Когда Никифор поселился в Дальнем, никто не помнил. Знали только, что он чужой, со стороны. Некоторые называли старого Никифора чудаком, но только за глаза и с осторожной оглядочкой — как бы сам Никифор не услыхал. Побаивались!
Был этот Никифор человеком высоченным и широким в костях, только на костях не было мяса: чисто оглобля. Носил черный картуз, надвинутый на густые брови, и бороду широкую, смоляную. От этого, наверное, белки Никифоровых глаз сверкали особенно ярко и странно, словно глаза зверя в чаще. Чудак Никифор был молчалив и общения старательно избегал. Если же приходилось ему вступить в беседу с сельчанами, разговаривал строго, кратко и только по делу, будто жалел для людей каждое свое слово.
Потом кто-то решил, что Никифор наверняка из раскольников: в церковь, мол, не ходит, не пьет и табака не курит, одевается слишком уж аккуратно и неброско. Да и хозяйство свое ведет образцово. Хотя во дворе, а тем более в доме у чудака мало кому удалось побывать, снаружи, из-за ограды, было видно, что каждая-то веточка у Никифора подстрижена, каждая-то травиночка не своем месте растет. Ясное дело — раскольник!
В 1892 году от Рождества Христова случилась в округе холера. Дальнее пострадало не менее других сел, но удивительное дело — болезнь выкосила Никифоровых соседей, а чудака не тронула. Тогда выжившие сельчане вспомнили, что Никифор не то что ничем не хворает, а даже и не стареет вроде. Как был тридцать лет назад, так и остался. Тогда из раскольников Никифора перевели общим мнением в разряд колдунов.
И действительно: все беды, казалось, обходили двор Никифора стороной. Ни тронули двора и хозяина ни пожары, ни революции, ни дотошная Советская власть. Даже великая война не тронула, и когда немцев выбили из Дальнего, во всем селе уцелело лишь два здания — старый коровник и дом колдуна Никифора.
Шло время. Дальнее стало ближними городскими дачами. Вымерли и переселились в город прежние его обитатели, а подворья сельчан превратились в дачные участки. А дом Никифора, известный теперь как Никифорова дача, остался на своем месте. Даже забор его, казалось, совсем недавно заново выкрасили голубой краской. Иногда калитка Никифоровой дачи отворялась, и наружу выходил очень высокий бородатый старик в старомодной одежде.
Но однажды Никифор сам явился к соседям. Он поздоровался и едва ворочая языком, одеревеневшим от долгого молчания, сообщил главе семейства:
— Помру я завтра. Деньги есть, а родни нет. Похорони, как полагается, остаток себе возьми... Только больше ничего у меня не трогай, оставь как есть.
Сказал и пошел.
— Погодите, уважаемый! — воскликнул сосед вдогонку. — Постойте! Как же...
Но Никифор уже прикрыл за собой дверь.
На следующий день сосед, позвав с собой председателя садового товарищества и еще нескольких мужиков, отправился к странному дедушке. Дед Никифор, одетый во все чистое, застыл на кровати, вытянув руки по швам. На прикроватном столике лежала горсть старинных золотых червонцев.
Никифора отнесли на кладбище и похоронили, а Никифорову дачу оставили, как есть — пусть государство разбирается. Только входную дверь на засов заперли.
Так и стояла Никифорова дача несколько лет, никому не нужная. Но сохраняла прежний образцовый вид. Листик к листику, травинка к травинке — словно ждала кого-то...
А потом задул ветер. Пыльный, душный ветер с юга, скучный, как смерть.
— Он больше не придет, не придет, — зашептали деревья на Никифоровой даче, зашелестела трава.
К ночи ветер разошелся, приволок откуда-то безобразные свинцовые тучи. Свистел ветер, подметал небо березовыми метлами, скрипел яблонями в садах...
Наутро оказалось, что больше всего досталось Никифоровой даче. Крыша дома за ночь провалилась внутрь, а краска облезла и висела лоскутами. Деревья тоже сбросили свои ветви — внутри они были совершенно трухлявые и держались до сих пор, наверное, только за счет толстой коры.
==========
Спасибо за внимание к моему каналу, друзья! Вот еще рассказы: