В школьные годы меня так интересовал сюжет, что я не замечала корявого изложения, но сейчас, когда поневоле пришлось замедлиться для сравнения с переводом, лично для себя сделала вывод, что Достоевский не умел писать. Никому это мнение не навязываю, да и всегда ли важен стиль, если история не оставляет равнодушным?
На японский язык это произведение перевел ныне покойный исследователь русской литературы Кудо Сэйитиро. В солидном списке его работ - "Мёртвые души" Гоголя, "Отцы и дети" Тургенева, "Война и мир" Толстого и др. Не мне судить о качестве перевода, поскольку делался он для японцев и в первую очередь должен звучать естественно именно для них. Буквализм же не приветствуется нигде, тем более в художественном произведении, так что отклонения от оригинала вполне ожидаемы и даже необходимы. Как учил Умберто Эко: "Главное - сказать почти то же самое".
При переводе сильнее всего страдают игра слов и комичность акцента. Например, речь немки Луизы Ивановны передана без особого коверканья (может, так мне только показалось), а издевательская шутка парня в красной рубахе про "уезд" и брата, который "ездил", потерялась. Зато чуть ниже она компенсировалась игрой слов на японском языке. Раскольников спрашивает: - Это харчевня, наверху-то? Дерзкий парень отвечает: - Это трактир. В переводе めし屋 и 飲み屋, то есть по-японски диалог следующий: - Там закусочная? - Нет, распивочная. Соединённые Американские Штаты в значении "штаны" тоже, конечно, не выстрелили. А Катерина Ивановна, называющая мужа "малявочкой", в переводе говорит "каваии пэтто" (милая домашняя зверушка). Да и в целом с обращениями (батюшка, почтеннейший, брат, мой воробушек, голубчик и т.д.) есть некоторые сложности.
Часто возникают неточности, если упоминаются бытовые и национальные реалии: блюда, утварь, одежда, чины, религиозные обычаи. Все должности по табели о рангах в переводе приводятся только по номеру, так что, допустим, надворный советник - это просто "чин 7-го класса". Поддёвка превращается в рубашку, шарманка в баян, бубен в японский барабан-тайко, блины в пудинг, а православный пост в буддистский. Разница, в общем-то, для сюжета не слишком значительная. Не критично.
Объяснять все особенности жизни другого народа прямо в тексте переводчику не всегда под силу. Здесь два пути - либо оставить слово как есть (заимствовать) и снабдить книгу пространными примечаниями, либо подменить понятие более близким по духу для тех, кому предназначается перевод. Кудо-сан идёт в основном по второму. Впрочем, самовар у него так и остался самоваром -サモワール (самоваару), закуска закуской - ザクースカ (закуусука), а головной платок платком - プラトーク (пуратооку).
Очень интересно звуковое и смысловое совпадение японского "кудо-кудо" и нашего "кудахтать" в значении "вести беспокойные и раздражающие речи". Можно подумать, что фамилия переводчика звучит так же, но гласный О в ней долгий, да и значит она совсем другое.
Но перейдём к странностям, которые не объяснишь только тем, что "японцам так понятнее", и которые больше смахивают на ошибки.
Когда Раскольников после "пробного визита" размышляет о "стакане пива и куске сухаря", в японском переводе неожиданно появляется "кусочек сахара". Зная, что в этом языке огромную роль играют слоги, могу предположить, что Кудо-сан просто спутал сухарь и сахар, ведь согласные-то в них одинаковые!
В омерзительном монологе Мармеладова он называет себя "кровным отцом, стащившим 30 коп. на похмелье". В переводе "кровный отец" становится "кровопийцей". Если это и очередная ошибка, вызванная созвучием, то из разряда тех, что удачно подчёркивают основную мысль. И в то же время создают глупый каламбур: похмелье у него тоже от крови?
Починка белья несколько раз передаётся словом "стирка", хотя это совершенно разные вещи.
В оригинале Заметов с гордостью говорит, что закончил шесть классов гимназии, т. е. хвастается, имея в виду "аж целых шесть", но в переводе появляется словечко "кири", которое означает "только, лишь", и это точно не звучит как похвальба: "Я закончил только шесть классов".
Разумихин втолковывает Раскольникову: "ты малый умный, но дуpaк", а в переводе всё с точностью наоборот: "ты ещё не гений, но ни в коем случае НЕ дуpaк".
Говоря об отношении к своим знакомым, Разумихин называет Заметова и Зосимова, которых не столько уважает, сколько любит. Первого - потому что "щенок", второго - за честность и знание дела. Но в переводе врач Зосимов вообще куда-то пропадает, а его характеристика приписывается Заметову, который автоматически перестаёт быть "щенком".
Описывая достоинства хозяйки, у которой квартирует Родион, Разумихин называет её "преавенантненькой", то есть "премилой, очень приветливой". На японском же она становится "чуднОй, странноватой" с негативным оттенком. Хотя по дальнейшему повествованию мы видим, что она действительно дама с причудами.
Выражение "сверкнуть глазами" в русском языке всё-таки означает строгий взгляд, символизирующий гнев или сильное возмущение. Однако Кудо-сан несколько раз передаёт его в значении "почти плача" (глаза на мокром месте), путая сверкание с блеском от слёз. Согласитесь, совсем разное душевное состояние получается.
