Усадьба Нероново относится к числу наиболее интересных усадеб на территории Костромской области. Уникальность ее в том, что она сохранилась в комплексе: главный дом, дом управляющего, флигель на погребах, баня, амбары, хозяйственные постройки, усадебная церковь. После небольшого отрезка лесной дороги неподалеку от деревни Федотово с правого берега реки открывается вид на всю усадьбу со спускающимся по склону холма садом, с церковью, с видимым восточным фасадом главного дома.
В 17 веке усадебные земли Неронова входили в состав Усольского окологородья Галичского уезда, земли которого поступили в поместную раздачу. Нероново было получено дворянами Шиповыми, которые, однако, владели им недолго. В конце 18 века усадьба вошла в состав Чухломского, а позднее Солигаличского уездов. По территориальному делению в 19 веке усадьба находилась на самой границе этих двух уездов, а границей служила живописная река Векса, на берегу которой и расположилась усадьба. В 17 и 18 веках древний тракт на Галич и Солигалич проходил в непосредственной близости от имения. Проложенный в начале 19 века новый почтовый тракт прошел в двух верстах от усадьбы, отдалив ее от большой дороги, и к усадьбе через Вексу на левый берег вела проезжая сельская дорога.
История усадьбы неразрывно связана с фамилией Черевиных. Этот старинный костромской дворянский род был внесен в шестую часть родословной книги Костромской губернии.[1] Когда появился этот род на Костромской земле – неизвестно. В одной из древних рукописей, хранившихся в богатейшей библиотеке усадьбы Нероново, была записана легенда о происхождении этой фамилии: «Сей герб оттуду взял свое начало, егда под Переяславом, над Днепром князь Святослав Игоревич бился с Печенегами, тогда Русь, побеждена от Печенегов, великим трупом паде, между воинами же мертвыми, один воин, тремя копиями имый чрево прободенно и внутренняя изщедшая язвами и тако лежащее до нощи, в нощи же внутренняя своима руками держа в три копия влекий, приде ко своим в обоз и за таковое ему мужественное дело от действа и герб дадеся и наречен черева»[2]. Соответственно этой легенде герб Черевиных, полученный им много позднее, представлял собой «щит, разделенный перпендикулярно на две части, из коих, в правой, на голубом поле изображены крестообразно три серебряных стрелы без перьев, обращенные остриями – крайние два вниз, а средняя – вверх, связанные красными «черевами». В левой части, в золотом поле, виден до половины черный орел одноглавый, с распростертыми крыльями, имеющий в лапе скипетр».[3]
Родоначальник рода Маклок Черевин впервые упоминается в документах под 1508 годом в грамоте великого князя Василия Ивановича от 1515 года, которой он жаловал Маклоку поместье Кунавтино в Ликургской волости под Галичем.[4] О происхождении самого рода, как и о многих других исконных русских родах, было сказано лишь, что оно «покрыто неизвестностью». Некоторую известность в происхождение рода вносят, пожалуй, имена его первых семи колен. Черевины, как ни один другой род, внесенный в костромские «Анналы», долго придерживались двойных имен. Наряду с христианскими, как того требовало время, бытовали и славянские языческие и тюркские имена. Родоначальник с древнеславянским именем Маклок [5] имел согласно родословной двух сыновей – одного с христианским именем Федор [6], другого с древнеславянским языческим именем - оберегом Неклюд, что означало « негожий», нехороший» то есть тот, кого трогать нечистому не было никакой нужды. Потомство его нам неизвестно. Сын же христианского Федора - Федор же - имел второе домашнее имя Третьяк, то есть третий родившийся ребенок, - имя, весьма распространенное в то время, когда имена чадам давали нередко по счету. Сын Третьяка Ларион был записан в родословные как Ляпун, а сыновья сего последнего получили наряду с православными тюркские имена: Иван в просторечьи и в родословной звался Иракий, Агафон именовался Танаш[7], а Потапа (он же Агафоник Меньшой) звали Бузедаем. Сын Бузедая по имени Вой был крещен как Нефедий или Мефодий, но звали его Воином и по этому отчеству величали его потомков. [8]
Один из трех сыновей Воя-Воина (Нефеда-Мефодия) Григорий Черевин в 1691 году служил капитаном Московского первого выборного полка, а в 1707 году комиссаром Архангельской главной канцелярии. Именно он в 1697 году купил у своего тестя Михаила Северьяновича Шипова усадьбу Нероново в Солигаличской округе и 20 февраля 1700 года был официально введен в права владения имением. С этого времени и вплоть до 1918 года Нероново оставалось в руках Черевиных, переходя по мужской линии - из рук в руки.[9]
Жена Григория Воиновича Мавра Михайловна, урожденная Шипова, умерла в 1724 году, и после ее смерти усадьба была отказана их сыну Ивану. Именно эта ветвь, ветвь нероновских Черевиных, выдвинулась в ряды высшей российской знати, тогда как иные ветви единого некогда рода постепенно угасали. Родной брат Мавры Михайловны Петр Михайлович Шипов занимал крупный пост в административном аппарате России того времени. Он был генерал-аншефом, тайным советником и сенатором, членом высшего суда по делу Лопухиных в 1743 году.[10]
Иван Григорьевич (1702-1766) служил в морском флоте с 14 лет: начинал навигатором, был штурманом, в 1727 году получил звание унтер-штурмана, а в 1741 – лейтенанта. В собственноручно написанном им судебном иске о защите чести и достоинства он писал, что « начал службу в 1716 году при Блаженной и Вечнодостойной памяти царе и государе Петре Алексеевиче и продолжал свою службу в морском флоте, проходя чинами до лейтенанта, а, оставив военную службу, служил в Петербурге на гражданской службе, и после долговременной службы был уволен в отставку с награждением чином надворного советника и по высочайшему указу государыни Императрицы Екатерины Алексеевны уволен вовсе от службы в свое имение на свое пропитание…»[11] Иван Григорьевич известен как автор интересных записок по морскому делу. Он был женат на дочери известного специалиста в области артиллерии полковника Степана Григорьевича Кошелева[12] Наталье (ок. 1704 г. – 1778). [13] Сохранились портреты Ивана Григорьевича и Натальи Степановны, датированные 1741 годом. Они открывают хранившуюся в Неронове галерею предков, о которой много написано искусствоведами и которая в свое время стала подлинным открытием в истории русского провинциального искусства 18 века.[14] Иван Григорьевич и Наталья Степановна изображены в профиль. Специалисты, называя эти портреты классикой русского художественного примитива, отмечают их необычность: « Оба портрета, будучи парадными и парными по отношению друг к другу, считаются уникальными, так как пока не имеют аналогий в русской портретной живописи первой половины 18 века».[15] Портрет И.Г. Черевина известен по копии, выполненной художником Григорием Островским, работавшим в усадьбе в 1770-90-е годы. К тому времени Ивана Григорьевича уже не было в живых. Однако сохранился написанный художником с натуры портрет семидесятилетней вдовы Натальи Степановны.
Выйдя в отставку около 1758 года, Иван Григорьевич поселился в Неронове и занялся благоустройством имения, однако он успел сделать немного. Известно, что еще в 1745 году Иван Григорьевич подал прошение о построении в Неронове деревянной церкви во имя Благовещения «в знак избавления своего от кораблекрушения на море». В 1755 году церковь была заложена, а в 1758 году, в год его отставки и смерти тестя, церковь была освящена и начала действовать.[16] В течение 100 лет с момента освящения церковь в Неронове оставалась ружной и находилась полностью на попечении Черевиных.
