Чехов после ряда лет сотрудничества с Художественным театром написал:
"Современный театр – это сыпь, дурная болезнь городов. Надо гнать эту болезнь метлой. Вы станете спорить со мной и говорить старую фразу: театр – школа, он воспитывает и прочее. А я вам скажу то, что вижу: теперешний театр не выше толпы, а, наоборот, жизнь толпы выше и умнее театра"...
В этой реплике – затаенная обида на актеров Художественного театра, вызванная их непониманием, как казалось Чехову, его драматургии.
Из воспоминаний Немировича-Данченко: "В театре читали пьесу "Три сестры" в присутствии Чехова. Он нервничал, боролся со смущением и несколько раз повторял: я же водевиль написал. Впоследствии он то же будет говорить и про "Вишневый сад", что он написал водевиль. В конце концов, мы так и не поняли, почему он называет пьесу водевилем, когда "Три сестры" и в рукописи называлась драмой.
Когда актеры, прослушав пьесу, спрашивали у него разъяснений, Чехов, по обыкновению, отвечал фразами, очень мало объяснявшими: "Андрей в этой сцене в туфлях" или "Здесь он просто посвистывает"...
Тут Немирович-Данченко, по-моему, неправ говоря, что фразы Чехова мало что объясняют. Если взглянуть на "Три сестры" как на водевиль, всё встает на свои места. Чехова, как это и принято в водевилях, больше интересует внешняя сторона действия, лихость закрутки сюжета и правдивость бытовых деталей.
Вспоминает Станиславский: "Чехов искренне убежден, что написал веселую комедию, почти водевиль. А все плакали слушая ее. Это заставило Чехова думать, что пьеса провалилась".
А вот еще – об облике дяди Вани. "Послушайте, — горячился Антон Павлович, — ведь в пьесе всё сказано.
Мы заглянули в подлинник, но никаких указаний не нашли, если не считать нескольких слов о шелковом галстуке, который носил дядя Ваня.
"Вот, вот же! Всё же написано", — убеждал нас Чехов.
"Что написано? — недоумевали мы. — Шелковый галстук?"
Чехов любил режиссировать, но все его замечания были очень краткие и касались мелочей.
Как надо играть Лопахина? Чехов отвечает: "В желтых ботинках".
И еще он сказал актеру, игравшему Лопахина: зачем вы так громко и крикливо разговариваете? Лопахин – богач, а богачи не кричат.
Муратова, игравшая Шарлотту, спрашивает Антона Павловича, можно ли ей надеть зеленый галстук.
— Можно, но не нужно, — отвечает автор. Кто-то спрашивает, как надо сыграть такую-то роль. "Хорошо", — последовал ответ...
Чехов – блестящий мистификатор, мастер фарса. Его юмористические рассказы – блестящий образец того, как рассказываемая мелодраматическая бытовая история превращается в фарс, и наоборот. Поэтому прочтение "Трех сестер" как водевиля имеет право на жизнь. Чехов это понимал...