Франция,
департамент Арьеж.
Скала Монсегюр
- Начали! – прохрипел Яшин голос в наушнике. Олег Иванович высунулся из-за камня и открыл торопливую пальбу в сторону ворот. Целей он не видел – охранники Уэскотта попрятались по щелям, и высунуться боялись на свет божий. Здесь не привыкли к таким вещам, как поддержка с воздуха. И пусть над головами у новых защитников Монсегюра висит не бронированный ударно-транспортный «крокодил», и даже не «Хьюи» с шестистволкой в боковой двери, а всего лишь лёгкий дирижабль, в фанерной гондоле которого установлен один-единственный пулемёт - не сильно-то от этого не становится. Ураган свинца с небес, от которого не спрячешься, не укроешься – это и для привычного-то человека страшновато, а уж по первому разу…
Рядом с Семёновым торопливо опустошал магазин своего «тапка» Николка. Автоматический пистолет, копия старого доброго ТТ, недавно освоенная тульскими оружейниками… Рядом двое оперативников Д.О.П.а с американскими магазинными карабинами Спенсера: зарядные скобы лязгают, выбрасывая прочь блестящие цилиндрики гильз, плечи содрогаются от выстрелов… До ворот шагов пятьдесят, видно, как пули высекают фонтанчики пыли из камней, пробивают щелястые доски. Проку от такого огня немного, да это и не важно – заглушая торопливый перестук винтовочных и пистолетных выстрелов грохочет взахлёб, на полную ленту, ТПУ – тем, кто рискнёт высунуться из укрытий на двор замка и узкие дощатые подмостки, сооружённые по внутренней стороне полуразрушенной стены, придётся несладко.
- Десант пошёл! – ожил наушник. – Вперёд, вперёд, вперёд!
Олег Иванович увидел, как от гондолы зависшего над внутренним двором дирижабля отделились одна за другой две маленькие фигурки и заскользили на тросах вниз. Он вскочил и замахал рукой - кондуктор со «Змея Горыныча» уже бежал по тропе вдоль стены, прижимая к груди сумку с подрывным зарядом. За спиной сухо щёлкнул «Лебель», и со стены вниз обрушилась фигура, вслед за ней полетела винтовка – Марина Овчинникова начеку, прикрывает штурмовую группу снайперским огнём.
Что, больше желающих высунуться и пострелять нет? Вот и ладушки… Кондуктор уже до ворот – пристраивает свой груз на земле, возле створок, разматывает огнепроводный шнур. Набежавший матрос торопливо чиркнул спичками, шнур задымился голубой струйкой и оба шустро кинулись вбок, под защиту скального выступа. «Двадцать один, двадцать два, двадцать три…» - привычно принялся считать Семёнов. На счёте «двадцать восемь» грохнуло, ворота разлетелись в клубах пыли и каменного крошева, и он кинулся туда следом за опередившими его Николкой и Д.О.П.овскими оперативниками. Пулемёт уже замолчал, лишь неслись из внутреннего двора одиночные выстрелы – судя по звуку, вперемешку «тапки» и револьверы. Олег Иванович перескочил, едва не споткнувшись, груду деревянного хлама на месте ворот, едва не наступил на труп охранника, а Иван уже выводил навстречу из дверей домика-подсобки высокого, худощавого человека. Руки пленника вскинуты над головой, и Иван подгоняет его тычками ствола в спину – «шагайте, господин хороший, шагайте…». В другой руки юноша сжимает абордажный палаш, с кончика которого в дворовую пыль срываются тяжёлые красные капли. Что ж, это жизнь: мальчик становится мужчиной – в том числе, и через пролитие крови. Пока, к счастью, чужой.
«Да это же Уэскотт! « - запоздало сообразил Олег Иванович, видевший основателя «Золотой зари только на фотокарточках в кабинете Корфа. Лицо английского магистра эзотерики перемазано пылью, правую щёку украшает глубокая, сочащаяся кровью царапина белая парусиновая пара, надетая по случаю жары, безнадёжно изгваздана, измята, изодрана.
- Второй, который МакГрегор, сбежал вниз, в пещеры! – весело сообщил Иван. – Я его слегка зацепил – вздумал, понимаешь, отмахиваться какой-то ритуальной железякой… Пошли, что ли, догоним?
Видно было, что ему не терпится лезть в подземелье вслед за беглым злодеем.
- Не беги впереди паровоза. - Семёнов отвёл глаза от окровавленного клинка.– Не хватало ещё на засаду там нарваться, или на фугас, как в Александрии. И, вот ещё что…
Он повернулся к англичанину.