В это время усадьба выглядела иначе, чем в период своего расцвета в конце XVIII - первой половине XIX века. При недостатке документальных свидетельств можно только предполагать, как выглядел старый усадебный комплекс в этот период. Некоторое представление об облике старой усадьбы дают материалы Генерального межевания, зафиксировавшие ее состояние до создания величественного кирпичного ансамбля. На плане 1779 года виден деревянный господский дом, окруженный по периметру служебными и хозяйственными постройками. Восточнее к ним примыкает часть усадьбы, предположительно занятая плодовым садом. Здесь размещались еще две служебные постройки, а в центре имелись два пруда, имевшие свободную форму в очертаниях. Еще восточнее, на некотором расстоянии от плодового сада, выделена территория, включающая в себя Большой господский пруд, при котором, надо полагать, располагались баня и прачечная. Южнее господского двора размещались строения села - дома церковного причта, вытянутые в линию с севера на юг, а на площади перед ними находилась деревянная Благовещенская церковь. Вблизи села, несколько восточнее, проходила уже упомянутая большая столбовая дорога из Галича в Солигалич. Здесь она пересекала небольшую речку Градицу, на высоком берегу которой собственно и располагалось село, а затем и реку Вексу. В эту дачу земель Черевиных входили также деревни Короваево, Крутово и Чуватово.
Мы располагаем и достаточно детальным описанием старого господского деревянного двухэтажного дома. В домовой книге, начатой Григорием Воиновичем, продолженной его сыном Иваном и внуком Петром, сохранилась опись старого дома и имения, находившегося в нем. Опись, была составлена сыном Ивана Григорьевича Петром в благословение своему сыну Дмитрию и его жене Варваре около 1788-89 годов, перед строительством нового дома. В доме согласно описи имелись сени внизу и вверху, зал, гостиная, спальня, уборная горница, две девичьи, столовая и кабинет. Петр Иванович подробно описал вещи, мебель, посуду, картины, хозяйственный инвентарь и пр.
Этот старый дом и вся композиция усадьбы сохранялись вплоть до конца 1780-х годов. В старом доме умерли и Иван Григорьевич, и Наталья Степановна Черевины. Наследовавший усадьбу сын их, Петр Иванович Черевин (1733-1813), большую часть жизни, как и все дворяне того времени, то есть времени до указа о вольности дворянству, провел на службе. Он начал службу корабельным учеником в Архангельске, в 1752 г. числился корабельным подмастерьем, а в 1761 – поручиком, затем по собственному прошению был переведен на статскую службу с присвоением чина секунд-майора. Прошение это по времени совпало с опубликованием Указа о вольности дворянству и с тем фактом, что Иван Григорьевич, вышедши в отставку, становился стар. Вероятнее всего, что эти четыре года Петр Иванович провел в Неронове. В 1766 году умер Иван Григорьевич и около того же года, или чуть ранее, Петр Иванович женился на Марии Михайловне Ярославовой, за которой получил в приданое большое имение в Кадниковском уезде Вологодской губернии. Ярославовы – весьма состоятельная и знатная семья, находились в близком родстве и под покровительством братьев Орловых, фаворитов Екатерины II. Через Федора Григорьевича Орлова, бывшего с Ярославовыми в близкой родне, Черевины сближаются с придворными кругами. Портреты Ярославовых, Марии Михайловны, ее отца и брата, написанные тем же Григорием Островским, пополнили фамильную портретную галерею в Неронове.
Однако, после четырех лет отставки, в 1767 году, Петр Иванович снова начал служить на гражданской службе - в Волоколамской провинциальной межевой конторе, откуда и просил об окончательной отставке незадолго до смерти матери. За ним к тому времени числилось 477 душ мужского пола, усадьба Нероново, усадьба Кусенево Галичского уезда, деревни Жар и Васильевское Чухломского уезда.
В 1782 году Петр Иванович был выбран предводителем дворянства Усольской (Солигаличской) округи Костромской губернии. Именно в это время он начинает подготовку к строительству нового усадебного комплекса. В церковно-приходской летописи Неронова хранилась запись о том, что в 1780 году, когда Петр Иванович задумал экономичным способом строить новый усадебный комплекс, в Петербург были отправлены первые крепостные Черевиных для обучения иконописному, столярному, плотничному, слесарному, позолотному, кузнечному, малярному и прочим строительным ремеслам. А с 1815 года «по устроении храма и усадьбы, мастеров своих, уже неспособных для сельского хозяйства, отправлял помещик в столичные города на промыслы».[17] Мастера, отправляясь в отход, брали с собой в учебу своих и чужих детей.[18] Таким образом, в Неронове никогда не было недостатка в профессиональных исполнителях строительных работ. Факт, что усадьба в 1815 году упоминается уже как построенная, старый дом в 1789 году еще существовал, а строительство новой каменной церкви в Неронове было окончено в 1790 году, позволяет сделать вывод о том, что усадебный комплекс был построен в период между 1790 - 1812 г.г. Новая каменная Воскресенская церковь была освящена 26 сентября 1793 года. Вероятно, что именно в эти годы, с 1790 по 1793, строился главный дом, а в начале XIX века - служебные и хозяйственные строения.
Новая усадьба, заложенная Петром Ивановичем, во многом повторила схему функционального зонирования, существовавшую в усадьбе предшественнице. Однако ее внутренняя планировочная схема в значительной мере изменилась. Композиционным центром усадебного комплекса стал главный дом, от которого развивались две планировочные оси: в восточном и южном направлении. В эту планировочную сетку были вписаны и Воскресенская церковь, и усадебные постройки.
Парадный подъезд к усадьбе был организован с востока, от большой столбовой дороги Галич – Солигалич. «Прешпект» от реки Вексы взбегал по склону по небольшой дуге и вдоль южной стороны ограды церкви выходил на центральную площадь села – «Красный двор». Огромная площадь (200 х 130 м) была ограничена на западе сельской застройкой, где стояли три дома церковнослужителей, деревянные на кирпичных столбах, в настоящее время утраченные, на юге склоном к реке Градице и пограничной обсадкой Плодового и Ягодного сада, на востоке территорией церкви и кладбища. Северную границу площади создавали вытянувшиеся вряд каменные строения усадьбы. На западном краю стоял дом помощника управляющего или старосты с магазином для крестьян, далее амбар, от которого теперь сохранились лишь фундаменты, затем баня, сохранившаяся в несколько перестроенном виде (надстроен второй этаж), а с востока линию замыкали церковная сторожка и школа. В промежутках между постройками, по красной линии, была возведена ограда – деревянная решетка по кирпичным столбам на цоколе. С внутренней стороны линия ограды была поддержана рядовой посадкой акации. Амбар и баня фланкировали парадный въезд. Здесь располагались деревянные арочные въездные ворота, стоявшие по оси главного дома. Минуя их и пройдя по аллее из акации, попадали на фигурный партер с курдонером - разворотной площадкой перед южным фасадом главного дома. Центр курдонера занимала кольцевая посадка кустов акации, рассеченная пополам акациевой же аллеей. По внешней стороне разворотный круг поддерживали посадки липы. Перед домом, отсекая его от курдонера, был разбит цветник.
Относительная симметрия отдельных построек комплекса друг относительно друга тут же уничтожалась асимметричной трассировкой дорожно-тропиночной сети, связывавшей их между собой. На этом участке геометрия коммуникаций подчинялась скорее хозяйственной целесообразности, чем эстетическим требованиям. Пространство придомовой части фактически не было занято посадками древесных, обсадка дорожно-тропиночной сети была выполнена в основном из декоративных кустарников, оставаясь свободным для обзора во всех направлениях. Акациевая аллея, идущая от юго-восточного угла дома и визуально связывающая хозяйственный флигель с баней, была, видимо, сформирована на перголе, образовав своеобразный зеленый туннель.
Территория центральной части усадьбы, представляющая собой вытянутый по линии запад-восток прямоугольник – основное ядро служебных и хозяйственных построек и расположенный чуть восточнее их парк – окружены по периметру канавой и обсажены липой и акацией.
