Севастополь. Михайловская батарея
Когда мы в 2005 году планировали свою первую поездку в Севастополь, собирая в Интернете информацию о том, что ещё сохранилось от легендарного города-крепости, пережившего страшнейшие бомбардировки обеих оборон, то, конечно же, не могли не запланировать посещение Михайловской и Константиновской казематированных батарей. Единственных, построенных ещё до Крымской войны и сохранивших свой первоначальный облик. Тогда мы ещё не представляли насколько Севастополь состоит из заборов и колючей проволоки. Оказалось, что батареи поделены между двумя флотами: на территории Константиновского базировалась часть ВМФ РФ, а Михайловский форт принадлежал ВМСУ. Наверняка были лазейки и возможности, но мы их не знали, поэтому первое знакомство состоялось издалека. Неудивительно, что когда летом 2010 года мы узнали об открытии музея в Михайловской батарее, то сразу загорелся желанием его посетить. Правда, зимой попытка попасть в музей не удалась – он работал по сокращённому графику, и мы в спешке коротких каникул просто туда не успевали. Поэтому, планируя летнюю поездку, на музей мы запланировали целый отдельный день, чтобы вместе с нашими друзьями, забыв о курортной суете, погрузиться в прошлое легендарного города…
Итак. На северной стороне Севастопольской бухты, прямо напротив исторического центра города, находится Михайловская береговая казематированная батарея. Её белое здание, расположенное у самой воды, издалека приковывает к себе взгляд, выделяясь из современной застройки города. Впрочем, спрашивая раньше местных как туда попасть, часто приходилось слышать, что смотреть-мол там нечего. Думаю, многие мальчишки были с этим категорически не согласны, хотя, наверное, так оно и было на самом деле – достаточно взглянуть в каком состоянии находился первый ярус батареи. Всех желающих туда не пускали – шли раскопки и реставрационные работы.
Мы же сели в Артиллерийской бухте на катер – всего пять минут и причаливаем к пристани «Радиогорки» на Северной стороне, прямо под стенами батареи. Под внушительными стенами равелина шумно плещутся в море детишки, ещё более усиливая впечатление от встречи с махиной настоящего форта середины XIX века. Ближе становятся видны шрамы старой крепости – на стенах буквально нет живого места от выбоин. Английские и французские пули и ядра Первой обороны, немецкие снаряды и бомбы Второй – они были не страшны батарее. Кладка здания проводилась таким образом, что сцепление блоков лишь крепло от попадавших в них снарядов. Реставраторы провели большую работу, очищая стены от слоев штукатурки – глыбы, добытые в 1840-х годах в каменоломнях Килен-балки, снова открыты воздуху и свету.
Про очистку от штукатурки — хочется вспомнить повесть Владислава Крапивина «Шестая бастионная», где он вспоминая свою первую экскурсию на Константиновский форт, отмечал, как не уместно всякое последующее украшение стен старых крепостей. В этой связи Михайловский форт до сих порт впечатляет более Константиновского!
Капитан повел нас вдоль внешней стороны форта по узкой полоске суши. Два яруса широких амбразур сумрачно темнели в сложенных из каменных глыб стенах. Кое-где края амбразур казались обглоданными. Серовато-жёлтый камень там и тут был изрыт ударами снарядов и осколков. У берега плескалась небольшая зыбь: начавшийся недавно ветер не успел раскачать волну. Когда волны вырастут, пена примется хлестать по обветренным и обожженным войной стенам равелина…
Впрочем, не везде стены были такими. Кое-где мы увидели плиты ярко-белого инкерманского камня.
– Зачем это? – спросил я капитана.
Он разъяснил, что начинается ремонт и скоро весь форт покроют новенькой облицовкой. А в амбразурах доставят, как прежде, старинные пушки. Правда, это будут бетонные макеты, но издалека совсем как настоящие.
– Зачем? – это спросили уже и я, и Алька, и ещё несколько человек. Даже очень скромный шестиклассник Алеша, который до сей поры не сказал ни слова, только смущённо мигал и улыбался.
