Франция,
департамент Верхняя Гаронна,
Сент-Оренс-де-Гамвиль
- Не ожидал, что всё сладится так быстро! – Олег Иванович удивлённо покачал головой. – Всё же, арендовать ферму – это вам не фиакр нанять. Бумаги там оформить, нотариус, зарегистрировать сделку у местного префекта, или как он тут называется… А вы, Яков Моисеевич, справились меньше, чем за сутки. Снимаю шляпу!
- Ну… - честно говоря, кое-какие обязательные в других ситуациях формальностей я упустил. – Яша пожал плечами. - Случилась, понимаете ли, такая неаккуратность…. Дело в том, что ферма принадлежит кузену мамаши Тернье, и когда я намекнул, что она нужна нам всего на неделю, а заплатить мы готовы за месяц вперёд, причём золотом, то множество вопросов отпали сами собой.
- Деньги, как всегда решают всё? - Семёнов ответил понимающей ухмылкой. – Или, как говорил один неглупый человек, там, у нас: «бабло побеждает зло»?
- Примерно так. – согласился Яша. Кстати, неплохо сказано, надо запомнить…
- Только имейте в виду, что автор этого высказывания плохо кончил[1].
- Его убили?
- Сам обошёлся, без посторонней помощи. Так что, слепо подражать ему не стоит, даже и по части афоризмов.
Олег Иванович соскочил с двуколки и потянулся, хрустнув суставами.
- Кстати, а где наша подопечная? Не стоило бы ей задерживаться в городе, на глазах у всех.
- Один из ребят Ярослава вывезет её южной дорогой. – Яша тоже сошёл с повозки и принялся расстёгивать пряжки ремней, удерживающих багаж. – Я подумал: незачем, чтобы видели, как она уезжает с нами. Отъедут от города версты на три, потом свернут в каком-нибудь неприметном месте и полями да просёлками вернутся сюда. Часика через полтора, думаю, будут.
Семёнов кивнул. Мера предосторожности виделась далеко не лишней: полиция наверняка уже нашла трупы возле дороги, ведущей к руинам Монсегюра, и сейчас опрашивает всех, до кого может дотянуться на предмет свидетелей. Вот и пусть поищут Берту где-нибудь в Одаре, Варене или что там ещё дальше по шоссе. А они за это время придумают, как переправить беглянку в Марсель, на «Змея Горыныча». Под присмотром Никонова ей ничего не будет угрожать – в том числе, и последствия собственных экстравагантных выходок. А то, в самом деле: из Африки сбежала, из Санкт-Петербурга сбежала, а теперь вот и из Монсегюра тоже. Пора бы и остановиться, Бог, как известно, троицу любит…
За спиной заскрипели ворота – во двор фермы въезжали сразу три экипажа. С головного спрыгнул высокий молодой человек лет семнадцати, одетый, как парижский студент.
- Отец!
- Иван! Ну, наконец-то! - Семёнов заторопился навстречу, на ходу стаскивая зачем-то пенсне, которые он с некоторых пор стал носить вместо очков. - А мы вас ещё утром ждали, извелись вконец…
Яша хмыкнул и деликатно отвернулся. Пусть отец и сын порадуются встрече – скоро им всем будет не до того. Он деликатно обогнул по дуге семейку Семёновых и подошёл к экипажу.
- Бонжур, мадемуазель. – Яша приподнял за узкие поля шляпу котелок и поклонился пассажирке. – Надеюсь, вы с вашими друзьями хорошо доехали? Сейчас мы все наскоро перекусим, переведём дух и отправимся осматривать территорию. Погоды сегодня стоят чудесные, вы не находите?
И жестом руки в лайковой перчатке обвёл окружающий пейзаж: - низкую, составленную из кирпичных столбов, соединённых жердями, изгородь, господский дом, сложенный из плит жёлтого известняка с островерхой черепичной крышей, сараи и конюшни, пасущихся близ небольшого, поросшего осокой пруда, гусей и виднеющуюся за просторным выгоном на холме ветряную мельницу.
***
Из дневника гардемарина
Ивана Семёнова.
***
Из дневника гардемарина
Ивана Семёнова.
«…Золота - хозяйке, служанке - серебра,
Медь - мастеру искусному для пользы и добра.
"Но лишь одно железо, - в замке сказал барон,-
Холодное железо всем правит с давних времен…"
- Тоже песня приятеля твоего отца? – заинтересованно спросила Варя. Мы сидели в закрытом фиакре, пылящем по просёлкам Лангедока. Поначалу я не отрывался от окна – вот оно, ожившее средневековье, на расстоянии вытянутой руки! – но вскорости притомился от впечатлений, откинулся на тощую спинку и замурлыкал песенку.