Неизвестно, был ли у Черевиных свой домовой архитектор. По утверждению искусствоведа Е.В. Кудряшова человек, проектировавший главный дом в Неронове, использовал столичные образцы, несомненно, хорошо ему известные. В этом убеждает и декоративное убранство усадебного дома, и особенности его объемной композиции, и необычайно пышное оформление интерьеров.[19]
Главный дом двухэтажный, прямоугольный в плане, под четырехскатной кровлей. В архитектурном отношении представляет собой переходный тип от барокко к классицизму, где элементы барокко все же преобладают. Точная дата постройки дома неизвестна. Но, исходя из вышеперечисленных фактов, можно предположить, что дом был построен в начале 1790-х годов, что подтверждают и данные архитектурных обследований.[20]
Северным фасадом главный дом выходил на хозяйственный двор, довольно обширный по площади. С северной стороны двор замыкался домом управляющего, квартира которого располагалась на втором этаже, а на первом размещалась домовая вотчинная контора, имевшая управление всеми имениями Черевиных. Здесь же в западной половине проживал садовник, а восточная была предназначена для приживалок. Продолжал эту линию деревянный каретный сарай, утраченный к настоящему времени. На востоке границу двора образовывал хозяйственный флигель на погребах, в котором имелись также кухня и кладовые. По утверждению Е.В. Кудряшова флигель в XIX веке был соединен с главным домом закрытой кирпичной галереей.[21] С западной стороны хозяйственный двор замыкался обширным строением скотного двора, так же утраченного. Это было каре-образное строение, включавшее в себя конюшню с каменным полукруглым манежем «для гонки лошадей», птичник и коровник.
Парк, разбитый восточнее главного дома, представлял собой липовую четырехлучевую аллею, расходящуюся от некогда расположенного в центре композиции паркового павильона. Она окружена периметральной круговой липовой же аллеей. В раструбах, образованных аллеями, расположены четыре квадратных копаных пруда. Этот своеобразный «водный партер» был создан на территории старого плодового сада, от которого была сохранена лишь небольшая часть, прилегавшая к главному дому и несшая скорее декоративное, чем хозяйственное значение. С восточной стороны парк завершается откосом полукруглой искусственной террасы. Вся эта концентрическая композиция, совокупность элементов, ее составляющих, заставляет задуматься о солярной символике, заложенной в основу концепции парка. Собственно, эту композицию вряд ли можно назвать парком в традиционном понимании этого слова. Скорее это только один из его элементов. С точки же зрения общей планировки парком являлся весь комплекс в совокупности с прилегающим к нему ландшафтом. Значительное преобладание открытых пространств в планировке, акцент на внешние ближние и перспективные виды, на пейзажную составляющую комплекса позволяет отнести его скорее в разряд естественных, пейзажных парков с вкраплением регулярных элементов.
Мотив Солнца играл важную роль в программах естественных парков второй половины XVIII – начала XIX века. В них часто возводились храмы Солнца, тем более что их рекомендовали и зарубежные, и отечественные теоретики паркостроения. Большое внимание образу Солнца уделяли и классицисты. Например, общепризнанный законодатель моды в пейзажном паркостроении живописец Клод Лоррен посвятил Солнцу значительную долю своего наследия. Его называли «солнцепоклонником». Но героями его полотен были и Небо и Земля и Море (Вода). Почти все его полотна повествуют о встрече этих природных стихий. Что, видимо, и повлияло на выбор его работ в качестве образца для создания многих парковых композиций. [22] Но над всем доминирует Огонь – Солнце «зовущее», как сказал о лореновском Солнце Достоевский. Можно предположить, что и павильон, занимавший центр циркульной композиции и имевший, видимо, форму ротонды был посвящен именно Солнцу. Здесь так же встречаются четыре стихии – Земля, Воздух, Вода, Огонь, олицетворяющие силы животворящей природы.
Четкая ориентация композиции по сторонам света, направления которых здесь закреплены водными зеркалами, позволяла храму на протяжении всего дня утопать в отраженном пламени небесного светила. В Древней Греции зеркало – образ наполненного светом эфира, в котором божество видело свое отражение. Солнце, воплощенное в образе храма, так же смотрелось в зеркало: «И портик мраморный, водою окруженный // Удвоен зеркалом озерным отраженный», - писал Ж. Делиль. Образ зеркала, которое было одним из мистериальных символов Диониса, был связан и с изучением собственной души, ее совершенствованием. Участники празднеств в честь бога вина и веселья Диониса увенчивались розами, так как существовало поверье, что действие розы охлаждает жар вина и мешает пьяным выбалтывать тайны. Вследствие этого роза стала также символом скрытности, а пятилепестковые розы охотно нарезали для украшения исповедален. Таким образом, утопавший в кустах роз храм в парке Неронова становился исключительным местом для уединенных размышлений, самосозерцания сельского философа.
Все подчинялось тому, чтобы ищущий мог познать свет истины, обрести сокровенные знания. Но чтобы достичь желаемого познания истины, нужно было пройти инициацию. И здесь образом тернистого пути, мучительного преодоления духовных терзаний выступали акациевые аллеи, опоясывавшие композицию по периметру и сходящиеся на внутренней площадке перед храмом. Акация в символике часто отождествлялась с робинией (белой акацией) или мимозой- символом преодоления смерти, символом пережившего смерть расцвета идеи. Более того, в масонской символике, а надо полагать создатель парка имел к масонам непосредственное отношение, так как являлся командором (звание Рыцаря ордена – Мальтийского креста, ордена Иоанна Иерусалимского, патрона масонов), акация сама являлась солнцем. Иногда солнцу придавалось значение всеоживляющего духа, оно же означало еще масонский орден.[23]
Не случайным, в этом контексте становится расположение между главным домом и «водным партером» небольшого плодового сада - «личного рая». Рай, напоенный светилом, дающим жизнь плодам его. От сада к настоящему времени сохранились лишь единичные одичавшие яблони. Созерцание сада должно было наводить «сельского философа» на мысль о Рае утраченном. Не случайна также и связь, осуществленная посредством отходящего от периметрального круга луча аллеи, с другой сакральной территорией – территорией Воскресенской церкви и родового кладбища, населенного душами предков уже приобщившихся к истине.
Необходимо отметить идейное родство концепции парка в Неронове с парком Катениных в усадьбе Клусеево. Родство взглядов и философских воззрений создателей обоих парков, несомненно. Использованные семантические изыски указывают на принадлежность создателей обоих парков к масонству. В основе композиции того и другого парка лежит наугольник, которому в масонской символике придавался особый статус, как ассоциируемому с прямоугольностью, правосудием, справедливостью, олицетворял любовь к Богу и ближнему. Угольник с двумя неравными сторонами, находящимися в отношении 3:4, (именно в этой пропорции находятся друг к другу аллеи в парках обоих усадеб) указывает на теорему Пифагора, поскольку позволяет обозначить треугольник с длинных сторон 3, 4 и 5. Круг, так же лежащий в основе композиции парков олицетворяет циркуль, а – квадрат означает опять же угольник. Комбинация циркуля и угольника символизирует широко распространенные космологические умозрительные идеи связи неба и земли. В качестве масонских атрибутов эти инструменты являются персонификацией «свободных искусств», таких как астрономия, архитектура и география. Циркуль и угольник, вместе со священной книгой являются тремя «великими светильниками» указывающими на идеальный круг «всеохватывающего человеколюбия». Обряд масонского посвящения учит, что одно острие циркуля закрепляется в собственном сердце, в то время как другое объединяет посвященного со всеми братьями. В этой связи, можно считать не случайным, то, что одна из аллей в композиции начинается от главного усадебного дома, сердца всего комплекса, места обитания самого владельца.