В самом деле, зачем? Разве пережившей две страшные осады крепости нужна декоративная подмалёвка? Разве следы от снарядов портят вид цитадели? И какой смысл закрывать крепчайший крымский известняк (его, говорят, теперь уже и не осталось в разработках) нынешним мягким строительным камнем? Для красоты? Но это всё равно что старый, поставленный на вечный якорь броненосец стали бы покрывать белой кафельной плиткой.
Моряк пожимал плечами. Он был согласен с нами, но говорил, что ничего не поделаешь: деньги отпущены, планы составлены, работы начаты. И скоро Константиновский форт примет «обновлённый» облик.
Так оно и вышло. Сейчас равелин уже не тот. Он стал аккуратнее, сменил свой древний песочный цвет на белый, исчезли следы развалин. Торчащие из амбразур орудия, может быть, и придают ему вид настоящей крепости, но это всего-навсего вид. Он производит впечатление лишь на приезжих экскурсантов. А один мой знакомый журналист, коренной севастополец, сказал, глядя на белые гладкие стены:
– Больничный корпус какой-то…
Но это было позже, года через два. А в тот раз мы шли вдоль ещё настоящих стен Константиновского равелина и я трогал его настоящий камень – шероховатый и почему-то очень тёплый.
Кстати, столь быстрое преображение Михайловской батареи из заброшенных складов шкиперско-технического имущества ВМС Украины в интереснейший исторический объект стало возможным благодаря создателю выставочного комплекса «Музей Шереметьевых», члену Британского общества исследователей Крымской войны, известному украинскому меценату и коллекционеру Алексею Шереметьеву: «Батарея находилась в ужасном состоянии, но ведь было, что восстанавливать! Чудо в том, что объект дошёл до наших дней, выдержав первую и вторую оборону Севастополя (наибольшие повреждения, кстати, произошли в Великую отечественную войну, которая началась именно здесь: в 4 утра бомбили Киев, а в 03:15 в нашу бухту с самолетов сбрасывали акустические донные мины, одна из которых упала на город), – выстоял и нас дождался. Я не хочу сводить к строительным сметам всё, что было сделано. Сюда вложена душа, и это самое главное. Последнюю неделю я жил прямо тут, спал на армейской кровати и чувствовал необыкновенную энергетику постройки. И знаете, эти ощущения дорогого стоят».
С этим (точнее, с похожим на Историческом бульваре) якорем тоже есть воспоминания из Крапивина («Ржавчина от старых якорей»), так любившего Севастополь!
А ржавчина с морского якоря у меня давно уже есть. Бурая неровная пластинка лежит между листьями старого, давно исписанного блокнота с полузабытыми адресами и короткими строчками путевых заметок. На листке со следами ржавчины несколько слов: «Ист. бульвар, адм. якорь, лемуры».
В начале восьмидесятых годов я очередной раз приехал в Севастополь. Был жаркий сентябрь, почти без признаков осени (только листья платанов слегка подсыхали по краям и скребли по асфальту, когда падали с веток). Я перекусил в кафе на Историческом бульваре и решил пройтись до Четвертого бастиона. За Панорамой открылась в кустах дрока каменистая площадка, на которой лежал трёхметровый адмиралтейский якорь. С треугольными лапами на полукруглых рогах и длинным поперечным штоком на туловище-веретене.
Видно было, что якорь очень долго покоился на морском дне. Ржавчина покрывала его, как окалина. Полусгнивший деревянный шток выглядел обглоданным.
По якорю лазали два типично севастопольских (загорелых и с белыми от солнца волосами) пацана. Лет десяти. В синих школьных рубашках и пионерских галстуках. Рядом с якорем валялись пёстрые ранцы
Лазали мальчишки неторопливо и цепко (отсюда и сравнение с лемурами, хотя, конечно, ребята были проворнее). Казалось, они решили прощупать якорь ладонями, коленями, ступнями и животами. И даже обнюхать его. На серых просторных брюках одного и парусиновых шортиках другого была коричневая ржавая пыль. На ладонях и на носах тоже. Сочетание чугунной якорной монументальности и живого ребячьего любопытства показалось мне весьма выразительным. Я нацелился своим «Зенитом». Мальчишка с носом-клювиком и круглыми птичьими глазами (он в этот момент балансировал на веретене) доброжелательно спросил:
– Может, нам пока спрыгнуть? Чтобы не мешать.