- Нет, это Киплинг, английский поэт. У вас он, правда, ещё неизвестен, но скоро лет через десять станет знаменит, не хуже Шекспира. А песенку эту он напишет только в начале следующего века.
- Жаль. – вздохнула моя напарница. – Мне понравилось. Да ты пой дальше, не стесняйся…
- Вы просите песен? Их есть у меня! – не замедлил я с ответом. В самом деле, что мне, трудно, если дама просит?
«…Барон возглавил войско на боевом коне
И поднял против короля мятеж по всей стране.
"Нет!- пушкарь воскликнул, слыша битвы звон,-
Холодное железо сильнее с давних времен".
Не одолело войско королевских стен:
Летели стрелы градом, барон захвачен в плен.
В королевском замке в темницу брошен он.
Холодное железо решило так с давних времен...»
- Там дальше ещё несколько куплетов, только я их забыл. – сказал я, допев песню. - Король сажает побеждённого барона за свой стол, угощает вином и хлебом, а на закуску объясняет, что «Холодное Железо, которое правит всем» – это на самом деле железный гвоздь с Голгофы.
- То есть, из Святого Распятия? – удивилась девушка. - Вот уж не подумала бы! Начало-то песни такое… воинственное.
Я пожал плечами. Ей виднее: Варя не манкировала в своей гимназии уроками Закона Божия в отличие от нас с Николкой, всегда находивших повод удрать, ссылаясь на особо важные дела по линии Д.О.П.а.
- Тебя на этого Киплинга потянуло из-за нашего визита в Лондон? – спросила Варя. – помнится, раньше ты англичан не очень-то жаловал…
- ничего подобного! – возмутился я. – их литература мне всегда нравилась, как и корабли. Там вообще много хорошего. Политика у них сволочная, в особенности, по отношению к России, что есть, есть, Но стихи-то тут при чём?
Значит, из-за замка, в который мы едем. – сделала вывод моя напарница. –Тоже, бароны, пушки…
В двенадцатом веке, когда пал Монсегюр, пушек ещё не было. – отозвался я. - И вообще, хватит разговоров, мы, кажется, подъезжаем!
***
А я-то гадал, с чего это отец решил уподобиться рыцарю печального образа! Нет, я не про роман с Бертой, хотя и там всё, мягко говоря, непросто и запутано до крайности. Но мельница-то, мельница? Зачем она им понадобилась?
Ларчик, как выяснилось, открывался просто, мог бы и сам догадаться. Романтическая башня, венчающая низкий холм на задах фермы – практически идеальная причальная вышка для дирижабля. Если, разумеется, избавиться от крыльев, чем мы с Николкой в данный момент и заняты. А именно – сидим верхом на толстом бревне, изображающем ось ветряка, и шкрябаем ручными пилами-ножовками по жердям, из которых собраны решётчатые скелеты крыльев. Когда-то, пока этот образчик местной зелёной энергетики использовался по назначению, на решётки натягивали парусину, и крылья бодро вращались, приводя через систему деревянных шестерней в действие мельничные жернова. Они и сейчас стоят внизу – два здоровенных круглых камня на дубовой оси. Всё внутри покрыто налётом пыли и муки, стоит чихнуть – и эта субстанция встаёт столбом. Изнутри наверх, на крышу мельницы ведёт ветхая лесенка, а вдоль края крыши обустроен узенький, ограждённый хлипкими перильцами балкончик – он-то и натолкнул отца на мысль о нецелевом использовании сооружения. В самом деле, удобно: «Таврида» подходит к крыше, сбрасывает гайдроп (так называется швартовочный канат), причальная команда его крепит и подтягивает аппарат вниз - так, чтобы экипаж мог с комфортом спуститься точно на упомянутый балкончик. Вот только крылья мешаются – потому мы с Николкой и орудуем ножовками, добавляя деревянную пыль к изрядному слою муки, покрывающему наше платье, руки и волосы.