Можно с уверенностью полагать, что автором парка в Неронове был не Петр Иванович Черевин, а его сын Дмитрий Петрович (1768-1818), полковник, а впоследствии генерал-майор, друживший с Андреем Федоровичем Катениным, создателем парка в Клусееве, который нередко гостил у Черевиных. В фамильной галерее Черевиных хранился портрет Андрея Федоровича Катенина, написанный тем же Григорием Островским в 1790 году. Создание парка в Неронове следует отнести к самому началу XIX века, что вполне соотносится с известными нам фактами жизни Дмитрия Петровича Черевина, который в 1800 году подал в отставку и безвыездно прожил в Неронове до начала войны 1812 года. Именно в эти годы, в самом начале 19 века, создавал свой парк в Клусееве и Андрей Федорович Катенин.
Построенные Петром Ивановичем церковь и главный усадебный дом были «доделаны» и доведены до окончания именно Дмитрием Петровичем, превратившим усадьбу в единый хорошо спланированный комплекс. В это время слегка перестраиваются или «модернизируются» и Воскресенская церковь, и главный усадебный дом. У церкви появляются боковые крыльца на колоннах тосканского ордера у входов в храм с северной и южной стороны, а ранее стоявшая отдельно от храма колокольня соединяется с ним папертью. К южному фасаду главного дома пристраиваются балконы на тосканских же колоннах. Сама церковь Воскресения Христова была украшена прекрасными иконами, а полы в ней выстилаются чугунной плиткой. В это же время строится и основная часть служебных и хозяйственных зданий усадьбы.
Дмитрий Петрович (1768-1818) начал свою военную карьеру в лейб-гвардии Преображенском полку в 1776 году. Будучи записанным в полк в возрасте восьми лет, по обычаям того времени он числился в отпусках «до возраста» в течение шести лет, а 1782 году, став сержантом, был «из малолетних записан в роту» и числился уже налицо. Именно в этом году был написан и знаменитый портрет Григория Островского, получивший название « Портрет мальчика в зеленом мундире», на котором, по мнению искусствоведов, изображен четырнадцатилетний Дмитрий Черевин в важный для него и семьи момент – момент зачисления его в сержанты лейб-гвардии Преображенского полка и отъезда из дома.[24]
Приказом 11 февраля 1787 года Дмитрий Петрович был переведен в лейб-гвардии Измайловский полк, [25] с которым участвовал в войнах со Швецией в 1789-90 годах. К тридцати годам он был произведен в капитаны с назначением во флигель-адьютанты при Павле I, в 1799 году получил чин бригадир-майора, а в 1800 году, став полковником, был назначен комендантом в Херсон, откуда вскоре и подал в отставку.[26] В этом году в семье Дмитрия Петровича появился первый сын Павел (1800-1824), а через два года второй сын Александр (1802-1849) и позднее дочь Наталья.
Как уже упоминалось, после отставки Дмитрий Петрович с женой Варварой Ивановной Раевской и детьми жили в Неронове. По случаю начавшейся войны с Наполеоном он был назначен командиром второго пешего полка Костромского ополчения, которое формировалось в Галиче. Вместе с полком он участвовал в различных военных операциях, например в осаде и штурме крепости Глогау на Одере в 1814 году, за что был награжден орденом св. Владимира IV степени с бантом.[27] Второй полк Костромского ополчения вернулся на родину в 1815 году. По возвращении Дмитрий Петрович передал в нероновский храм икону Федоровской Божьей Матери, которой благословил его полк «на поражение лютого врага» в 1812 году костромской епископ преосвященный Сергий[28]
Во время Отечественной войны, в 1813 году, умер Петр Иванович Черевин. Через два с половиной года после возвращения из похода, в январе 1818, умер и сам Дмитрий Петрович, а через три месяца за ним же последовала и Варвара Ивановна. На могиле родителей дети поставили общий памятник с трогательной надписью:
«Сей памятник любви признательности слезной воздвигли дети сироты отцу нежнейшему и матери любезной пускаясь без вождя в путь бед и суеты».
«Они склоняются к гробнице сей сердцами и молят вышнего ты отнял все у нас мир блага радости прошли в единый час. Но мы не сироты коль ты пребудешь с нами».[29]
Кладбище при нероновской церкви планировалось и устраивалось именно как родовая усыпальница Черевиных. Некоторые члены семьи похоронены внутри самой церкви. Территория Воскресенской церкви, обнесенная кирпичной оградой, примыкает к юго-восточному краю центральной части усадьбы. Внутреннее пространство церковной территории обсажено липой и занято родовым кладбищем. Церковь, как уже упоминалось выше, была построена в стиле барокко в 1790 году. По мнению искусствоведа Е.В. Кудряшова, церковь и дом, вероятнее всего, строили разные архитекторы. Церковь принадлежит к типу бесстолпных пятиглавых храмов с купольным покрытием.[30] В ней было несколько приделов: главный в честь Воскресения Христова, Старый придел в честь Благовещения и новый придел во имя святого Димитрия Ростовского, патрона Д. П. Черевина.
Территория старой деревянной Благовещенской церкви, построенной еще в 1758 году, как можно судить из анализа планировки этого участка комплекса и документальных источников, располагалась восточнее, вплотную прилегая к ограде Воскресенской церкви. В описании, сделанном в 1838 году, говорится: «Церковь та деревянная, на каменном фундаменте, видом овальная, одноэтажная, с одною главою, с 2 приделами, с иконостасом в настоящей церкви в пять ярусов».[31] Два храма просуществовали совместно до 1856 года, когда за ветхостью деревянный Благовещенский был снесен: «бревна и иконостас пошли на дрова, св. иконы …. древнегреческого письма, частию розданы прихожанам, частию сложены в кладовую, где от времени и сырости повредились, лучшия же и более ценныя поставлены на приличных местах в ныне существующем храме».[32] Сельское кладбище было устроено вне селения, и при нем 18 августа 1891 года была освящена построенная на средства Петра Александровича Черевина особая деревянная церковь на каменном фундаменте. В этой церкви был один престол – в честь святого и благоверного князя Александра Невского.
Южнее, по кромке склона к ручью Градица, на двух естественных, но подработанных террасах расположена территория Фруктового и Ягодного сада, теперь уже не существующего. По периметру она была защищена рядовыми посадками липы. А по кромке верхней террасы, как бы отсекая террасы друг от друга, проходила липовая аллея. Кроме того, на этом участке в начале XIX века расположились оранжереи и грунтовый сарай. От этих сооружений на сегодняшний день сохранились лишь большие прямоугольные оплывшие ямы. Это хозяйство давало довольно хороший урожай, а саму усадьбу можно было назвать своеобразным центром агрономической культуры для всей солигаличской округи. Для работы в усадьбе приобретались последние сельскохозяйственные новинки. Здесь работал хороший садовник. А усадебная библиотека постоянно пополнялась необходимой агрономической литературой в значительной степени на иностранных языках. В оранжереях, согласно описи середины XIX века выращивали: «Грунтовых персиков – 5, деревьев кадочных персиковых – 2, абрикос – 1, деревьев персиковых горшечных – 9, слив кадочных деревьев – 7, груш кадочных деревьев – 14, шпанских вишен дерев – 5, яблоней кадочных дерев – 7, лавровых дерев в клетках – 3, померанцевых дерев – 3, деревьев лимонных – 5, дерево миндальное – 1, фиг больших деревьев – 6, винограду грунтового – 10 кустов, ананасов горшков - 65».[33]
Восточнее описанного комплекса, также вдоль кромки склона располагался блок хозяйственных строений, разделенный на несколько частей рядовыми посадками липы, а с севера ограниченный рядовой посадкой акации.
Восточнее центральной части усадьбы, на некотором удалении, расположен Большой господский пруд, форма которого к этому времени получила более четкие очертания, он стал прямоугольным. На его западном берегу располагалось здание прачечной, теперь не существующее, но его местоположение еще достаточно легко прослеживается по микрорельефу и рудеральной растительности. На этом же пруду была устроена купальня, а сам пруд был обсажен липами.