- Где ваши пленники - немец, профессор Бурхардт, и русский анархист? Предупреждаю сразу: молчать бессмысленно, мы тут иллюзиями на тему гуманизма и прав человека не страдаем. Будете отвечать – обещаю, останетесь живы.
- Они оба внизу. – торопливо ответил Уэскотт. - С утра работают, даже позавтракать забыли. Я как раз собирался спуститься, когда появилось это…
Он ткнул пальцем в зависшую на высоте около сотни футов над двором «Тавриду».
- Статуя четырёхпалого в крипте?
Кивок.
- Сколько у вас было охранников?
- Семь человек. Ещё двое погибли в перестрелке, которую устроила эта стерва Берта во время своего побега.
- Не забывайте, вы говорите о даме! – деланно возмутился Семёнов. Возбуждение и радость пузырились в каждой клетке его тела, словно в бокале с шампанским. – Я в вас разочарован, мистер Уэскотт. И это – хвалёная британская вежливость?
Англичанин хотел ответить что-то, но передумал.
- Мы насчитали во дворе четыре «двухсотых». – сообщил подошедший Ярослав. В руках у него курился пороховым дымком автоматический пистолет. – Ещё одного подстрелила Маринка у ворот и двоих мы взяли, ранеными. Вроде, сходится.
- А у нас как? Раненые, убитые есть?
- Слава Богу, все живы и даже не задет никто. Одному из матросиков прилетело в плечо булыжником, когда ворота взорвались - но, вроде, несильно. Им уже занимаются.
- Значит, внизу один МакГрегор, не считая двух горе-исследователей. - подвёл итог Олег Иванович. - И, кстати, мистер Уэскотт…
Он повернулся к англичанину.
- Если внизу какие-нибудь ловушки, мины – сейчас самое время вспомнить. Вы пойдёте с нами, если что, первым и погибнете.
Уэскотт пожал плечами.
- Я такого приказа не отдавал. Может, Стрейкер? Он мастер на такие штучки…
- Где он? – насторожился Семёнов. О бельгийце он забыл.
- Не знаю, не видел с начала нападения.
- Значит, ещё и Стрейкер… - Ярослав выругался. – Судя по тому, что я о нём слышал – тот ещё волчара, не чета этому умнику!
И ткнул стволом «тапка» в сторону Уэскотта. Англичанин испуганно дёрнулся.
- Да, это противник серьёзный. – согласился Семёнов. – Вот, помнится, в Конго…
Но рассказать, что именно было в Конго, он не успел. Над головой громко, по мотоциклетному затарахтело: «Таврида» запустила движок, развернулась по широкой дуге и поплыла на северо-запад, в сторону базы-фермы.
«Жаль, крыльев нет, а то наверняка Георгий не удержался и покачал бы нам …» - мелькнула мысль. И словно в ответ от гондолы оторвалась и повисла над замком красная ракета. Бойцы штурмовой группы разразились приветственными криками, кто-то принялся стрелять в воздух. Ярослав кинулся наводить порядок.
«..правильно, ещё ничего не закончилось. Зачистить голый, как коленка, двор замка – невелика хитрость, а вот догнать беглецов в подземных коридорах, в которых они, в отличие от преследователей, вполне прилично ориентируются – это, как говорят в одном южном приморском городе, две большие разницы…»
- А вот и мы! – раздался девичий голос. В ворота входили Варя с Мариной; за ним с мрачным видом ковылял на костылях Яша. Николкина напарница по группе «Зайн» несла на плече снайперскую винтовку, и солнце французского Юга весело посверкивало на стёклах оптического прицела.
Иван встрепенулся и дёрнулся, было, навстречу, но вовремя сдержался и остался на месте. Олег Иванович, от чьего взгляда не укрылась эта крошечная пантомима, торопливо спрятал улыбку.
«…эх, молодость, молодость! Простые чувства, простые побуждения…»
- Ладно, друзья, идти в крипту всё-таки придётся. Иван, Ярослав – давайте обсудим, как действовать. Остальным – пять минут перевести дух, и спускаемся! Надо не дать им удрать, а то здесь вполне могут найтись какие-нибудь сквозные ходы, выводящие к подножию скалы. Бегай потом за ними по всему Лангедоку…
***
Из дневника гардемарина
Ивана Семёнова.
