Что по Мише. Вдруг кому интересно. Да гонишь, кому это надо. Пофиг, мой блог. Давай, пополни ряды нудятины, мало она тебе в ленте попадается. Отвянь.
Коороче. Если прям вкратце, то он офигел. Вздумал, видите ли, расти. Без разрешения. Я, понимаешь, рожаю тут, рожаю, момент проживаю-прожёвываю, а они все хобаньки и нате вам, выросли. Оглоеды.
И он, конечно, туда же. Характер, видите ли, заимел. Слышите ли, ощущаете ли. Кусается. На меня повсеместно лезет. Смущается нежным проходом в зубы. Поясняю. Это когда кого-то скадрил, тот заулыбался, и Михаиле, весь такой пышный маков цвет бемц личиком в плечико. Прячется, значит, цену набивает. Только часто мимо плеча в зубы промахивается.
Но довольно цветистостей. Суровая бескомпромиссная мать при первой же возможности роднит его с мать сырой землёй. Потому что 10 кило, товарищи. И ваще. Лето солнце море если бы дубрава песок дети.
Мише нравится. Прям на глазах развивается, распластывается, упор пяткой, стартанул. Нá людях застенчиво ест песочек лопаткой. В одиночестве философски слюнит какой-нибудь захудалый забор.
Форма ласки у нас токсичная. Все говорят. Ну по приколу мне жирдяем его называть.
А он от интонации аж заливается. И кусь за жирную мамину щёчку.
Глаза всё такие же. Небесная полугрозовая синь. Бабушка всё причитает, что шампанское проспорила и приговаривает темней, глазок, темней, другой.
Из-за голубоглазости всякий теперь считает своим долгом сообщить, что Этот-то самый красивый получился! Где-то грустит один Адриан с безнадёжными карими вишнями и ну да, ну да, пошла я нафиг огромноглазая Варя.
В общем, лялечка там уже не наскребается. Целое лялище. Общительное полновесное мамамамино.