После смерти Дмитрия Петровича, Варвары Ивановны и Марии Михайловны, Черевины приезжали в усадьбу только летом или по делам. Жили они в столицах. И только через 15 лет начался новый период в усадебном строительстве, предпринятый сыном Дмитрия Петровича Александром. Александр Дмитриевич был вторым сыном Дмитрия Петровича. Он наследовал усадьбу, поскольку старший брат его, Павел Дмитриевич, умер молодым. Павел Дмитриевич Черевин (1800 - 1824) - подпоручик свиты императора по квартирмейстерской части был членом Союза Благоденствия, декабристом, подававшим большие надежды писателем и публицистом, часто печатавшимся в «Вестнике Европы». Он умер до восстания на Сенатской площади и был похоронен в Москве, в Донском монастыре в фамильном склепе Горчаковых, поскольку родная сестра братьев Черевиных, Наталья Дмитриевна, была замужем за князем Петром Дмитриевичем Горчаковым (1789-1868) - участником всех войн XIX века, управляющим Имеретией, генералом, а позднее и членом Государственного Совета. Петр Дмитриевич был сыном известного всем в то время литератора и сатирика князя Дмитрия Петровича Горчакова (1758-1824), человека критически мыслившего, вольтерьянца и вольнодумца, по общему мнению, а, по словам А.С. Пушкина, «презревшего печать». Горчаковым принадлежала усадьба Пушкино в Костромском уезде, а сам Дмитрий Петрович, пройдя вместе с сыновьями всю Отечественную войну 1812 года, служил в Костроме вице-губернатором в 1813-15 гг.
Наследовавший усадьбу брат Павла и Натальи Александр Дмитриевич, генерал-майор, участвовал в русско-турецкой войне в 1828-29 гг и в подавлении польского восстания в 1831 году. В 1833 году он женился на графине Анне Францевне Ожаровской, дочери управляющего царскими дворцами Ф. П. Ожаровского. Мать Анны Францевны - Елизавета Ивановна Муравьева-Апостол была родной сестрой декабристов Муравьевых-Апостол, один из которых, как известно, был казнен. Сюда, в Нероново, по свидетельству последнего остававшегося в живого прямого наследника усадьбы Дмитрия Александровича Черевина (1900- 1989 г.) приезжали к своей племяннице графине Ожаровской декабристы. В семье самого Д.А. Черевина хранился портрет родоначальника фамилии Апостолов - Павла, гетмана, миргородского полковника, выходца из Валахии.[34] Анна Францевна Черевина умерла в 1849 году в Париже, откуда тело ее было перевезено в Нероново и захоронено внутри Благовещенской (Воскресенской) церкви. Здесь же погребли и самого Александра Дмитриевича, умершего в один год с женой.
После женитьбы на графине Ожаровской в 1834 – 1841 годах, Александр Дмитриевич, как видно из документов фамильного архива Черевиных, вел в усадьбе большие строительные работы. Ремонтировался и обновлялся весь усадебный комплекс – и храм, и главный дом, и хозяйственные строения. В 1835-36 годах был украшен и расписан нероновский храм. В 1842 году Александр Дмитриевич передал в храм памятную ему икону Николая Чудотворца, подаренную казаками линейного полка в Варшаве. В приказах по имению и в хозяйственных книгах сохранились сведения о том, что в 1840-41 годах солигаличские мастера клали в большом доме мраморные печи, парадные комнаты усадебного дома отделывались обоями, знакомыми нам по фотографиям начала 20 века, двусветный с хорами зал и спальня были украшены фамильным гербом Черевиных.[35] Два симметрично расположенных камина с четырьмя коринфскими колоннами, украшенные фамильным гербом Черевиных, можно было видеть еще совсем недавно, так же как и угловые печи с пилястрами, облицованные в эти годы.
Помимо работ в доме велись и работы в хозяйственных помещениях. В эти годы значительно обновились оранжереи и теплицы в имении, здесь провели новые системы отопления и подогрева, заменили стекла, укрепили фундаменты. Из расчетов с мастерами, работавшими в имении в эти годы видно, что при усадьбе в течение нескольких лет работал мастер- каменщик, производивший каждое лето необходимое для работ количество кирпича. В 1840-41 годах сюда же из вологодского имения Черевиных были выписаны столяры и плотники. Все говорило о том, что Черевины проводили здесь немало времени. Семья Александра Дмитриевича увеличивалась. В 1835 году родилась дочь Софья, через два года сын Петр, в 1841 году – дочь Наталья и через год последний сын Александр.
Еще в 1827 году Александр Дмитриевич купил у соседей Лермонтовых расположенную в версте от Неронова родовую их усадьбу Суровцево. Продавшая усадьбу Анна Сергеевна Телепнева, урожденная Лермонтова, известна нам по портрету 1776 года кисти Григория Островского, на котором она изображена маленькой девочкой. Александр Дмитриевич построил в Суровцеве теплицы и устроил сырзавод. В 1848 году он выписал из Швейцарии мастера-сыродела, который должен был выделывать в год от каждой дойной коровы от 3 до 3,5 пудов сыра, следить за чистотой и порядком на скотном дворе, вести себя трезво и хорошо и во всем соблюдать выгоду Его превосходительства. Договор этот, весьма любопытный сам по себе, сохранился в фамильном архиве Черевиных. Вот его начало: «Москва 1848 г. Января дня … Мы, нижеподписавшиеся, Его Превосходительство Генерал-майор Черевин и Швейцарский уроженец Яков Николаевич Чукани, заключили сие условие в том, что нанят я, Чукани, у Его Превосходительства сыр варить в имении его состоящем Костромской губернии в Солигаличском уезде в сельце Суровцево сроком от вышеписанного числа впредь на пять. То есть будущего 1853 г. Января дня. За 300 рублей серебром ежегодного жалования на следующих условиях…» [36]. Сырзавод с успехом работал несколько десятилетий и после смерти Александра Дмитриевича.
Земельные владения Черевиных в Костромской губернии к этому времени значительно увеличились. Покупать деревни начал еще Иван Григорьевич Черевин. Чтобы избежать черезполосицы и округлить владения покупали земли и усадьбы Петр Иванович, Дмитрий Петрович и Александр Дмитриевич. Только по Солигаличскому уезду за ними числилось 138 крестьянских дворов, 442 души мужского и 520 душ женского пола. Кроме костромского имения у Александра Дмитриевича Черевина были крупные имения в Нижегородской, Вологодской, Московской губерниях и большой майорат в Польше, полученный в приданое за женой Анной Францевной Ожаровской. Однако Нероново по - прежнему оставалось любимым основным гнездом семьи, куда приезжали каждый год отдыхать, о котором заботились особо, куда вкладывали деньги, где желали быть погребенными и где хранились вековые семейные реликвии.
Здесь в течение двух с половиной веков составилась и бережно хранилась богатейшая библиотека. По одним сведениям библиотека насчитывала 1288 томов на русском языке и 1946 на иностранных, преимущественно французском XVIII века, принятым на хранение. По другим сведениям при обследовании библиотеки в 1918 году в ней насчитывалось до 10 тысяч томов, которые и были опечатаны в доме.[37]Основа библиотеки была заложена еще Иваном Григорьевичем, интенсивно собирали и выписывали книги Петр Иванович и Дмитрий Петрович. Ядро библиотеки составляли книги по естествознанию, медицине, технике, математике, а также другие научные и учебные издания 18-19 веков. Среди французских изданий преобладали произведения французских энциклопедистов: Вольтера, Монтескье, Руссо, Дидро. Ну и романы, конечно, на котором было воспитано не одно поколение русских барышень. Были в библиотеке и рукописные, и старопечатные издания, а среди них такие редкие как Острожская Библия 1581 года, Часослов московского издания 1637 года и др. Под библиотеку была отведена в доме специально оборудованная комната. Отдельные разрозненные книги из этой библиотеки можно встретить и сегодня в книгохранилищах Костромы.
