«Сегодня говорили с близкой подругой, разумеется о войне и России. И вот она привела такой образ нашей несравненной родины. В дом взяли львенка, он пьет из соски, дает себя гладить, всех любит, но потом подрастает и внезапно перегрызает горло всем членам семьи. Непонятно, как это милое, радушное существо - русский человек, которое всех привечает, рубашку последнюю снимает, вдруг превращается в зверя, оборотня и зарубает топором своего гостя, соседа, прохожего.
Русская литература описывала этот феномен тысячи раз. Приводить примеры даже не хочется. От Пушкина до Достоевского. Образ партизана в "Докторе Живаго", который зарубает всю свою семью, потому что очень ее любит и боится потерять, кто-то наверное, помнит.
Хочется понять, что же это такое. Тонкий слой интеллигенции, которую наш народ множество раз сдавал ближайшему городовому или полицейскому, уже истончился совсем. Интеллигенция - это, конечно же аномалия, которая все время старалась как могла поддерживала жизнь в этой хтонической, болотной цивилизации. Но ее решительно и безжалостно били по голове, морили в тюрьмах и изгоняли.
Судя же по огромному количеству текстов последнего времени Zетов - о необходимости резать и убивать соседний народ и другие народы (мы узнаем об этом по героическим обзорам Елены Иваницкой), дело закончится огромными заборами по периметру российского загона, где живет этот милый и ласковый зверь».
Традиционные характерные моменты.
1. Громова считает интеллигенцией себя, Улицкую, Акунина, Глуховского, Быкова, и всю их прекрасную компанию.
Вместе с этим, она искренне считает, что Кублановский, Караулов, Ватутина, Мориц, Кекова, Левенталь и Саша Соколов интеллигенцией больше не является.
Интеллигенция может быть только «как они».
2. Громова искренне считает русский народ зверем, и столь же искренне не считала (и тем более не считает теперь) зверем украинский народ, который неутомимо бомбил города и посёлки.
Что она думает по поводу американского народа, мы не знаем, хотя догадываемся (ничего).
3. Отдельно умилительны отсылки к Пушкину и Достоевскому, которые смотрели бы нынче на Громову опечаленными глазами, ища признаки то ли розыгрыша, то ли душевной болезни.
Можно, конечно, предположить, что она не читала Пушкина и Достоевского. Но нет. Читала.
Читала о чем-то своём.
О звероватом русском народе, например.
Места подлость либеральной мысли и ничтожных вывихах смердяковского западничества - опускала.
