Начало этому процессу было положено в начале 1970-ых гг., проходивших под влиянием получившей тогда большое распространение, прежде всего, среди левого движения и партийных организаций государств Западной Европы и Японии концепции «конвергенции», основанной на теории о возможности сосуществования двух различных общественно-экономических формаций, социализма и капитализма. На военно-техническом уровне это, в частности, выражалось в политике «разрядки» между Советским Союзом и США – так, уже 26 мая 1972 г. в Москве были подписаны первый Договор об ограничении наступательных вооружений (ОСВ-I) и Договор об ограничении средств противоракетной обороны (ПРО), ставшие прологом на пути к массированному разоружению.
И хотя на первоначальном этапе разоружение носило зеркальный и доверительный характер, в политической сфере возникли серьезные разногласия. Дело в том, что 1 августа 1975 г. принятием Заключительного акта по безопасности и сотрудничеству в Европе в Хельсинки завершилось официальное правовое урегулирование вопросов о границах и системе безопасности в Европе – этим событием была поставлена точка в закреплении принципов Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений (по крайне мере, в регионе Евроатлантики). В этом смысле стоит отметить, что лидеры обоих противоборствующих блоков, Североатлантического альянса и Организации Варшавского договора, во-первых, по-разному интерпретировали необходимость достижения всеевропейского консенсуса.
Впервые это проявилось в ходе консультаций в рамках трех комиссий, формулировавших десять важнейших принципов системы межгосударственных отношений в Европе, а именно: принцип суверенного равенства государств, принцип неприменения силы и угрозы силы, принцип нерушимости границ, принцип мирного урегулирования споров, принцип уважения прав и основных свобод человека (свободы совести, вероисповедания, слова и пр.), принцип равноправия и права всех народов распоряжаться своей судьбой, принцип территориальной целостности, принцип невмешательства во внутренние дела друг друга, а также принцип сотрудничества между государствами и принцип выполнения взятых на себя обязательств[1]. Вместе они составляли первый раздел документа, так называемую «Декларацию»[2] - свод общих предписаний и формулировок для исполнения государствами-подписантами.
Уже на стадии рассмотрения самих этих предписаний были выявлены две категорические линии противоречий, одна из которых состояла в том, что хотя с точки зрения международного права эти положения служили дополнением друг к другу, на практике одни принципы могли стать взаимоисключающими по отношению к другим. Например, острая дискуссия возникла вокруг положений о нерушимости границ (предложено Москвой) и о праве народов на самоопределение (выдвинуто Вашингтоном), притом что первый устанавливал территориальные единство всех стран-подписантов, включая и те, в которых имели место или могли появиться активные или скрытые сепаратистские тенденции (такие страны, как СФРЮ, Канада и даже СССР)[3]. В то же время второй принцип можно было интерпретировать как право народов на самоопределение, и естественно, что советская сторона рассматривала данный пункт с точки зрения сохранения своей внутренней безопасности, зависящей от ситуации с национальным вопросом внутри Союза. Иными словами, национальная политика Советского Союза находилась под угрозой превращения в рычаг влияния западных держав на советское население.
Подобные опасения не были безосновательными, поскольку уже тогда внешняя политика администрации Р. Никсона/Дж. Форда избрала политическое морализаторство в качестве основного инструмента политико-дипломатического давления на Восточный блок. Еще в ходе долгих дипломатических и юридических приготовлений к проведению Совещания БСЕ в Хельсинки, в 1972 году данный подход был продемонстрирован на уровне партийной бюрократии США: как раз в это время процедуру рассмотрения в Сенате проходил проект советско-американского Торгового соглашения, устанавливавшего сумму по задолженности СССР по программе ленд-лиза времен Второй Мировой войны в $720 млн[4], которую предписывалось погасить к 2000 году, однако законопроект подвергся критике сенатора от Демократической партии Генри Джексона, заявившего, что в условиях преднамеренного ограничения руководством социалистических эмиграционной квоты для выезда за рубеж, что само по себе являет собой грубое нарушения основных прав и свобод человека, режим наибольшего благоприятствования по отношению к ним невозможен[5]; более того – вскоре сенатора поддержал член Палаты представителей от Республиканской партии, Чарльз Вэник, в результате чего в 1974 году в американский Закон «О внешней торговле» была внесена так называемая «поправка Джексона-Вэника», согласно которой привилегии в торговле с США получали лишь государства, не препятствующие «свободной эмиграции»[6].
