– Стой! Не ходи туда, – заорала я. – Не надо мне никаких цветов, выходи, ты же утонешь!
Я ничего не могла сделать. Бегала по берегу и плакала…
… Мы с родителями в тот день были у бабушки (у маминой мамы). Жила она в небольшой деревне, недалеко от нашего села. У неё был огромный участок, часть которого она отдала нам под засев картошкой. В тот день мы пришли к бабушке окучивать вылезшие из-под земли кустики. Ну и заодно собрать с них колорадских жуков. Пока родители ходили с тяпкой, я – с баночкой, наполненной водой, скидывала туда мерзкие морщинистые красные личинки (до сих пор вспоминаю их с отвращением, сколько их пришлось пособирать в детстве!)
Примерно на середине поля мы решили перекусить. Зашли в дом, покушали. А потом папа предложил махнуть за бабушкин участок. Вообще с лицевой части парадных ворот дома протекала река Кильмезь. А если обойти дом и с задней стороны идти вперёд до конца забора, то доходишь до небольшой калитки. А за ней располагался маленький прудик, который уже оболотился сильно, вода там покрыта ряской. Но самое прекрасное, что там мы нашли, это белые кувшинки.
– Какие красивые цветочки! – захлопала в ладоши я. – Первый раз такие вижу.
– Это водяные лилии, – сказал папа. – Так в народе называют белые кувшинки.
Вообще папа – это всегда ходячая энциклопедия. Он всегда много читал, а в детстве мне казалось, что он знал абсолютно все, что бы я не спросила. Вот даже сейчас, когда он лежит в больнице, я ему рассказываю, что побывала в Твери. А он мне начал рассказывать про то, что Тверь древнее Москвы и когда-то эти два города «спорили» за звание быть столицей.
– Хочешь сорву!
– А можно?
– Сейчас попробую!
И тут же сделал шаг в сторону плотно зелёной массы (ряски). Потом второй, третий и неожиданно провалился аж по пояс.
– Стой! Не ходи туда, – заорала я. – Не надо мне никаких цветов, выходи, ты же утонешь!
А я как раз недавно смотрела какой-то военный фильм и про то, как герои этого фильма, переходили через топкие болота. Это я уже во взрослом возрасте понимаю, что это был не тот тип болота, это больше был прудик и не с таким вязким дном. Но в тот момент мне было страшно. Я бы при всем своём желании не смогла папе помочь.
– Я же обещал тебе лилии сорвать! Эх, знал бы, захватил бы себе огромные сапоги, которые я беру на рыбалку, – и пошёл дальше.
Я, конечно, в слёзы. А он так же почти по пояс в болоте, ухватился за плотный стебель кувшинки, еле оторвал. Потом за второй, третий… И возвращался на берег уже с пятью красивыми белыми цветами. С него ручьём стекала вода, а все брюки и низ рубахи были в мелких зелёных кругляшках – это ряска, прилипшая к нему.
В итоге я возвращалась во двор со слезами на глазах и с охапкой кувшинок. Папа похож был на водяного. Весь мокрый, с хлюпающей водой в калошах и зелёный от ряски.
Бабушка дала мне алюминиевый тазик, куда я поместила водяные лилии. В вазу их не поставить, у них гибкие стебельки. И дома я их потом тоже разместила в таз с водой. Они прожили около недели, а потом завяли. Но мне кажется, что во мне они до сих пор живые и цветут и наполняют мою душу тёплом и светом.
Если честно, не бывает такого, что я ношу в себе постоянно такие истории. Но недавно в Твери я увидела на реке похожие цветы (я на самом деле уже загуглила, это кубышки и они жёлтенькие были). И для меня это сработало, как триггер. Я тут же вспомнила папу, болото и прекрасные белые кувшинки.
И сейчас у меня примерно такие же чувства. Папа в болоте, где болото – болезнь, тянется за цветами – здоровьем, а я ничего не могу сделать. Только бегаю и плачу на берегу.
Пожалуйста, Господи, пусть папа выздоравливает!