Богатейший фамильный архив Черевиных насчитывал тысячи документов, отложившихся в течение нескольких веков.[38] Первые жалованные грамоты Федору и Неклюду Черевиным от 1515 года, вводные грамоты 16-17 веков, купчие, закладные, выписи с дозорных и переписных книг, письма. Среди всех этих семейных документов были и такие ценные как записки Ивана Григорьевича Черевина по артиллерийскому и морскому делу (1 треть 18 в.), воспоминания Петра Александровича Черевина.[39] Часть архива сохранилась в Государственном архиве Костромской области.
Весьма необычным явлением для провинциальных русских усадеб была хранившаяся в Неронове большая и достаточно ценная коллекция оружия. Коллекции такого размера и ценности документально зафиксированы лишь в подмосковных и петербургских усадьбах. Забегая вперед, скажем, что после национализации усадьбы коллекция, в описи которой к тому времени насчитывался 41 экземпляр, поступила на хранение в Костромское научное общество по изучению местного края. Среди перечисленных предметов, легенды которых потом затерялись, были указаны « 2 чугунные пушки 18 века и медная шведская пушка, отлитая в 1789 году».[40] В Костромском историко-художественном музее – заповеднике в настоящее время хранится 12 корабельных и шлюпочных пушек, которые, по мнению специалистов, хранились в свое время в нероновской коллекции. Хранились в нероновской коллекции шашки и сабли 2 пол. 19 века. Одна из них, на золоченой рукояти которой была сделана надпись «За храбрость», а по клинку читается « Командиру Собственного Моего конвоя, свиты моей генерал-майору Черевину» « В память Турецкой войны 1877 года» принадлежала сыну Александра Дмитриевича Петру Александровичу Черевину, начальнику личной охраны Александра 3. Были здесь и непременные для 19 века парные дуэльные пистолеты, из которых сохранился лишь один. Сохранились и собранные в этой коллекции великолепные образцы восточного холодного оружия: японские сабли, азиатские клинки, украшенные серебряными накладками и бирюзой, кавказские шашки. Охотничьи оружия, которых было немало в коллекции, собирались в основном во 2 пол 19 века и представляли такие известные фирмы как Беккер и Винчестер[41]. Но были в этой коллекции и ружья 18 и 1 пол. 19 века, что свидетельствует о том, что коллекция складывалась постепенно и носила мемориальный характер.
Стены двусветного зала главного усадебного дома украшали уже упомянутые нами портреты, написанные Григорием Островским: И.Г. Черевин, его жена Н.С. Кошелева, П.И. Черевин, его жена М.М. Ярославова, дети Петра Ивановича: Е. Шидловская (Безрукова), Дмитрий Черевин, Анфиса. Портреты родственников - Ярославовых, Окуловых, а также соседей по имению Лермонтовых и Катениных. Вторую часть коллекции составляли работы западных мастеров - преимущественно французских и итальянских.
В 1849 году, как уже было сказано, умерли и Александр Дмитриевич и Анна Францевна Черевины. Умерли в один год, так же как когда-то в один и тот же год умерли родители самого Александра Дмитриевича. В этом же году умерла и родная сестра Александра Дмитриевича Елена Дмитриевна Горчакова. Четверо детей остались малолетними. Старшей Софье едва исполнилось 14 лет. Опекунами над имением стали Шереметевы: полковник Сергей Сергеевич Шереметев и его жена Варвара Петровна Шереметева, урожденная Раевская. Она была дочерью Петра Ивановича Раевского, родного брата Варвары Ивановны Раевской, бабушки Черевиных. Варвара Петровна умерла в 1853 году. После смерти опекунов варвары Петровны и Сергея Сергеевича, опекуном над малолетними Черевиными стал Михаил Михайлович Родзянко. Михаил Михайлович Родзянко (род. В. 1821 г.), кавалергардского лейб-гвардии полка ротмистр и кавалер, стал в 1854 году мужем Софьи Черевиной (1835 – 1910), родной племянник которого М.В. Родзянко станет позже председателем 4 Государственной думы.
Опекунам удалось не только вырастить детей и дать им образование, но и сохранить состояние семьи. В 1860 году вторя дочь Наталья (1841-1900) вышла замуж за генерал- майора свиты Его Величества Геннадия Геннадиевича Казнакова, а после смерти его в 1876 году вышла вторично замуж за г-на Шульца. Александр Черевин жил в нижегородском имении Коченово. Он умер молодым.
Петр (1837-1896), наследовавший родовое Нероново, пошел по военной стезе и достиг самого высокого положения при дворе: генерал-адъютант, товарищ министра внутренних дел в 1880-83 гг., начальник охраны императора Александра III в 1883-1894.
Петр Черевин был первым сыном Александра Дмитриевича. Крестным его отцом стал дед Франц Петрович Ожаровский, управляющий царскими дворцами и жена брата деда Адама Петровича Ожаровского Софья Адамовна. Младшего брата Петра, Александра, крестили Муравьевы-Апостол. И те, и другие по смерти родителей учавствовали в воспитании детей. Петр Александрович начал военную службу на Кавказе в 1855 году, затем во время польского восстания 1863 года состоял офицером особых поручений при виленском генерал-губернаторе М.Н. Муравьеве. В 1866 году он принял участие в работе следственного комитета по делу о Каракозове и покушении на императора Александра 2. Во время русско-турецкой войны Черевин командовал кавалерийским отрядом под началом генерала И.В. Гурко. Здесь он познакомился лично и обратил на себя внимание будущего императора Александра 3.
Он стал личным другом царя. Его имя неоднократно упоминается в мемуарах деятелей того времени – С.Ю. Витте, П.А. Валуева, А.А. Половцева и других. В выхолощенной социалистической пропагандой исторической памяти он остался лишь как собутыльник Александра 3. Без конца повторяется один и тот же анекдот о том, как царь заказал себе и Петру Александровичу сапоги с высокими голенищами, чтобы прятать солдатские фляжки с водочкой и безнаказанно попивать во время прогулок и в отсутствии императрицы. Смеясь над сплетнями о частной жизни царя, Александр Куприн писал в эмиграции, что в глазах падких до сплетен о царской жизни Черевин « был огромный меделянский пес, безгранично и слепо преданный воле государя. Это был в царской руке вечно заряженный пистолет со взведенным курком. Царю стоило только нажать гашетку - и Черевин стрелял бы в любом направлении».[42] Волна захлестнувшего в эти годы Россию террора, трагическая смерть Александра 2 привели к тому, что охрана жизни царя стала делом государственной важности. Возможно, потому и не любили Черевина социалисты, что дело свое он исполнял добросовестно и профессионально. Вместе с Александром 3 Черевин и сам пережил крушение поезда на станции Борки.
Между тем есть и воспоминания, в которых Петр Александрович предстает как человек умный, нравственный и в высшей степени порядочный. В Государственном архиве Саратовской области (ГАСО) отложились письма французского дипломата, которые датируются 1886 г. Очень внимательный и прекрасно информированный корреспондент откровенно, а зачастую и критически живописует как окружение Александра III, так и самого царя. О ближайшем царском друге П. А. Черевине он пишет: «…Натура прямодушная, честная, верная, с беззаботностью и неустрашимостью солдата, искателя приключений»[43]
Сам Петр Александрович оставил интересные воспоминания о Польском восстании 1863 года и записки, изданные в 1920-х годах Костромским научным обществом по изучению местного края. Официально женат он не был, но имел двоих детей от француженки Александры Фабр, актрисы. По специальному указу дети получили право носить фамилию Черевиных и все права наследства.
