» защищён весьма солидно для своего класса: компаундная десятидюймовая броня на броневом поясе, почти вдвое больше на траверзах, броневая палуба до двух дюймов, - но бронебойные шестидюймовые снаряды русского главного калибра способны и ему доставить кучу проблем.

Георгий выслушал Кухарева, кивнул и обернулся ко мне.

- С «Горыныча» заметили дымы на зюйд-весте. Никонов считает, это подходит Дубасов со своими крейсерами. Связи у них нет, какие то помехи, пёс их знает… Просит слетать, проверить – если это действительно наши, то вместе с «Корниловым» они раскатают просвещённых мореплавателей, как Бог черепаху!

Проверка не затянулась. Георгий поставил рули высоты на всплытие, и «Таврида» послушно, хотя и неторопливо пошла вверх. С высоты в четыре тысячи футов я отчётливо различал в бинокль знакомые силуэты: головным в ордере «Владимир Мономах», следом режет волну элегантная, словно чайный клипер, «Рында». Но в отличие от «инцидента» в Гвинейском заливе, сейчас у нас не имелось туза в рукаве в виде всевидящей «Фуруны»; оценить скорость крейсеров я не мог даже приблизительно, и лишь густой дым, валящий из труб «Рынды» подсказывал, что корвет развивает четырнадцать узлов, на пределе возможностей своих машин с их неполными тремя тысячами индикаторных сил. Не слишком впечатляюще для корабля, спущенного на воду всего четыре года назад, особенно на фоне «Орландо», который, будучи младше всего на полтора года, выдаёт парадные восемнадцать с половиной узлов. Но, что маемо, то маемо, как говорят в Малороссии, которую мои современники по странному капризу называют Украиной…

Но скорость британской посудине уже не поможет. Ещё немного – и «Орладно» окажется зажат между нашими крейсерами, как котлета между половинками булочек гамбургера - и тогда уже не вырваться, несмотря на преимущество в скорости.

Пока штурман отстукивал ключом эту обнадёживающую новость, пока принимал подтверждение с «Горыныча», я принялся оглядывать горизонт. И – обнаружил далеко за кормой русских крейсеров ещё два дымных шлейфа. Самих кораблей видно не было, но, судя по густоте и размерам, это были военные корабли, идущие полным ходом. О своём открытии я незамедлительно сообщил Георгию; тот поднял к глазам бинокль, задумался примерно на полминуты – после чего скомандовал поворот. «Надо проверить, кто там увязался за Дубасовым. – сказал он, и приказал Кухареву срочно отбить депешу на флагман и на «Горыныч». После этого я связался по карманной рации с «Новороссией» - она ползла на трёх тысячах футов на траверзе «Орландо», и с крейсера вяло постреливали в её сторону. Никакой угрозы этот зенитный огонь не представлял – револьверные пушки, имеющиеся у англичан, не имели достаточных углов возвышения, а что касается винтовок, то на такой дистанции о них можно не беспокоиться.

Я передал распоряжение Георгия: «корректировать стрельбу с «Корнилова» и «Горыныча». Оба наших корабля уже описали широкую дугу и двигались навстречу «Орландо». Вот на головном «Корнилове» неслышно бабахнула баковая шестидюймовка, и снаряд поднял белопенный столб примерно в двух кабельтовых на скуле британского крейсера. Я представил, как штурман в гондоле «Новороссии» сейчас торопливо прикидывает дистанцию недолёта, отклонение по горизонту, оценивает, хотя бы приблизительно, скорость британца – и отстукивает эти бесценные сведения на «Горыныч». Что ж, господа лимонники, приготовьтесь испробовать на себе кое-какие наши новинки в плане морской тактики. Надеюсь, вам понравится.

…сюрприз получился, да ещё какой! С зюйд-веста, следом за крейсерами Дубасова подходили сразу две посудины Роял Нэви. Головным - старый броненосец «Инфлексибл» (старый-то он, может и старый, но броня солидная, не говоря уже о чудовищных башенных шестнадцатидюймовках). Второе судно я поначалу принял за нашего старого знакомца, «Комюс» или один из его систершипов – «Клеопатру» или «Кэрифорт» которые, если верить английской прессе и сводкам нашего военно-морского атташе в Лондоне, тоже несли службу на Мальте, в составе Средиземноморской эскадры вице-адмирала Хоскинса. Но когда «Таврида» приблизилась к британскому ордеру, и я смог хорошенько его разглядеть оба корабля, то понял, что ошибся. В кильватере «Инфлексибла» шёл прямой потомок «Комюса», бронепалубный «Амфион», вступивший в строй всего два года назад, и во всём превосходящий своего предшественника.

Георгий, оценив ситуацию, совсем не по аристократически выматерился. Место скромного гамбургера занял куда более солидный «Биг Мак» с разрезанной натрое булочкой и двумя котлетами, в роли которых выступали сейчас крейсера Дубасова - это не считая прочей начинки в виде двух дирижаблей. Ловушка захлопнулась, и теперь у русского отряда единственный выход: принимать бой с сильнейшим противником.

Но это не страшно. Нам, первым военным воздухоплавателям Флота Российского есть, что добавить в этот расклад…»