«…пистолет с навёрнутым на ствол глушителем - в руке, ещё один за поясом; на нагрудных ремнях портупеи кармашки-подсумки с запасными магазинами. Абордажный палаш в чёрных жестяных ножнах я пристроил за спину в стиле незабвенного Дункана Маклауда – полдюжины таких привезли по Яшиной просьбе с собой никоновские матросики со «Змея Горыныча», и мы с Ярославом, готовясь к «десанту», решили, что в тесном дворике Монсегюра ухватистый, не слишком длинный клинок вполне может пригодиться. Пока не понадобились - но, как говорится, ещё не вечер…
Мы с Ярославом стоим на крыше сараюшки, приткнувшейся к полуразваленной стене крепости. Двое охранников забились в узкую щель между камнями напротив нас, и я время от времени постреливаю в их сторону из «тапка». Напрасный перевод боекомплекта – с зависшей над нами «Тавриды» грохочет пулемёт, не давая громилам и носа высунуть. А их подельник рискнул – так и валяется теперь в паре шагов от спасительного укрытия, срезанный меткой очередью, и ярко-красная лужа расплывается вокруг подёргивающегося тела. Ещё два трупа валяются посреди двора – тоже работа пулемётчика – и один привалился к стене сараюшки. Этого достали мы – когда мы спускались на рулетках ,мерзавец успел пальнуть из обреза охотничьей двустволки, но, слава Богу, промазал. А вот перезарядиться не успел, словив в разные части тела по половине обоймы от каждого.
В наушнике зашипело, прорезался голос: «клиенты выкинули белый флаг, прекращаю огонь. Это Георгий, ему сверху виднее… Пулемёт замолкает, ватная тишина наваливается, словно прелая перина. Я щурюсь – дым щиплет глаза. Дело в том, что перед тем, как прыгать вниз на рулетках мы с Ярославом швырнули вниз парочку дымовых шашек, и тут же об этом пожалели. Дымовая завеса больше мешала нам, чем помогала, охранники Уэскотта почти не отстреливались, ограничившись несколькими револьверными выстрелами наугад…
Ага, вон и белый флаг – обломок доски, торчащий из-за груды камней, к концу привязана грязная тряпка.
- Я вниз, прикрой! – кричит Ярослав. Он мягко спрыгнул с крыши, перекатом ушёл вбок – и вот уже стоит на одном колене, поводя стволом из стороны в сторону. Я следую за ним, приземляюсь прямо напротив двери в подсобку и нос к носу сталкиваюсь с человеком – высокий, худощавый, поразительно похожий на голливудского актёра Шона Коннери. Но сейчас не до киношных ассоциаций: в руке у незнакомца сверкнула сталь, и я едва успеваю нырком уйти от рубящего удара в шею. Пистолет дребезжит по булыжнику, а я, вскакивая на ноги, каким-то невообразимым образом ухитряюсь выхватить из-за спины палаш и встаю в боевую стойку. В глазах «Шона Коннери» вспыхивает недоумение, но он справляется с секундным порывом и бросается на меня, вскинув над головой меч. Это именно меч – длинный прямой клинок с вычурным, позолоченным эфесом в виде полумесяца, развёрнутого рогами вниз, к рукоятке. Ритуальная игрушка, вроде тех, которыми пользуются на своих посвящениях масоны? Проверять что-то не тянет – кромка лезвия сверкает, как бритва, и навострена, надо полагать, не хуже.
Удар, ещё удар. Чужак пытается достать меня длинным выпадом, но не преуспевает – кто бы ни учил его благородному искусству фехтования, он явно уступает барону Корфу. Блокирую укол защитой влево-вниз, выполняю пируэт на носке правой ноги – и накоротке втыкаю острие палаша на ладонь выше локтя своего визави. Болезненный вскрик, понтовая железяка улетает куда-то вбок, «Шон Коннери» пятится, потом поворачивается и исчезает внутри. Я же выдёргиваю из-за пояса запасной «тапок» и, передёрнув затвор, кидаюсь следом. И вот она, цена секундной задержки: посредине комнаты широкий квадратный, полтора на полтора метра люк, дощатая крышка сдвинута в сторону, и снизу доносится стихающий топот – мой противник поспешно делает ноги…
На улице грохнуло, заполошно затрещали выстрелы. Штурмовая группа ворвалась во двор замка, а я тут стою, сопли жую…
На мой локоть ложится чья-то твёрдая ладонь. Ярослав.
- Стоять, гардемарин. Не лезьте на рожон - дождёмся начальства, тогда и решим, что делать дальше. Никуда он не денется, догоним...
Он сплюнул и засунул «тапок» за пояс.
- Да, тут в соседней комнате ещё один – забился, сволочь, за шкаф и вопит, чтобы не стреляли. Выводите-ка его наружу, и пусть ваш отец хорошенько его расспросит. Сдаётся мне, непростая это птица...»