Цель такой политики Вашингтона заключалась не столько в обострении прямого конфликта с СССР, сколько в попытке склонить общественное мнение внутри Союза и населения его восточноевропейских союзников в пользу «демократического выбора», причем это виделось особенно актуальным на фоне недавних событий Пражской весны 1968 года в Чехословакии. Однако первый вариант развития событий экспертным кругам в администрации Президента Соединенных Штатов в начале 1970-ых гг. казался крайне маловероятным, поскольку, согласно Первому ежегодному докладу конгрессу США по вопросам внешней политики США на 1970-ые гг., американская политика должна была опираться на четкое понимание характера советского внутреннего строя, не становясь при этом «жертвой иллюзии по поводу того, что коммунистические лидеры отказались от своих убеждений или были готовы это сделать»[7]. Иными словами, не было уверенности в потере КПСС направляющей идеологической функции в рамках контроля над советским обществом. А уже через год в очередном подобном докладе была выражена позиция, что советская внутренняя система как таковая «не являлась предметом внешней политики США», и что отношения США с СССР «определялись его поведением на международной арене»[8]. Это, в свою очередь, выдвигало на первый план тактику переход с внутреннего контура борьбы на внешний, а именно - отрыв ближайших сателлитов Москвы от своего протектора через моралистскую риторику.
Таким образом, возвращаясь к вопросу о первой линии противоречий в ходе выработки итогового документа сессии СБСЕ, попробуем раскрыть эту проблему не с формалистской, а с идеологической точки зрения. Для этого следует глубже проанализировать первоначальные цели, которые преследовали стороны в ходе дискуссии. Если представители американского истеблишмента, как было описано ранее, стремились выработать новые идеологически ангажированные правовые нормы в рамках долгой стратегии расчеловечивания мировой системы социализма в глазах народов Западной и, прежде всего, Восточной Европы, то советское руководство преследовало более пассивные с идеологической точки зрения тактические цели. Примечательно, что подобного мнения придерживался современник и участник тех событий, госсекретарь США в 1973-77 гг., Генри Киссинджер – к примеру, он признавался, что подготовка Хельсинкских соглашений изначально затевалась как долгий дипломатический процесс, вызывавший у руководства Советского Союза «глубокое чувство неуверенности в себе и неумную жажду легитимизации»[9] своей зоны влияния в Восточной Европе. Стоит признать, что опасения Москвы по данному вопросу носили обоснованный характер, ввиду того, что хотя СССР и был центром одного из двух крупнейших политико-идеологических и экономических полюсов мира, все же сфера его влияния серьезно уступала лагерю трансатлантической кооперации, прежде всего, в финансово-экономическом аспекте – то есть, фактически пространство Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) и ОВД представляли собой глобальное меньшинство в противостоянии с объединенным капиталистическим Западом и его периферией. Кроме того, с середины 1970-ых гг. все более очевидным становился кризис идей, а именно – выработки теории обоснования путей развития советского строя и общества по пути социализма в дальнейшем, экономической теории и ориентиров для совершенствования политической системы в рамках Союза; началась эпоха «застоя».
____________________________________________________________________________________
[1] - Заключительный акт / Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Официальный сайт ОБСЕ – [Электронный ресурс] – URL: https://www.osce.org/files/f/documents/0/c/39505_1.pdf Дата обращения: 02.04.2022
[2] - Гноевой А. В., Магомедов М. Ш. К вопросу о юридическом значении принципов Заключительного акта СБСЕ 1975 года [Электронный ресурс] // Евразийский юридический журнал №6 (13) 2009. [с. 99-100] URL: https://elibrary.ru/download/elibrary_23944915_90357797.pdf Дата обращения: 02.04.2022
[3] - Спицын Е. Ю. Россия – Советский Союз. 1946-1991 гг.: Полный курс истории России для учителей, преподавателей и студентов. Книга IV/ Е. Ю .Спицын – М.: Концептуал, 2019. 512 с. [с. 301]
[4] - Там же, с. 303
[5]- Ginsberg, J. (July 2, 2009). Reassessing the Jackson-Vanik Amendment. Council On Foreign Relations. [Electronic resource] URL: https://www.cfr.org/backgrounder/reassessing-jackson-vanik-amendment Дата обращения: 13.04.2022
[6]- Pregelj, Vladimir N. The Jackson-Vanik Amendment: A Survey / CRS Report for Congress (August 1, 2005) [Electronic resource] URL: https://sgp.fas.org/crs/row/98-545.pdf[p. 2-7] Дата обращения: 13.04.2022
[7] - Первый ежегодный доклад конгрессу США по вопросам внешней политики Соединенных Штатов на 1970-ые годы. 18 февраля 1970 года, в: Документы Никсона. Т. «1970 год». [с. 119]
[8] - Второй ежегодный доклад конгрессу США по вопросам внешней политики Соединенных Штатов, 25 февраля 1971 года, в: Документы Никсона. Т. «1971 год». [с. 304]
[9] - Киссинджер Г. Дипломатия / Генри Киссинджер; [пер. с англ. В. Верченко]. – Москва: Издательство АСТ, 2018. 896 с. [с. 749]