При Петре Александровиче усадьба Нероново не претерпела сколь-нибудь значительных изменений, но оставалась достаточно доходным имением. В находящемся при имении конном заводе выращивали лошадей английской и русской породы. При селе Суровцеве продолжал работать сыроваренный завод, на котором делали швейцарский сыр. На реках Вексе и Фролице стояли мукомольные мельницы в шесть поставов, с пильным и маслобойным заводами. По описи 1858 года «В с. Неронове господский каменный двухэтажный дом, крытый железом, в оном же селе имеются шесть каменных флигелей, в которых проживают дворовые люди, и седьмой флигель каменный, двухэтажный, в оном имеются в нижнем этаже кухня, два погреба, подвал, амбар с хлебными припасами и три кладовых с домашними вещами, и жилая комната, конюшня с каменным манежем для гонки лошадей, примкнувши же к ней деревянное строение, в котором содержатся лошади и рогатый скот, в оном же селе особой постройки две риги каменные, с деревянным крытым тесом гумном и авином отдельно, двумя сараями, четырьмя мельницами, оранжерей две, баня, два каретных сарая, в поле оного села три анбара хлебных».[44] Риги, гумно, овин и сараи, видимо, и занимали ту самую хозяйственную зону южнее церкви, вдоль кромки склона к реке Градице, разделенную на участки рядовыми посадками липы и отделенную от подъездной дороги посадкой акации.
В 1880 году в Неронове было открыто двухклассное министерское училище, попечителем которого стал Петр Александрович Черевин, а после его смерти жена сына Анна Александровна Черевина.[45] При нем же в 1882 году несколько перестраивается и храм.[46]
Любопытно, что незадолго перед смертью Петр Александрович внес незначительные, но очень символичные дополнения в ассортимент парковых насаждений усадьбы. Подъездная дорога к селу была обсажена елью обыкновенной (в 1996 г. возраст насаждений ок. 110-120 лет), а в подбивке розой. Въезд на Красный двор так же был оформлен елью. Две плотные бесконечные стены колючих вечнозеленых красавиц сопровождали въезжающего в село путника. На протяжении сотен метров эта картина не менялась, порождая ощущение остановившегося времени. Динамика появлялась лишь при подъезде к усадьбе, когда заканчивалась обсадка дороги, и появлялись стоящие вокруг строения. Сентиментальные, меланхолические чувства, которые вызывало подобное оформление дороги, определенным образом настраивало человека, посещающего усадьбу. А для Петра Александровича это своеобразный слепок настроения, ощущения, как предчувствия надвигающегося конца собственной жизни. Сентиментализм характерный для данного периода садово-паркового искусства коснулся только одного участка парковой композиции усадьбы, и именно дороги, по которой встречали и провожали друзей, знакомых и близких.
Еще одно дополнение, сделанное Петром Александровичем, можно было бы и не заметить, если бы оно не было таким навязчивым и вездесущим благодаря заброшенности усадьбы и своим способностям без ухода распространяться на почти неограниченные площади, создавая густую почти непроходимую чащу. Это посадки рябинника рябинолистного, очень декоративного и любимого в эпоху эклектики, и модерна растения. Кусты рябинника были высажены в виде небольших куртин на открытых боскетных участках парка, актуализируя их композицию.
Петр Александрович Черевин немного пережил Александра 3, после смерти которого он оставался при дворе в распоряжении вдовствующей императрицы. Он умер в Петербурге. О его последних днях мы узнаем из дневника Николая 2:
«17-го февраля. Суббота.
Вчера узнал, что у Черевина началось воспаление легкого; сегодня у него оно распространилось на оба легких и вечером положение стало опасным. Не хочу верить в плохой исход (…)
18-го февраля. Воскресенье.
Обедали с семейством у Мама. Посетили Черевина, который как раз заснул на полчаса. У него появился сильный пот — хороший признак! (…)
19-го февраля. Понедельник.
Грустно начался сегодняшний день. В 9 1/2 отправился навестить Черевина; с утра ему стало гораздо хуже и всякая надежда пропала. Он тихо скончался[47] при мне и за несколько минут еще говорил со мною. Невыразимо жаль его; тяжело терять такого верного и честного друга. Поехал с Мама в Аничков — и ее так жаль! Вернулся в Зимний к докладам. (…) В 3 ч. собрались на панихиду по П. А. Черевине.
24 февраля. Суббота
Докладов не было вследствие нездоровья Ванновского, а также по случаю отпевания Черевина. К 12 ч. прибыли в Кавалергардскую церковь, откуда по окончании службы пошел пешком за телом на Николаевский вокзал. Ночью должны были повезти тело в Костромскую губернию, в родовое его имение (…)»[48]
Тело Петра Александровича было перевезено в Нероново и захоронено в церкви под каменной плитой. На похороны прибыл костромской губернатор и предводители дворянства, официальные чины и лица, соседи по имению и крестьяне села Неронова. [49] Серебряные венки от лиц императорской фамилии, от конвоя Его Величества и множества друзей долго украшали нероновскую церковь, пока не исчезли в водовороте революции вместе со всем усадебным добром.
Последний владелец Неронова, сын Петра Александровича Александр (1871-1905) служил в лейб-гвардии Кавалергардском полку, участвовал в войне с Японией в 1904 – 1905 годах. Он умер в Неронове от ран, полученных в боях, и там же похоронен. Его жена Анна Александровна, урожденная Пржиленская, дочь начальника Петербургской таможни, балерина, была выселена из усадьбы вместе с детьми в 1918 году и затем некоторое время жила в Чухломе, а умерла в Ленинграде во время блокады в 1941 году. Их сын, уже упоминаемый Дмитрий Александрович, был определен в Александровский (бывший Царскосельский) лицей, С началом Первой мировой войны он рвался на фронт, но по малолетству получил отказ. В 1916 году он оставил Лицей и поступил в гардемаринские классы. Для прохождения практики он получил назначение на крейсер «Аврора», став свидетелем исторических событий, разыгравшихся здесь 28 февраля 1917 года. Участвовал Дмитрий Александрович и в походе 25 октября 1917 года, когда исторический корабль встал на Неве.[50] И тут замкнулся исторический круг. Внук начальника охраны Императорского конвоя оказался именно на том корабле и в то время, кода корабль выпустил свой единственный, ставший символом революции выстрел по Зимнему дворцу. В дальнейшем Дмитрий Александрович служил на красном флоте, а после окончания гражданской войны плавал в заграничные плавания на торговых судах. Но даже легендарная Аврора не спасла его от репрессий. Выйдя в отставку с морской службы, он много лет преподавал языки, которыми владел с юности.
После национализации усадьба подверглась полному разграблению. В 1918 г. агрономом Чурковым здесь была устроена школа-коммуна.[51] В том же году членами Костромского научного общества Ф. Рязановским и Н. Виноградовым усадьба была обследована и фотофиксирована (снимки хранятся в Костромском музее-заповеднике). Ими был вывезен из усадьбы архив, библиотека, старинное оружие, частично уцелевшие вещи - четыре статуэтки и некая «модель Бога». Была вывезена и портретная галерея Черевиных, а также работы Западных, преимущественно итальянских и французских мастеров.[52] Губерния и уезд долго спорили по поводу того, кому достанутся книги и картины. Наконец, было решено, что книги вместе с архивом отправятся в Кострому, а картины поедут в уездный город Солигалич и поступят в распоряжении отдела просвещения для организации музея. Часть предметов усадебного быта, оружия и картин попала в Солигаличский музей. Заведующий вновь созданным музеем И.В. Шумский в письме к В.И. Смирнову, председателю Костромского научного общества по изучению местного края в конце 1923 года писал, что в музее « пока всего до 280 предметов, особо ценного, пожалуй, и нет. Большинство предметов помещичьего быта (Черевины в окружении своих ваз, подсвечников, бердышей и.т.п.)»[53]
Дальнейшая судьба усадьбы похожа на сотни других - до 1984 года в усадьбе располагался психоневрологический интернат для престарелых, а после его закрытия усадьба не используется и разрушается.
Опубликовано: Ойнас Д.Б., Йенсен Т.В., Кондратьева И.Ю., Сорокин А.И.