– Ни в коем случае! Вы прекрасно вписываетесь в кадр…
– Тогда я вот так! – второй пацанёнок, курносый и круглоухий, забрался на верхушку торчащего штока и уселся там, обхватив гнилое дерево крепкими, кофейного цвета ногами.
– Отлично! – Я сделал несколько кадров. – Благодарю вас, джентльмены.
Джентльмены проворно спустились с якоря и вытянули носы к моему аппарату. На носу, похожем на сапожёк сидели три веснушки, более светлые, чем загар. Обладатель веснушек с видом знатока мизинцем на объектив:
– Это «Индустар»?
– Это «Гелиос»…
Мы разговорились. Того, что с носом-клювиком, звали Владиком, а его приятеля Шуркой. Оба учились в четвёртом классе ближней школы. Они честно сообщили, что удрали с продлёнки, «потому что там все по расписанию, как в гарнизоне».
Поговорили о якоре. Пришли к выводу, что он, скорее всего, с линейного парусного корабля времен Первой обороны. Потом ребята помогли мне отколупнуть пластинку ржавчины. Я честно сказал, зачем она мне, и мальчишки отнеслись с пониманием. Шурка опять подобрался к штоку, отломил от него щепку. Предложил:
– Может, вам и деревяшку надо? Тоже на память.
Но я сказал, что не надо. Если все туристы начнут отламывать, скоро от штока ничего не останется. Вон какой он старый и рыхлый.
– Да… – Шурка погладил трухлявое дерево. – И дырчатый весь. Будто в нем пчелы свои жилища устроили.
– Это не пчёлы. Это его источили морские черви.
Я рассказал мальчишкам всё, что читал про корабельного червя торедо – в повести Константина Паустовского "Чёрное море". Как они точат подводные балки, сваи и деревянные корпуса шхун и баркентин.
Владик сморщил нос-клювик.
Вот какой ужасный вред
От таких гадюк-торед, –
вдруг срифмовал он. И засмеялся – видно, сам удивился такому своему «сочинению».
А Шурка смех не поддержал. Глянул с высоты серыми озабоченными глазами:
– А на людей они не нападают? А то полезешь купаться у свай, а такой в тебя воткнётся незаметно… А утром проснёшься и весь в дырках, как это… – Он хлопнул по штоку и опасливо повертел ногой, словно уже сейчас боялся увидеть на ней частые чёрные отверстия…
На площадку с якорем я приходил и после, в разные годы. Там появились и другие старинные якоря – всяких видов и конструкций. Целая коллекция. Первый якорь-старожил теперь ничем не выделялся среди них. Но я все же отыскивал его глазами. Тех мальчишек я больше никогда не встречал. Но запомнил их. Казалось бы и встреча была мимолётная, пустяковая, и снимков не осталось (испортил плёнку при проявлении), а вот помню до сих пор. «Будто в тебя из десяти "шмайсеров"»… – и снова холодок в душе.
Когда прощались, Владик весело сказал мне:
– А хорошо такой якорёк в целом виде домой на память! А?
Я ответил серьёзно:
– Не надо. В целом виде у меня есть. Правда, чуть поменьше.
Мальчишки одинаково приоткрыли рты.
– Откуда? – недоверчиво сказал курносый Шурка.
– С Балтики привез как-то… – Я помахал беглым четвероклассникам рукой и пошёл к бастиону, стараясь не наступать на листья платанов, которые шуршали по гравию, как живые…
Доступ на территорию, примыкающую к Михайловской батарее, был тогда свободный (прекращался за час до окончания работы музея – летом с 10:00 до 18:00, выходной — понедельник), бесплатно можно было прогуляться под стенами, которые выходят на бухту, по внутреннему двору, прикоснуться к ржавым якорям, старому баркасу, осмотреть образцы военной техники выставленные под открытым небом: самолет морской авиации, танк, орудие береговой обороны, зенитно-ракетную установку, турбореактивные двигатели. Все эти предметы можно трогать.
