Мы окончательно расслабились, развалившись на ковре у камина. Я подумала, что к синему пламени газа надо бы синие шторы, а не бордовые, а хорошо бы вообще двусторонние - и вздохнула.
- Есть идея завтра сварить глинтвейн, - предложила Лия.
- О, я "за" - неожиданно отозвалась первой Холли. Так давно хочу его приготовить. А есть бадьян?
- Ба-чего?
- Бадьян. Приправа такая. Звёздочками. Я тебе покажу, - отозвалась я. И добавила, для Холли, - Есть конечно. Бадьян, кардамон... перец горошком. Всё есть. Мы даже как-то раз варили.
- Надо тогда вино надо купить. Столовое какое-нибудь, попроще.
- "Душа монаха"?
- Да хоть Патриарха.
— Собрались три нехристя, - хмыкнула я.
- Сливовое сейчас продают, очень вкусное. Как-то... "Сакура", что ли, называется?
- Но из него глинтвейн не сваришь.
- Ну я так... - сразу смутилась Холли. Помолчала и спросила: - А что к глинтвейну?
- Зай, из нас троих готовить умеешь только ты, - напомнила ей я.
- Ну почему, - сказала Лия. - Я что-то простое могу приготовить.
- Ну я тоже могу. Курицу сварить или картошку пожарить. Но вон шарлотки печь - это уже за пределами моих возможностей.
- А, ну это да.
- Давайте мясо приготовлю, - предложила Холли.
- Но у тут же плиты нет!
- Ах да... - немного сникла она и мне стало стыдно. Опять у меня ничего нет И тут, когда я вспомнила про набор шашлычника на антресолях. [прим. запрет жарить шашлыки на своём балконе был внесён в законодательство в 2019м, а действие рассказа происходит в 2011]
- Зато у меня есть мангал! И балкон!..
- Точно..! Можно сделать шашлык!..
- Его манировать долго, - покачала головой Холли. - Давайте сосиски.
- Мне нельзя. ...Они ж все со свининой.
- Найдём без свинины. Тут же четыре вокзала в шаговой доступности, там полно мусульман. Уж чего-нибудь без свинины к мясу найдём.
Я оговорилась, даже того не заметив, но и девочки тоже не обратили внимания. Мы помолчали. Я решилась наконец спросить о том, что безвозвратно упущено.
- Как там вообще, - тихо спросила я. - В универе?
- Ой да ужас. Говорят, с третьего курса учиться проще, - а нам наоборот, адский ад устроили. Не успели выйти с сессии - уже пашем без продыха. Такое количество работ требуют, как будто мы их тут печатаем. Дошло до того, что мы уже обмениваться ими начали.
- В смысле обмениваться?
- Ну приходишь ты с пачкой эксизов, тебе зачитывают. Приходит сосед, - Лия кивнула на Холли, - примерно с той же пачкой, ей засчитывают. Думаешь, Шнур запоминает, у кого какие завитушки?
Шнур - это прозвище… нет, не музыканта. Их нового преподавателя по композиции. Хотя, судя по рассказам, прибабахов там примерно то же количество.
- Да, Яблоко - это было прозвище нашей одногруппников Лиды Яблоковой, - тут недавно вообще из книжки узор срисовала. Из её же. То есть нам Шнур выдала такую книгу, большую, иллюстрированную, мол, посмотрите!.. как надо работать..! - упёрла руки в боки Холли. - А Лидка, которая сидела на первом ряду, она перед тем как эту книжку передать, взяла да срисовала оттуда узор!
- И ладно бы из середины, - добавила Лия. - А то с первой же страницы!
- Да! Пришла Лидка потом на разбор, а ей, Шнурок, "ой как красиво", "ой как хорошо"... Мы там все сидим... - Холли картинно прикрыла лицо рукой.
- Да, мы уже сдаём, знаешь, работы второго курса, первого курса, свои, чужие, кто-то вообще распечатанные приносит, - она даже не смотрит. Нарисуешь штук пять, таких, качественных, которые показать не стыдно - тебе говорят: "Нет, мало, плохо, бла-бла-бла". В следующий раз приносишь их же, но в пачке какого-то... непонятно чего. Принимают, вот те же пять! со словами: "Вот, можешь же!"
Холли хохотнула.
- А Листя, помнишь? - это было производное от имени Настя Листьева, - Которая долго ходила-ходила, у неё ничего не принимали, а раз пришла в платье с рюшами - всё сразу приняли.
- Да она же сразу сказала, что раз вы в индустрию моды идёте, так или иначе, то вы обязаны хорошо одеваться. И плевать, если тебе там маслом на следующей паре писать, нет, ты должна прийти накрашенная, с маникюром, на каблучках, в колготках... мне как подрамник сбивать, с маникюром и в колготках?
Я хохотнула, представляя, как быстро можно превратиться из светской львицы в панк-рокера в наших-то советских студиях.
-Да, помню я мольберты, - сказала я в пол, - в которые кнопки молотком приходилось забивать.
-Ты ещё с такой дамской сумочкой приходила, - припомнила Лия. - Внутри которой - молоток и клещи.
- Да если б на следующей, можно б было переодеться, - невозмутимо продолжила Холли тему композиции. - Влом, но возможно. А тут на этой же. Сейчас тушью работаем, а она ж не отстирывается, зараза! Это либо наша Гамма, которая сразу течёт, ей рисовать невозможно, либо это китайская, которая как засохла так засохла. Теперь только если ножницами вырезать. Я уже не знаю, как этот глэм-панк обыгрывать, у меня ещё соседка, Лисаня, - так все звали Аню Лисовскую, - не, я её очень люблю. Но от неё брызги во все стороны! У меня уже все вещи в горошек! Джинсы - в дырках, кофты - в горошек...