Многие знают о ляпе у Достоевского: при знакомстве с детьми Катерины Ивановны сначала встречаем Колю, Лиду и Полечку, но потом по ходу повествования Лида превращается в Леню! Кудо-сан, видимо, тоже запутался, ведь вместо Лени у него вообще Лена. Но допустим, что Лида никуда не пропадала, а Леня - просто её ласковое прозвище. Такое объяснение тоже существует. Однако, как ни крути, детей у Катерины Ивановны ТРОЕ. Зато в переводе видим: "Леню учит петь, мальчиков танцевать, Полину тоже". Получается как минимум четверо!
Когда Раскольников думает, что Соне пора "на седьмую версту", он имеет в виду психбольницу, расположенную в семи верстах от Петербурга. На японском же читаем про "седьмое небо", а ведь это - выражение для описания наивысшего блаженства. Вряд ли в сумасшедшем доме можно почувствовать себя счастливым. Хотя, как посмотреть...
Немного рассмешило, что переводчик понял выражение Порфирия Петровича "вы у меня и Разумихина с толку собьёте" как "у меня ДОМА". Кстати, мы часто говорим что-то вроде "у меня у подруги сын родился", и даже не замечаем, как неграмотно и странно звучит это двойное У, ведь правильно: "у моей подруги". Так и здесь подразумевается "вы и моего Разумихина с толку собьёте".
Придуманное Достоевским слово "шлепохвостка" в значении "вертихвостка" на японском превратилось в "подхалимку". А смысл-то абсолютно разный.
Во время поминок провиантский чиновник от сильного размаха, с которым бросал стакан, повалился вперёд - НА накрытый стол, но в переводе описывается более эффектное и комичное падение ПОД стол.
Катерина Ивановна бегала "за справедливостью" к бывшему начальнику своего покойного мужа. В тексте оригинала его имя не называется, сказано просто: начальник Семёна Захаровича. А в переводе почему-то самого начальника Семёном Захаровичем прозвали.
В японском языке существуют счётные суффиксы - слова, которые указывают на класс исчисляемых предметов. Так, если скажут 二枚 (ни-май) - "две штуки" - слово "май" означает, что предметы тонкие, плоские; это могут быть кредитные карты, листы бумаги, платки, компьютерные диски, тарелки и т.д. 二匹 (ни-хики) - это уже "два небольших животных", ведь "хики" подразумевает кошек, собак, енотов и пр.
Счётных суффиксов очень много, в них легко запутаться, но вернёмся к нашей теме: Свидригайлов говорит, что мало пьёт, позволяет себе только один стакан шампанского. В этом случае на японском требуется использовать суффикс 杯 (хай) - именно так считаются чашки, кружки, бокалы и другие осушаемые ёмкости. Но в переводе возникает слово 本 (хон) - суффикс для длинных цилиндрических предметов: палок, бананов, труб, карандашей, зонтов и ... бутылок! А ведь одна бутылка - это вам не один стакан!
Есть одна закономерность, касающаяся, по-видимому, книг на любых языках: ближе к концу всё чаще встречаются досадные ошибки и опечатки. Вот и тут в эпилоге начались недоразумения, особенно с цифрами: Раскольников украл 317 рублей, а в переводе 370; мать Родиона считала, что он должен вернуться через 9 месяцев - в переводе через 10; умерла она спустя две недели после того, как заболела - в переводе 3. Сон Раскольникова в тюремной больнице рисовал антиутопическую картину, где люди перестали различать добро и зло, возгордились своим умом, забросили ремёсла, где "остановилось земледелие". Но Кудо-сан, похоже, был не совсем внимателен, и у него получилось что "земледелие ОСТАЛОСЬ", хотя не осталось-то как раз ничего! Разумихин строит планы о жизни в Сибири, которая богата почвой, но работников и капиталов в ней мало; в переводе работники превратились в разбойников... Наконец, из перевода выпало предложение, где говорится о реакции Раскольникова на записку Сони о том, что она выздоровела (у него сильно забилось сердце). А ведь это важный момент: он впервые осознаёт, что любит её.
Всё это мелочи и придирки, конечно. Я всего лишь любитель, сама могла что-то неправильно истолковать, и Кудо-сан не виноват. В остальном перевод довольно точный и понятный. Отгадайте, какой иероглиф встречается на каждой странице? 苦 (ку)! Мучение, страдание, горечь. Когда читаешь на русском, это слово не так сильно бросается в глаза. А еще персонажи поминутно бледнеют, дрожат или бредят.
Кстати, японцы больше всего СТРАДАЮТ от длинных русских имён и особенно отчеств. И вообще, чтобы упростить восприятие сложной книги, они даже создали по ней комикс. Причём многие сравнивают противостояние Раскольникова и Порфирия Петровича с конфликтом L и Киры из "Тетради смерти".
Кроме Кудо Сэйитиро "Преступление и наказание" переводили Эгава Таку, Камэяма Икуо, Ёнэкава Масао и Икэда Кэнтаро.