Любви закрылась клетка,
И чара неземная
Стеснила грудь поэта.
Как мастер, что нередко
Рисует, вспоминая
Увиденное где-то,
Так линией незримой
Я лик боготворимый
Нанес на сердце это.
Твой лик в груди ношу я,
Но никому не выдам
Его любовной власти.
Душа кипит, бушуя,
Брожу с понурым видом
И даже малой части
Страданий не открою:
Стыжусь взглянуть порою
В глаза желанной страсти.
Томим сердечной мукой,
Рисую облик чистый
Не красками, не лаком…
Истерзанный разлукой,
Смотрю на лик лучистый,
Владычащий над мраком:
Так, веруя в спасены,
Провидим воскресенье
Мы по неявным знакам.
Я сердцем пламенею
И, точно в лихорадке,
Сбиваю пламя стужей.
О боль! Как быть мне с нею? —
На миг упрячу краткий —
И вновь она снаружи!
Тебя увидеть рядом
И не ответить взглядом —
О, есть ли пытка хуже!
Столкнемся мы случайно —
Я отвернусь, вздыхая,
Как будто не заметил.
Слезами душит тайна,
Гнетет тоска глухая,
И день уже не светел.
Я оттого тоскую,
Что красоту такую
Себе на горе встретил.
Я вновь собрался с духом
И возношу покорно
Хвалу прекрасной донне.
Не верь обидным слухам,
Что речь моя притворна, —
Я весь как на ладони!
Чего язык не скажет,
Мой скорбный вид покажет:
Страданья нет бездонней!
Ступай же, канцонетта,
К жене златоволосой
По песенным дорогам!
С цветами в час рассвета
Ей гимн звонкоголосый
Исполни новым слогом:
«О дивная картина! —
Нотарий, сын Лентино,
Тебе ниспослан Богом!»
Джакомо (Якопо) да Лентини