Кстати, в музее нет запрета на фотосъёмку, нет табличек «Руками не трогать», и это тоже заслуга Шереметьева: «В Имперском военном музее в Британии поразила инсталляция окопов времён Первой мировой, в которых пищат крысы и стоит запах мочи: зашёл туда и прочувствовал, ЧТО такое война. Но главное, что поразило – огромное количество детей… Они приходят со своими бутербродами, сидят на коврах, ползают по пушкам, трогают все отверстия… И меня зацепило: почему у них, а не у нас? … Поэтому у нас будет живой музей: дети на тачанке посидят, пулемёт потрогают – в них же проснётся генетически заложенный интерес к прошлому! Я прекрасно помню советские музеи: сюда не ходи, там не трогай, а это же природа. У человека есть несколько органов «познания мира» – мне, например, нужно всё потрогать и понюхать».
У входа в здание батареи посетителей встречают по-настоящему уникальные пушки времён Крымской войны. Именно так выглядело вооружение батареи в XIX веке. Однопудовый длинный крепостной единорог образца 1838 года на поворотной раме, которая воссоздана только для музея в Севастополе — даже в артиллерийском музее России есть только чертежи этого устройства. Третий крепостной единорог, тоже на раме, находится на втором этаже равелина внутри углового каземата. Поднимали на второй ярус семитонную громадину так же, как и в XIX веке: на цепях через люк в межэтажном перекрытии, предварительно разобрав на составные части.
Нам повезло – в дни нашего отдыха в батарее проходила выставка «Севастополь. Евгений Халдей. Классика фотографии». Думаем, все слышали об этом замечательном фотографе, прошедшем с камерой «Leica» от Мурманска до Берлина, представляя редакцию ТАСС на военно-морском фронте во время Великой Отечественной Войны. Его фотографии знакомы всем уже по школьным учебникам — конференция глав союзных держав в Потсдаме, водружение флага над Рейхстагом, подписание акта капитуляции Германии. На Нюрнбергском процессе одними из вещественных доказательств были фотографии Евгения Ананьевича, в частности сделанные в Севастополе. Удивительное совпадение, но неделю назад (2022) на Приморском бульваре мы снова имели шанс любоваться фотографиями Халдея из архива его дочери!
В 1995 году в Перпиньяне (Франция) на Международном фестивале фотожурналистики Евгению Халдею была присуждена самая почётная награда в мире искусства — титул «Рыцарь ордена искусств и литературы».
Первая выставка Евгения Халдея в Севастополе прошла в 1970-х годах в Художественном музее имени М.П.Крошицкого. Халдей долгое время после войны пытался организовать свою выставку в Севастополе, но из-за притеснений власти ему это не удавалось. Помогли фронтовые друзья, и севастопольцам были представлены бесценные кадры классика советской фотографии.
Фотографии Халдея уникальны по эмоциональному воздействию, многие в рамках выставки экспонируются впервые. Удивительно, но почти все посетители нет-нет, да и переснимут себе в коллекцию тот или иной кадр. Вот ещё несколько кадров с выставки этого года:
Можно сказать, что история Михайловской батареи началась одновременно с историей Севастопольской крепости ещё в 1778 году, когда при Александре Васильевиче Суворове началось строительство первых земляных укреплений вокруг Севастопольской бухты.
В 1834 году Николай I утвердил проект крепости, разработанный инженер-полковником К.И.Брюно, и с августа начались работы по строительству казематированных сооружений на Константиновской, Александровской и Николаевской батареях. В 1837 году Николай I приехал в Севастополь с инспекцией работ по строительству Севастопольской крепости. Он внёс изменения в планы строительства Николаевской и Константиновской батарей и приказал заменить 2-ю земляную батарею на каменное трехъярусное укрепление с направлением выстрелов основного фаса на вход в бухту.
Разработку проекта 2-й (Михайловской) батареи в Инженерном департаменте закончили в 1841 году. В 1843 году на 2-й батарее срыли старые земляные укрепления, заложили фундаменты, возвели стены и своды казематов первого яруса и частично второго яруса, а уже в 1845 году работы были завершены, и на батарее было установлено 86 орудий. На возведение 2-й (Михайловской) казематированной батареи было потрачено 264 тысячи рублей. Наименование свое Михайловская батарея получила после 1846 года, когда Великий Князь Михаил Николаевич получил свой первый офицерский чин подпоручика. Ему тогда было 14 лет. С начатом Крымской войны 1853—1856 гг. Великий Князь Михаил вместе с Августейшим старшим братом, Великим Князем Николаем Николаевичем, находился в действующей армии, принимал участие в военных действиях под Севастополем. За участие в сражении у Инкерманских высот седьмого (20) ноября 1854 года Великий Князь Михаил вместе с державным братом Высочайше пожалован был военным орденом Святого великомученика и Победоносца Георгия 4-го класса.