Кондуктор и двое матросов со «Змея Горыныча» прибыли на ферму сразу после обеда (они сопровождали ломовую подводу, гружёную разным воздухоплавательным имуществом) и сразу принялись разворачивать своё барахло у подножия импровизированной «причальной вышки». Основная группа из мичмана и шести техников и матросов осталась в Тулузе – готовились принимать дирижабль, которому предстояло прибыть завтра утром. Дале по плану должен был состояться демонстрационный полёт над городом, импровизированный банкет на площади перед зданием префектуры, устраиваемый местными властями в честь героических русских воздухоплавателей и лично цесаревича. Далее, уже ближе к вечеру, «Таврида» должна была снова подняться в воздух и Георгий, сделав ручкой восторженным тулузским обывателям, повернёт на обратный курс – на юго-восток, с сторону побережья, к Монпелье.
То есть это все будут так думать, что аппарат пойдёт на Монпелье – на самом деле, «Таврида» отклонится к югу и появится здесь, над этой самой фермой – где отшвартуется и будет ждать завтрашнего утра. Яша сгоряча даже предложил совершить вечером разведывательный полёт, рассмотреть предстоящий театр военных действий сверху. Отец его разубедил: наши визави наверняка читают газеты, и появление русского дирижабля наверняка их насторожит.
Я отложил в сторону пилу и вытер вспотевший лоб. Прямо перед нами, от основания холма до самой ограды фермы тянулся шагов на пятьсот выгон – там маячили три фигурки, мужская и две женские. Вот одна из женщин подняла к плечу что-то длинное, блеснувшее в лучах вечернего солнца оптическим стеклом, и спустя несколько секунд сухо щёлкнул выстрел. Маринка, кузина Николки в сопровождении Вареньки и отца пристреливают напоследок снайперский «Лебель». Что ж, дело полезное, послезавтра нам всем придётся пострелять…
Ну, как вы там, господа гардемарины? – донеслось из люка. – Долго ещё возиться будете?
Отчаянно заскрипели ступеньки под тяжестью шагов. Яша – он взял на себя нелёгкую обязанность распоряжаться здесь, на импровизированной стройплощадке. Ну конечно, оно как бы попроще, чем пилой шкрябать…
Николка обернулся.
- Осторожнее, Яков Моисеич, там в верхнем пролёте две ступеньки гнилые, как бы не провали…
Договорить он не успел. Пронзительный скрип, треск, оборвавшийся короткий вскрик, снова треск и оглушительный грохот вперемешку с невнятными воплями. Мы с Николкой испуганно переглянулись и сломя голову кинулись вниз. Он метнулся к люку, из которого клубами валила пыль вперемешку с мукой; я же запрыгнул на решётку ещё не подпиленного мельничного крыла, дождался, когда оно провернётся под моей тяжестью, и полез вниз – так же, как карабкался когда-то по вантам «Корейца». Снизу неслись невнятные проклятия на идише, перемежаемые болезненными стонами.
Яша лежал, придавленный обломками лестницы на груде истлевших мешков. Лицо перекошено гримаса боли, обеими руками он держался за неестественно вывернутую левую ногу.
«…Этого ещё только не хватало!..»
***
Франция,
Сент-Оренс-де-Гамвиль.
Группа «Алеф» на задании
- А дальше что было? – Варя вертела в пальцах сорванный на лугу цветок – Иван заметил, что он уже успел подвять, краешки лепестков скукожились и едва заметно побурели. Цветок был большой, жёлтый, с широким бутоном, и он никак не мог вспомнить его название.
«…здесь, на Юге Франции, всё не как у нас, дома…»
- А дальше мы с Ярославом соорудили из жердей носилки и оттащили Якова Моисеевича на ферму. Он побледнел, покрылся потом и всё время стонал, и я решил, что дело оборачивается совсем худо – шутка ли, такое падение, да ещё и по дороге кучу всяких деревяшек переломать своим телом! Но Берта, когда его осмотрела, сказала, что ничего страшного: ушибы, плечо вывихнуто, да правая голень сломана, но перелом, вроде бы, простой. Плечо ему выправили. потом отец вколол болеутоляющее из аптечки доктора Каретникова, и Яков Моисеевич совсем оклемался – и снова стал ругаться почём зря на идише. Берта наложила на голень шину и сказала, что надо бы скорее везти в больницу, где наложат по всем правилам гипс, но Яша с отцом категорически отказались. Заявили, что надо ждать до конца операции, а потом, на «Новороссии», отправить пострадавшего в Марсель. А там уж на «Змее Горыныче» корабельный доктор сделает всё, как положено. Яков Моисеевич согласился, только очень ругался, когда ему сказали, что в операции он участвовать не будет. Потребовал сделать ему костыль – говорит, как-нибудь доковыляю.
- так он что же, собирается принять участие в штурме? – глаза девушки округлились. – Вот прямо так, со сломанной ногой?