- Блузки, Холли, блузки! - чванливо поправила Лия.
- Ах простите, - так же чванливо прикрыла рукой рот Холли. - Тоже, нам сказали, если услышим слово "штаны" или "кофта", то "это криминал!" - последнюю фразу девочки явно спародировали.
Это была какая-то бурная жизнь, которая шла мимо меня. Тот вагон, который уже ушёл, и в который я уже никогда не попаду.
—И это ещё ничего, когда не отстирывается.
-Лий, ну у тебя стиль такой, что тебе ещё можно как-то… сделать вид, что так и надо.
-Да?! Зато у меня дома кошка!
-А что кошка?
-А она ее ест!
-Что ест?
-Тушь гаммовскую. Вот приходит и слизывает. Работу.
-А… зачем?!
-А я знаю? Мы с мамой шутим, что ей красителя не хватает. Она ж у нас чёрная, была, а теперь седеть начала, - вот теперь приходит и сьедает всю мою работу, а мне потом перед Шнурком оправдываться.
-Лий…
Заметив, что я вот-вот заплачу, Холли одёрнула Лию, и они резко замолчали. Вам знакомо чувство, что возможности уплывают как вода сквозь пальцы? Я прикусила губу, а потом с улыбкой подняла глаза.
- Знаете, а у меня где-то было вино. Тоже белое, токай. Вообще надо завтра на трезвую голову посмотреть, что там есть, может, и есть красное. Не надо будет покупать.
- Да, хорошо бы. Побольше мяса купим, - согласилась Холли. Помолчала и, понизив голос, спросила, - Ты маму помянула?
- Нет, - я допила последние капли вина и пошла в мастерскую, крикнув девочкам на ходу. - Сходите со мной кто-нибудь, сейчас поищем! Да и вообще, покажу вам коллекцию бутылок.
...Зачем мне поминать маму? С кем? Родственников у нас... есть, но такие, что лучше бы их не было. Мама - единственный ребёнок, как и я. Есть две двоюродные тётки; впервые я их увидела полгода назад. Их не было в 88м, когда предприятие, на котором мама работала по специальности, закрыли. Их не было в 90м, когда бабушку парализовало. Их не было в 92м, когда маму, с грудным ребёнком и парализованной матерью на руках, бросил муж. Их не было ни в 98м, ни в 99м, когда нам элементарно было нечего кушать. Зато они начали что-то крутить в 94м, когда умерла бабушка, и появились в 2011м, когда умирала мама. Ну, вы поняли: квартира в Москве, двушка, в историческом тихом центре, дом после капитального ремонта.
Помните Любу? Бедная богатая девочка. Отчасти и я такая. И моя мама. Я так поняла, из осколков разговора, что её ухажёр, назовём его так, просто хотел тут "зацепиться". Родился и вырос в Татарстане, в институт не поступил, попал в армию. Последний год служил тут, недалеко, в Лефортово. Говорят, красивый парень был - высокий, смуглый, но со светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Охмурил столичную девушку, даже женился, подселился, уже даже заделал ребёнка!.. Почти восемь лет эта эпопея длилась, - но как только начались бессонные ночи, а вместо щей-котлет жена стала заниматься стиркой пелёнок, - исчез в один момент. Почему? Не потому ли, что бабушка - не ослеплённая любовью, - сказала, что прописки он не получит?
И вот 2011й, жаркий июль. Мама, обритая наголо, лежит под капельницей в больнице на Орджоникидзе; вены уже все исколоты, катетер без конца смещается, я стараюсь его вручную, а заодно и капельницу, ведь она лежит в проходе, а гости других пациентов ходят по палате как лоси.
Да и свои тоже. Вот эти две, девицы под полтинник, со сватьей-бабой-бабарихой во главе - теперь это, оказывается, называется "риелтором", - решили мне напрясть лапши на уши. А когда не получилось, решили взять наглостью. С деловым видом велели! мне! в назначенное время быть дома, чтобы они могли свободно пригласить оценщика. Мне, так и быть, они выделят комнатку в коммуналке где-нибудь в Бутово, а эту квартиру продадут и деньги поделят. Ага, щас. Будучи посланными на три весёлых буквы, стали грозить полицией.
- Да вызывайте, - сказала я тогда. - Вызывайте, вызывайте. С удовольствием посмотрю, как они вышвырнут вас вон.
Мне плюнули в лицо - в буквальном смысле - и в следующий раз мы встретились на похоронах. Как они узнали, когда и где они будут проходить - не знаю, но к телу они даже не подошли, цветов не принесли. Была одна мамина подруга, ещё с работы, была я. И были эти три клуши. После похорон ко мне подошли и в уже знакомом приказном тоне велили освобождать помещение. Снова были посланы, поскольку мама давным-давно подписала на квартиру дарственную. На моё имя.
Но и на этом они не успокоились. Узнав, что я попала в стационар с нервным срывом, они добрались и туда. Но, видно, мало - либо не тому - заплатили, и невменяемой меня не признали. Тем более что мне было уже девятнадцать лет.
Всё это рассказала я девочкам сразу после того как мы оторвались от разглядывания бутылок самых разных форм, от классических французских до грузинских бочонков, от покосившихся представителей модерна до бутылки в форме скрипки. В конце рассказа Холли обняла меня за плечи, и Лия, чуть помедлив, присоединилась к нам.