Михайловская батарея была второй после Николаевской как по размерам, так и по огневой мощи; она состояла из одного фаса и двух флангов общей протяженностью около 205 м, высота от основания — около 10 м, толщина наружной стены – 1,8 м. Фас батареи контролировал вход на рейд, левый фланг для флангового обстрела рейда и для действия по входу в Южную бухту, а северный фланг служил для обороны с суши. Сооружение имело два закрытых яруса и открытую орудийную платформу. Примыкающие к внутренним углам дворовых фасадов две трехъярусные башни-барбеты были оборудованы амбразурами, верхними боковыми площадками. Сообщение с верхней площадкой батареи осуществлялось по двум закрытым лестницам внутри башни. К правому фасу примыкала двухэтажная полукруглая пристройка. На закрытых ярусах находилось по 31 орудийному каземату. С тыла батарея замыкалась каменной оборонительной горжевой стеной с ружейными амбразурами, рвом и насыпью. Батарея отличалась от Николаевской отсутствием галереи и черепичной кровли. Особая конструкция водоотвода сводила к минимуму увлажнение камня в стенах.
Каждое орудие на закрытых ярусах устанавливалось в отдельном каземате, который коридором, проходящим через всю батарею, делился на боевую (где стояло орудие) и жилую части. Прислуга (по 6 человек) постоянно проживала рядом с орудиями. Для них в каждом каземате были оборудованы печи и деревянные нары. Всего по проекту на батарее имелось 23 каземата для проживания офицеров и помещения для 750 нижних чинов Артиллерийского ведомства. В случае необходимости можно было дополнительно разместить батальон пехоты.
Огромные чёрных голландские печи, разделяющие казематы ныне, были изготовлены для музея по старым чертежам. Причём, «голландки» не только выглядят, как настоящие, они настоящие и есть – можно даже топить. Фонари на стенах тоже как бы из того времени, правда внутрь идут уже электрические кабели.
В сентября 1854 орудия и снаряды батареи служили резервом 5-му и 6-му бастионам. А в октябре на батарее, в безопасных от бомб и ядер противника казематах батареи разместился офицерский госпиталь. Впоследствии для раненых было отведено ещё несколько казематов и разбиты палатки вблизи батареи. Ненадолго сюда был переведён с Южной стороны города главный перевязочный пункт. Раненых, доставляемых на Корабельную и Городскую стороны, приказано было перевозить ежедневно, в нескольких транспортах, на Северную сторону; из них, подлежащих операции — на Михайловскую батарею.
После окончания Крымской войны батарея потеряла свое боевое назначение и в конце XIX — начале XX века служила складом и казармой для рот второго батальона Севастопольской крепостной артиллерии. А в 1920 году, в то время, когда барон П.Н.Врангель был Верховным главнокомандующим Вооружёнными силами юга России, в казематах Михайловской батареи были организованы курсы артиллеристов.
В 20-30-х годах помещения батареи использовались под склад, на правом фланге был надстроен третий этаж, разрушенный в 1942 году.
В период Великой Отечественной войны, во время обороны Севастополя в 1941-1942 годах, на территории батареи был создан опорный пункт советского подразделения под руководством капитана Р.Хайрулина. Защитники Михайловской батареи отбили все атаки немецких войск, и отошли по приказу советского командования на южный берег Севастопольской бухты в ночь на 24 нюня 1942 года. Заметные повреждения здания, в основном, относятся к этому периоду. В одной из стен до сих пор виден неразорвавшийся снаряд.
С момента возведения Михайловская батарея выполняла разные функции, однако она всегда находилась в ведении военно-морского флота. Незадолго до нашего туда визита, в августе 2009 год комплекс зданий береговой батареи был передан Министерством обороны Национальному военно-патриотическому музею Украины.
Анфилада залов проводит нас сквозь время по Севастополю от Крымской войны до Великой Отечественной. Пара казематов отведены революции и Белому движению.
