Звонит мне моя кузина Анька, в шоковом состоянии. Так-то я с ней не очень дружу, все детство она мне подлянки делала. Но как у нее что-то случается, она начинает раздувать из мухи слона и всем растренькивать.
Дочка ее шестнадцатилетняя пришла домой пьяная. Закончила десятый класс, хорошистка, пианистка, и надо же — на бровях приползла, всю прихожку обрыгала, а наутро ей еще и память отшибло.
— Да что такого случилось-то? Чего ты драму делаешь?
— Ты не понимаешь или притворяешься? — злится Анька. — Тебе хорошо говорить, у тебя сын. А у меня девочка, что про нее подумают?!
— То же, что и про тебя.
— Про меня? — удивляется Анька. — Причем тут я?
Надо же, память как у рыбки. Или ранняя деменция?
…Шел 2003 год. Лето. Мы с Анькой гуляем в одной компании. Только я совершеннолетняя, а она еще нет.
Кто-то что-то отмечал, выпивки залейся, а закусон скудноват. Анька, заливая в свое жерло водку с пивом вперемешку, хохотала и призывала других продегустировать этот божественный коктейль. А спустя пару часов от ее прекрасного настроения не осталось и следа.
Она балансировала на своих гигантских каблуках-мутантах, пытаясь удержать равновесие. У нее это плохо получалось, и она ухватилась за деревце. Деревце ей не помогло, оно сильно гнулось, и наша красавица была вынуждена выписывать немыслимые па, чтобы не упасть в грязь лицом. Причем, в грязь - в прямом смысле. Пьянка проходила на помойке в странном месте, и под ногами валялись странные вещи.
Божественный напиток сделал свое дело, и у Анютки началась рвота. Ухватившись всё за то же многострадальное деревце, она, ощутив рвотный позыв, нагибалась вместе с ним, а проблевавшись, принимала вертикальное положение, ее по инерции относило на два шага назад, и она попадала каблуком по сковороде.
Рвотный позыв — деревце — рвота — исходное положение — два шага назад — каблуком по сковороде. И так несколько раз, пока нутро не опустело.
Кто-то шибко умный (не я, хотя меня подозревали) позвонил в скорую и сказал, что несовершеннолетняя девочка напилась и теперь ломает деревья. Когда приехала скорая, я вцепилась в Аньку мертвой хваткой. Я не хотела отдавать ее им, боролась за нее, обещала вызвать такси и увезти ее домой. Кузина же! Но они сказали, что если я буду им мешать, они меня тоже заберут.
— Как это вы меня заберете? Я же трезвая!
— А у нас и для трезвой койко-место найдется, — заржали они.
Я испугалась и отпустила Аньку. Погрузили они ее в свой чумавоз и уехали, а я осталась. Это была скорая из наркологии при дурдоме.
На следующий день с утра пораньше заявляются к нам ее родители. С претензией, но сначала они сделали попытку прикрыть кучку говна фиалками.
— Сашенька, — начала Анькина мать подхалимским тоном, — ей, наверное, подлили?
— Не-а.
— Ей, наверное, в сок плеснули чего-то крепкого…
— И не надейтесь. Нюшка ваша водку с пивом хлестала вполне осознанно и целенаправленно. И, между прочим, не без удовольствия. А будете мне навяливать ответственность за нее, я от нее отрекусь! — сказала я, развернулась и ушла к себе в комнату.
Они потом еще долго сидели на кухне с моей мамой и характеристики мне давали...
А теперь она не помнит. Зато я помню. И до сих пор кто-нибудь периодически вспоминает, как «Аньку в вытрезвитель отвезли». Хотя это был не вытрезвитель вовсе, а больница, где она продрыхлась и потом домой пошла.