То, что царевна Софья была умной, образованной, властной женщиной с государственным мышлением, не вызывает сомнения. Но этого было мало, чтобы захватить власть в такой стране как средневековая Россия. Теремные порядки для женщин напоминали тюремные, и не позволяли женщине, какого бы высокого происхождения она не была, общаться с боярами напрямую, а уж тем более вмешиваться в государственные дела. Так как же удалось – это Софье?
Софья была шестым ребенком в семье Алексея Михайловича. Царевен грамоте обучали, но только самой необходимой читать и писать. А Софья, будучи хитрой и умной, подольстилась к отцу и упросила его разрешить ей посещать занятия вместе с братьями у Симеона Полоцкого. За счет природной одаренности Софья смогла получить довольно хорошее на то время образование. Ум Софьи не раз восхвалял придворный поэт Сильвестр Медведев. Софья прекрасно овладела логикой и риторикой, умела сочинять стихи и умела шифровать свои послания.
Ее жизнь и жизнь ее сестер очень сильно изменилась после смерти отца Алексея Михайловича. Царевны оказались предоставлены сами себе, мачеха царица Наталья Нарышкина влияния на них не имела, она была младше на полтора года своей падчерицы Евдокии, и почти ровесницей Софьи. Брат Федор Алексеевич был слишком молод и слаб здоровьем, ему было не до сестер. Сил хватало только на самого себя да на важные государственные дела.
Царевны воспользовавшись свободой переоделись в польское платье и завели амурные дела с молодыми людьми. А вот Софья решила свободой воспользоваться по-другому. Она потратила время не на наряды и амуры, а на понимание политической ситуации в русском государстве. Со своим братом Федором Алексеевичем она была дружна еще со времен совместных уроков у их общего учителя Симеона Полоцкого. Поэтому она потихоньку внушила брату, что способна помогать ему в государственных делах.
Во время частых болезней царя Софья всегда была при нем и помогала разбирать документы и готовить указы. Постепенно все думные бояре, начальники приказов и другие близкие к государю люди привыкли, что в его покоях и на различных церемониях неотлучно присутствует царевна Софья Алексеевна. Через некоторое время она стала сама хорошо понимать в политике и могла дать ценный совет или отдать распоряжение по важному поводу.
Участвуя в повседневной политической жизни царского дворца, Софья вынуждена была носить традиционную одежду и сильно красить лицо. Ненакрашенная русская женщина считалась не вполне одетой. Лица цариц, царевен и боярынь XVII в. напоминали собой маску из плотного слоя белил и румян, брови были подведены сурьмой. За таким «макияжем» трудно было рассмотреть, была ли женщина красива от природы.
Кроме того, Софья, возможно, и не могла позволить себе европейское платье с тонкой затянутой талией, так как была очень полной и дородной, что с точки зрения русских представлений о женской привлекательности не считалось недостатком.
Мысль, что незамужняя девица царского рода может стать во главе государства, родилась, как считал историк И. Е. Забелин, в тереме царевен еще во время недолгого правления их брата Федора Алексеевича. Все царские дочери были хорошо начитанны в области церковной литературы. Ежедневное чтение нескольких страниц из Апостола или житий святых было обязанностью каждой благочестивой царевны. С особым интересом читались, конечно, жития святых жен и девиц.
Одной из любимых житийных историй у царевен был рассказ о дочери византийского императора Аркадия Пульхерии. После смерти отца принцесса осталась с маленьким братом и тремя сестрами. Сначала империей управлял воспитатель отрока императора, некий персиянин по имени Антиох, но затем сестры отстранили его от власти и сделали правительницей девятнадцатилетнюю Пульхерию. Она управляла государством мудро и справедливо и даже приняла титул «августы». Чтобы не подпускать к императорскому трону посторонних людей, она и сестры приняли на себя обет безбрачия и обещали до конца жизни сохранять девственность.
Тем временем брат Пульхерии, император Феодосий, вырос и даже женился на афинянке Евдокии, но царствовать сам был не способен. Отличаясь вялостью, безволием и рассеянностью, он нуждался в опеке со стороны старшей сестры-правительницы. Он абсолютно доверял своим придворным и подписывал указы, даже не читая. Пульхерия как-то решила его проучить и подсунула ему указ, согласно которому он отдавал в рабство сестре свою жену-царицу. Феодосий подписал свиток не глядя. Сестра забрала Евдокию как рабыню. Царь остался в недоумении и вознегодовал на такое самоуправство, но ему в ответ показали подписанный им указ. Семейный конфликт был улажен, но Феодосий стал более внимательно относиться к документам.
Обиженная Евдокия, однако, затеяла интригу, в результате которой Пульхерия была изгнана из дворца. Но Феодосий не мог один управиться с царством и вскоре снова призвал сестру к себе. После смерти брата по закону Пульхерия не могла занять престол, так как императором должен был стать мужчина. Эта проблема решилась свадьбой царевны с начальником императорской гвардии, человеком достойным и благочестивым. В обмен на императорский титул он пообещал сохранить девственную чистоту своей жены, которой в то время было уже 54 года. Таким образом, мудрая Пульхерия не нарушила верность данному в юности обету и оставила за собой власть в государстве.