Экспонатов более 10 тысяч — есть множество вещей, удивительных и ценных сами по себе. Французская пуля, которую переделали под русское оружие, при попадании в пуговицу английского солдата на ней отпечаталась символика пуговицы. Орден Святителя Николая Чудотворца – их было выпущено всего десять накануне падения Крыма, как оплота белогвардейцев. Также только здесь можно увидеть настоящий паспорт легендарного генерала Деникина и многие другие вещи, от которых млеет душа любителя истории. Что касается предметов, интересных менее искушенному посетителю, то не дадут соскучиться сабли, штыки, ружья, станковые пулеметы, автоматы, гранаты, форма с дырочками от пуль. Можно потрогать старую медь самоваров или шансовый инструмент сапёров Первой обороны. И никто не пройдёт мимо настоящей тачанки с «Максимом»!
Рядом стоит звуковая информационная тумба – нажал кнопочку – и зал заполняют звуки радиограммы Фрунзе Врангелю с предложением сдаться. Таких тумб в музее несколько и можно знакомиться с экспозицией под звуки маршей и солдатских песен соответствующего времени.
Заставляет всех вздрогнуть реконструкция госпитальной палаты. Фигуры раненого и медсестры хоть и восковые, но очень реалистичны.
Очень много в музее гравюр и рисунков времён Крымской войны, сувениров тех же времён, солдатской утвари и инструментов. Голова кружится от разнообразия воинских званий, униформы, знаков отличия – кажется запомнить всё это не под силу ни одному человеку, но ведь раньше как-то разбирались…
Но главное – это фотографии. Безумно интересно разглядывать лица той поры, будь то защитники крепости, или бравые гренадёры английской армии. А сёстры милосердия! Никто не проходит равнодушным мимо стенда с их фотографиями.
В завершении экспозиции висит фотография, которая надолго задержала внимание всей нашей компании. На снимке можно детально рассмотреть лица всех запечатлённых на ней, и, вероятно, напечатана она была контактным способом. Жаль, что блики на защитном стекле не позволяют сделать более-менее сносную репродукцию, впрочем, возможности цифровой техники всё равно несравнимы с контактной печатью такого формата. Сразу вспомнилась другая знаменитая фотография: «Лейб-Гвардии Кексгольмский Императора Австрийского полк» – размером 42х94 см, она тоже явно была напечатана контактным способом со стеклянного негатива. Не так давно о ней много писали в Интернете, журналах, даже сняли фильм. Нам же довелось увидеть другую, не менее впечатляющую, фотографию: «Командир 193-го пехотного резервного Ковельского полка с супругой, офицерами и группой нижних чинов полка,в числе которых — хорные музыканты полковой музыкантской команды,полковой штаб-горнист и ротные горнисты (сигналисты)».
Накануне она участвовала в выставке фотографий «Музыка времени» во время концерта военных оркестров в Михайловской батарее. Сколько лиц, сколько достоинства! Руководитель фестиваля «Война и Мир» Роман Мархолиа на открытии выставки фотографий военных оркестров отметил: «Посмотрите на эти лица. Действительно, они все франты. Они воины, при этом удивительно чувствуют музыку, искусство, и вот это соединение смерти и жизни у них в профессии. Потому что люди, которые играют музыку во время боя — это уникальные люди. Оркестр шёл и был изначально руководителем сражения, то есть он исполнял командные функции. Оркестр — это всё равно, что знамя полка. И вот эти люди, которые изображены на фотографиях, вы видите, сколько в них одухотворенной веры в то, ради чего они служат, ради чего они живут. Вот это чувство служения, любви к отечеству и музыке есть в этих лицах»…
Когда доходишь до конца анфилады, хочется сразу вернуться, чтобы лучше запомнить, больше унести в памяти. Выйдя из казематов Михайловской батареи, ещё некоторое время неспешно бродим по двору, по-новому воспринимая легендарный форт. Очень хочется вернуться сюда после завершения реставрации первого этажа. Хотя, думаю, многие сюда возвращаются уже сейчас, ведь тысячи интереснейших раритетов остались за кадром внимания – невозможно за один раз воспринять столько информации, столько истории. Целых 150 лет.
Андрей Илюхин, 17 июня 2011 г.
#севастополь #крым #история