//Костромская усадьба. Кострома. 2006
[1] ГАКО. Ф. 122. Оп. 2. Д.5. Л.16- 20. Сохранившиеся отдельные листы из родословной книги Костромского дворянства с родословной Черевиных. Описание герба; Там же. Ф. 121. Оп. 1. Д. 4554. Дело о дворянстве рода Черевиных. 1850-52 гг.; Там же. Ф. 670. Личный фонд Черевиных.
[2] О церкви Благовещенской, села Неронова, Солигаличского уезда за первое столетие Ея существования (1758-1858 г.)// КЕВ. 1890. №14. 15 июля. Часть неофициальная. С.369.
[3] Общий гербовник Российской империи. Часть 3. Том. 1. С. 35.
[4] Кунавтино располагалось в 31 версте от Неронова, в 19 веке входило в состав Ликургской волости Солигаличского уезда.
[5] Иначе Маклак или в переводе со старо - русского – посредник. Слово это
имело и другое значение – мосол в берцовой кости, жилистый, головастый, кулак.
[6] Возможно, что он имел и другое имя, но в родословной оно не указано.
[7] Слово Танаш, обозначавшее помимо прочего греческое название реки Дон, употреблялось туркоязычными племенами и как имя собственное, и как название реки Дон.
[8] См.: ГАКО. Ф. 122. Оп. 1. Д. 5. Л. 16-20.
[9] Общее родословие костромских дворян Черевиных было впервые составлено костромским генеалогом А.А. Григоровым. См.: ГАКО. Р. 864. Оп. 1. Д. 217 (по старой описи). Материалы к генеалогии костромских дворян Черевиных.
[10] В первые годы царствования Елизаветы возникало много дел по так называемым «заговорам». Одним из самых мрачных было дело Лопухиных. Н.Ф. Лопухина, жена генерал-поручика, по мнению современником была лично неприятна Елизавете из-за своей красоты и ума. Она дружила с семьей канцлера Бестужева-Рюмина и имела неосторожность послать привет Левенвольду, смертную казнь которому, как и всем осужденным по делу Остермана – Миниха, заменили ссылкой. Лопухиных обвиняли в приверженности Иоанну Антоновичу. Расследование дела было поручено князю Трубецкому, Лестоку и генерал-аншефу Ушакову. Тайным советником по этому делу был Петр Михайлович Шипов, брат Мавры Михайловны Черевиной. Приговор по делу был ужасен: Лопухину с мужем и сыном, вырезав языки, колесовать. Елизавета отменила смертную казнь. Повелено было, вырезав языки, бить их кнутами и сослать. В Манифесте по делу Лопухиных особенно подчеркивалась незаконность предыдущего царствования. Все участники расследования дела Лопухиных были щедро награждены Елизаветой.
[11] Григоров А. Из истории костромского дворянства. Кострома, 1993. С. 252.
[12] На кладбище в ограде нероновской церкви сохранилась надгробие с его могилы с полустертой надписью « 1758 году ic xc марта 2 дня ….Степан …сын Кошелев. Тело его погребено …Жития его было 72 года».
[13] На сохранившейся могильной плите надпись: « Преставися раба Божия Наталья Степановна Черевина 18 марта 10 дня. Жития ея было 74 года. Тело ея погребено под сим камнем тезоименитство ея августа 26 дня».
[14] Новые открытия советских реставраторов. Солигаличские находки. М., 1976
[15] Кудряшов. Е. Солигалич. М., 1987. С. 86.
[16] О церкви Благовещенской, села Неронова … С.365. Каменная церковь в Неронове была построена только в 1790 году и очевидно, что при деревянной церкви были похоронены Степан Григорьевич Кошелев, Наталья Степановна Черевина, надгробные плиты которых до сих пор сохранились на кладбище в ограде церкви в Неронове.
[17] О церкви Благовещенской, села Неронова…С. 367.
[18] Там же.
[19] Кудряшов Е.В. Солигалич. Л. 1987. С.78.
[20] Архитектурные обследования дома были проведены в 1972 г. искусствоведом Е.В. Кудряшовым и в 1989 году объединением « Союзреставрация» (архитектор Е.Б. Марценюк).
[21] Кудряшов Е.В. Ук. соч. С.83
[22] Свирида И.И. Сады века философов в Польше. М. 1994. С.142-143.
[23] Соколовская Т.О. Обрядность вольных каменщиков. // История масонства. М. 2002. С.480, 482.
[24] Шинкаренко И. О портрете «Мальчик в зеленом мундире» // Новые открытия советских реставраторов. Солигаличские находки. М. 1976. С. 130-132
[25] Там же. С.132
[26] Кудряшов Е.В. Ук. соч. С.77
[27] Шинкаренко И. Ук. соч. С.132.
[28] О церкви Благовещенской, села Неронова… С.368.
[29] Памятник с надписью сохранился на кладбище в Неронове. Кроме эпитафии, расположенной на двух сторонах четырехстороннего обелиска, на двух других сторонах сделаны надписи: « Под сим камнем
погребено тело полковника и ковалера Димитрия Петровича Черевина Скончавшегося 1818 года генваря 12 дня жизни Его было 50 лет»; « Под сим камнем погребено тело супруги Его полковницы Варвары Ивановны Черевиной скончавшейся 1818 года Апреля 4 дня».
[30] Кудряшов Е.В. Ук. соч. С.79.
[31] О церкви Благовещенской, села Неронова… С.366.
[32] Там же.
[33] ГАКО. Ф.670. Оп.1. Д.719.
[34] Белоруков Д. Здесь бывали декабристы //«Вперед» газета. 9 октября 1973 за №120 (5790). С.4.
[35] Ф. 670. Оп. 1. Д. 630. Условия, заключенные с разными лицами по ремонту усадьбы. 1840-41 гг.
[36] ГАКО. Ф. 670. Оп. 1. Д. 631. Л. 1-1об.
[37] ГАКО. Р. 550. Оп. 1. Д. 97.
[38] ГАКО. Ф. 670. Оп. 1. Насчитывал до пожара 1982 г. 959 единиц хранения за 1590-1895 годы. Часть документов была утрачена во время пожара.
[39] Воспоминания П. А. Черевина были частично изданы КНОИМК в 1920 г. Оригинал утерян.
[40] Новожилова Л. Ружья, шпаги, палаши // Костромская старина. 1998. № 10-11. С. 59.
[41] Там же.
[42] Куприн А. Честь имени// Русская жизнь (Париж).1924 г. №17,19,21 за 11, 14, 16 мая.
[43] Воронихин А.В. Квартет, дуэт или соло. О ближайшем окружении императора Александра 3. Ссылка на источник: ГАСО. Ф. 407. Оп. 2. Д. 758. Л. 12-об. Статья опубликована на сайте кафедры истории Саратовского университета.
[44] ГАКО. Ф.670. Оп.1. Д.671. С.13.
[45] ГАКО. Ф. 122. Оп. 1. Д. 4321. 1885 г. О попечителях начальных народных училищ Костромской губернии.
[46] ГАКО. Ф.137. Оп.1. Д.417.
[47] Эти слова выделены в дневнике
[48] Дневники императора Николая 2. Москва, 1991. С. 129-130
[49] Костромские губернские ведомости. 1896. №16. 6 марта.
[50] Григоров. А. Дмитрий Александрович Черевин // Из истории костромского дворянства. Кострома, 1993. С. 253-254.
[51] ГИМ. ОПИ. Ф. 54. Д. 742. Л. 38-об.
[52] ГАКО. Р. 8383. Оп. 1. Д. 61 (Б/Ш). 1919 г. О вывозе из усадьбы Нероново книг и картин Солигаличским УИКом.; Там же. Д. 19. Описи вещей и картин из усадеб Купреяновых, Черевиных, Корнилова. 1919 г.
[53] ГИМ. ОПИ. Ф. 54. Переписка В.И. Смирнова и И.В. Шумского. Письмо №19 от 13.11.1923 г.
