Рассказывал санинструктор Рома из Одессы, лично присутствовавший при этом происшествии. Потом и сам герой, которому, ясное дело — слава и почетная грамота от комиссии «Премия Дарвина». Я старательно запомнил и передаю почти без изменений. Ну может быть, немного приукрашу для сочности повествования.
Утром в канцелярии командира учебной роты майора Корецкого зазвонил телефон. Майор снял трубку и услышал голос начальника медслужбы батальона старшего прапорщика Каца: — Коля. Здравия тебе желаю. Есть время? Зайди на пару минут ко мне в санчасть, тут небольшое ЧП образовалось. Из твоей роты.
Канцелярия на втором этаже, санчасть на первом. Корецкий через минуту уже стоял в приемном покое санчасти.
В составе высокой комиссии были вышеупомянутый Кац и санинструктор сержант И...кий (Рома). Почетного караула не было. Военный оркестр запаздывал. Все трое сверлили глазами, стоящего у стены бойца в синих солдатских трусах. Вид бойца был такой, словно его месяц пытали в застенках гестапо, а сейчас передали в цепкие лапы НКВД.
— Снимай трусы, дебил, — провозгласил Кац. Солдатик, всхлипнув подчинился. Взору ротного предстала картина невероятно опухшего окаянного отростка вишнево-сливового оттенка. Как бесформенная груша странного цвета. Кац повидал в своей жизни многое, тем более он с Ромой уже осматривали этого полудурка. Корецкий подавился матерным словом и тихо спросил: — Кто его привел?
— Старший сержант Криницкий, товарищ майор! —отрапортовал санинструктор. В его сторону даже никто не посмотрел.
Кац — майору: Я сразу догадался, что из твоей роты. Уже трое обращались с наколками. Занесли заразу под кожу, но там несерьёзно, «Вишневского» приложили, пройдет как на собаках. А этот шлемазл превзошел всех!
На лобке у бойца красовалась надпись на украинской мове «Вставай, дружок, работы привалило!» и стрелочка вниз по всему органу. Про стрелочку догадались, ибо её почти не было видно. Она и воспалилась, превращая детородный стручок в мутировавший фрукт. — Что делать с ним, Коля? Как думаешь?
— Отрезать сможешь? Вместе с яйцами! Или отправляй в медсанбат, пусть там режут.
Пострадавший подтянул трусы и прикрылся руками: ...нее наадооо….
— Заткнись, утырок, — сказал Кац, не глядя в его сторону. Корецкий закурил, Рома ринулся открывать форточки и дверь. Кац одними глазами следил за расторопным сержантом, потом перевел взгляд на сигарету майора.
«Тьфу ты, мля», опомнился майор, ища глазами пепельницу, потом бросил подкуренную сигарету в раковину.
— Да кури уж, хрен с ним, — запоздало разрешил прапорщик и достал свою пачку. Закурили оба.
— В санбат, Коля, нельзя его. Из твоей роты придурок-то. Тебе оно надо, такое вот здрасьте? Выговор хочешь?
— Точно, мля! Ну откуда ты взялся на мою голову, скотина?
Боец заблеял: «я не хотел, товарищ майор, оно само...»
— Не хотел твой папа тебя делать, оно само получилось, с..ка!! Ему бы отрезать надо было 19 лет назад!
Пострадавший всхлипывал, склонив голову. «Товарищ старший прапорщик! Может можно «Вишневую мазь» приложить? Таблетки, там якие?»
— Самая нужная таблетка, осёл, это чугунный люк! Чтобы приложить его к твой пустой башке. С хорошим таким ускорением — ротный смотрел на пепел своей сигареты и напряженно думал.
(Пока майор думает, позволю себе маленькое лирическое отступление в форме анекдота)
….
В клинику обратился пациент с распухшим синим органом. Хирург осмотрел и вынес беспощадный вердикт: Резать!
«Как же так доктор? Почему резать, я ведь еще молодой! Нельзя ли как по-другому?» — «Не хочешь резать, иди к терапевту, пусть он лечит».
Бежит больной к терапевту, мол, так и так, хирург резать хочет! — Ох уж мне эти хирурги! Всё бы им резать! На вот, таблеточку выпей, а лучше две. Пациент хватает таблетки и проглатывает из залпом: Спасибо, доктор! А теперь, что делать? — А теперь попрыгай, он сам отпадет…
….
Ротный делает затяжку и негромко обращается к начальнику медслужбы батальона:
— Слушай, Давид, а у тебя в гражданской больничке нет хирургов знакомых?
«Не надо хирурга, товарищу майор, будь ласка!» («пожалуйста»- украинский.)
— Ну и как ты его туда засунешь? По документам-то? Не, ну, если хороший магарыч…
А вдруг сбежит ущербный? — Да куда он нахрен побежит? В одних трусах да с таким маятником….
— Коля, не надо гражданских. Санбат не надо. Обрезание я и сам ему сделаю. Вскрою гнойник и, может быть всё получится. В конце-концов я — Кац или Попандопало?
Боец понимает слово «обрезание» по-своему и пытается присесть. — Встать, дебил! Снимай трусы по-новой!
Офицер с прапорщиком осматривают будущее операционное поле поближе. Прапорщик, надев перчатки, майор, сжав кулаки. «Тут и тут надрез, тут стрептоцидом засыплем, тут повязку...» бормочет Кац. Бледный голый воин не знает куда девать руки. Он морщится и кривляется на все лицевые мышцы. Ротному хочется отправить его в глубокий наркоз без применения инъекций и седативных препаратов. «Руки за спину, шлемазл! Сцепи в замок и не дергайся! Убью!» — командует прапорщик Кац. — Ладно, Коля, не боись, попробуем сами. Иди пока к себе, я подойду, как управлюсь. Подумай пока как нам наркоту списать, чтобы усыпить этого идиота, у комбата, что-ли спроси…
Ротный уходит, плюнув напоследок в больного, чтобы тому не показалось, что им пренебрегают.
В итоге, конечно, всё обошлось хорошо. Кац привязал татуированного полудурка к «каталке», уколол чего-то запрещенного к продаже в аптеках, и блестяще провел операцию. Им с майором нужно было хорошенько постращать этого «героя-любовника» а заодно и в назидание остальным. Оперированный автоматически переводился в иудейскую веру, без своего согласия. И, вдобавок, приобрел несколько шрамов на своем окаянном отростке. Рота гудела еще неделю. Зато попытки сделать «наколки» существенно снизились. И уж тем более в причинных местах! А НачМедСлужбы батальона приобрел еще большее уважение и авторитет. Такая вот грустная история с «веселым концом»...
Всем добра и счастья! Берегите себя! Мойте руки! И подписывайтесь на мой канал.