- Нет, конечно. его довезут на повозке до сараюшке и сторожа – ну, которая стоит в начале тропы по скальному гребню. Кстати, вы с Маринкой там же будете она с винтовкой, а ты с биноклем, в качестве наблюдателя. Задача – прикрыть группу, которая под командой отца ойдёт через ворота замка. Ну а Яков Моисеевич будет координировать атаку по рации, всё занятие…
Всё-то вы за нас решили! – фыркнула девушка. Смятый цветок полетел в траву. – А сам что делать будешь? И Николка?
- Николка пойдёт в основной группе, под командой отца. А я… - Иван помедлил. – Решили, что мы с Ярославом высадимся прямо во двор, с «Тавриды», на тросах. Ну, как мы тогда на скалах тренировались, на Карельском перешейке, помнишь?
Во время обучения на Елагиных курсах группы дважды вывозили для занятий горной подготовкой. Обучением руководил Ярослав, успевший приобрести кое-какую скалолазную практику ещё в двадцать первом веке. По его чертежам в мастерских Балтийского завода изготовили пару альпинистских рулеток для быстрого спуска по висящим тросам. Теперь это снаряжение пригодится.
- Да ты за нас не волнуйся! – торопливо добавил он. – Ничего опасного тут нет: «Таврида» сделает заход на двор замка и мичман Кухарев хорошенько почистит двор из пулемёта. С дистанции в сотню метров – да там ни одна живая душа из укрытий не высунется. Если уцелеет, конечно….
ТПУ, «Тульский пулемёт, универсальный», изделие Тульского Императорского оружейного завода, клон безотказного ПКМ. В отличие от «Максима», несколько экземпляров которого недавно было закуплено за границей - массивных, неуклюжих, с бронзовыми кожухами на стволах и артиллерийскими лафетами - новинка весила около пуда с четвертью вместе со станком и патронной коробкой и был по-настоящему универсален – предполагался выпуск пехотной модели с парой сошек, допускающей стрельбу с рук и даже на бегу. В отличие от изобретения американского оружейника, ТПУ питался металлической, составленной из звеньев, лентой, что исключало перекосы и неподачу патронов при стрельбе. Новые пулемёты стояли в гондолах дирижаблей, приписанных к «Змею Горынычу» - во время демонстрационных полётов секретную новинку снимали с турелей, но в предстоящем штурме замка им отводилась чуть ли не главная роль.
Ну, если с пулемётами, тогда ничего. – милостиво согласилась девушка. – Жаль, что Воленьки нет – вот кто мастер работать с рулеткой! Как вспомню, как он со скал прыгал – аж дух захватывало…
Иван согласно кивнул. Гардемарин Игнациус, их спутник во всех головоломных предприятиях и однокашник по Елагиным курсам действительно лихо обращался с альпинистским снаряжением и лазил по скалам как бы не лучше самого Ярослава.
Да не волнуйся ты… - сказал он. - Всё будет хорошо. Пулемётчик почистит двор замка, мы с Ярославом спустимся на какую-нибудь крышу и будем работать оттуда, пока штурмовая группа ворота не подорвёт. А вы с Маринкой тем временем нас прикроете, чтобы кто не надо со стен не шмалял почём зря – вон, Берта рассказывала, что у Уэскотта в Монсегюре полдюжины телохранителей, все вооружены до зубов. Главное – в суматохе Бурхардта вс Виктором не зацепить, да и господ из «Золотой зари» лучше бы взять живыми и невредимыми. Я так думаю, барон найдёт, о чём их расспросить. Что до Воленьки – сама знаешь, они сейчас с ротмистром Нефёдовым, идут морем в Марсель. Когда всё это закончится – мы их увидим… надеюсь.
- Опять каркаешь? – возмущённо фыркнула Варвара. Смятый цветок полетел в траву. – Надеется он… И вообще, с чего ты взял, что я волнуюсь? Даже и не думала, вот ещё!
Иван удивлённо выпрямился – он не ожидал столь бурной реакции на свою в общем-то невинную реплику. А девушка неожиданно закинула руки ему на шею и приникла к губам своими – горячими, трепещущими, зовущими. Юноша замер, потрясённый, а Варя торопливо, щекотно шептала ему на ухо, для чего пришлось подняться на цыпочки:
- Вот попробуй только погибнуть! Тогда я… я вот прямо не знаю, что с тобой сделаю!
[1] Авторство приписывается российскому олигарху Б. Березовскому.