Роль Пульхерии, вероятно, мысленно примеряли на себя все царевны, с той лишь разницей, что не все из них готовы были принести обет девственности и безбрачия.
Старшая, Евдокия, была слишком застенчива, другие тоже робели от мысли, что им придется впрямую общаться с боярами и народом. Смелости воплотить легенду в жизнь доставало только у Софьи Алексеевны. И она стала решительно продвигаться к осуществлению этого замысла.
Когда царь Федор Алексеевич слег в последней своей предсмертной болезни, Софья сделала все, чтобы стать незаменимой при дворе. По этикету того времени царевнам не разрешалось находиться в царском тереме у постели больного государя. Но Софья изобразила такое горе и такое беспокойство о здоровье брата, что ни у кого язык не повернулся запретить ей ухаживать за ним. Царевна практически поселилась в царской спальне. Она не отлучалась от Федора ни на минуту, сама подавала ему лекарства, меняла компрессы, кормила больного и ухаживала за ним как сиделка. Все удивлялись ее терпению и милосердию. Но хлопоты о больном брате давали ей возможность все время контролировать государственные дела и придворную жизнь. Боярам и ближним людям приходилось при ней совещаться с царем по самым важным и безотлагательным делам. В то же время они привыкали видеть ее лицо и постоянно общаться с ней.
Федор болел недолго. Он слег в Пасху 16 апреля, после торжественного выхода на заутреню в кремлевский Успенский собор, а 27 апреля уже скончался. Но этого времени Софье Алексеевне хватило, чтобы продумать дальнейшие действия.
Сначала обстоятельства складывались явно не в ее пользу. Она могла бы сохранить положение первой советницы, а фактически и соправительницы государя только при передаче власти старшему царевичу династии Романовых, больному и слабому Ивану, тогда сценарий истории принцессы Пульхерии реализовался бы полностью.
Но большинство собравшихся возле гроба Федора Алексеевича бояр было за Петра, опеку над которым надеялись взять в свои руки его родственники Нарышкины и Матвеевы. Якобы такова была последняя воля и почившего государя. Некоторые видные сановники, как, например, лучший друг умершего царя Языков, колебались и не выказывали явной поддержки ни одной из сторон.
Масла в огонь подлил глава русской церкви патриарх Иоаким, ненавидевший Софью и считавший, что женщине не подобает лезть в политику и государственные дела. Его мнение имело особый вес, так как по иерархии ему принадлежало второе место в государстве после царя. Именно ему приписывали потом слова о том, что Иван «скорбен главою» (так ли уж на самом деле был глуп Иван, чтобы не иметь возможности единолично стать царем, мы не знаем). Но сразу «протолкнуть» кандидатуру Петра не получилось даже у патриарха.
Хотя большинство присутствовавших было за него, многие все-таки настаивали на соблюдении права первородства царевича Ивана. Тогда Иоаким предложил совершить избрание царя согласием всех Чинов русского государства, как уже было при деде Петра Михаиле Романове.
Историк Костомаров пишет, что по Москве ходили слухи о слабоумии Ивана, а двух царей на престоле в русской истории еще не было. Поэтому большинством голосов якобы был избран Петр.
Петр тут же был объявлен царем благословлен крестом и посажен на трон.
Софья Алексеевна вместе с сестрами поздравила сводного брата и поцеловала ему руку в знак смирения перед его властью.
Но это смирение было показным и вынужденным. Уже на другой день, оправившись от нанесенного удара, Софья начала действовать. Для выражения своего несогласия с выбором на царство Петра она использовала церемонию похорон царя Федора Алексеевича.
Тело умершего к Архангельскому собору Кремля везли стольники в санях, за ним в других санях - его молодую вдову, царицу Марфу Матвеевну. Никаким другим женщинам царской семьи присутствовать на похоронах не полагалось. В этот раз было сделано исключение только для царицы Натальи Кирилловны, которая сопровождала государя-наследника Петра Алексеевича по малолетству его возраста.
Согласно придворному церемониалу, царевны не имели права присутствовать даже на похоронах своих малолетних братьев и сестер, не говоря уже о погребении царя или царицы. Простившись с покойным во дворце, они оставались у себя в тереме и не ходили на панихиду и погребение. Но Софье никто не посмел воспрепятствовать проводить в последний путь любимого брата. Она в нарушение всех обычаев шла за его гробом рядом с наследником престола Петром, что мог себе позволить только мужчина и второй государь. Более того, она так громко рыдала и голосила, что перекрывала вопли целой толпы монахинь-плакальщиц.
Как умелая и опытная актриса, она привлекала к себе внимание окружающих, которые невольно устремляли к ней свои взоры. Царица Наталья, вдовая государыня, была оттеснена на задний план девкой-царевной. Наталья Кирилловна и Петр, после того как гроб с царем внесли в собор и поставили в центре храма, быстро поцеловали находившиеся там мощи, простились с Федором Алексеевичем и ушли в свои палаты.
После погребения Софья возвращалась домой не торопясь, часто останавливалась и обращалась к народу с причитаниями: «Брат наш, царь Федор, нечаянно отошел от света отравою от врагов. Умилосердитесь, добрые люди, над нами, сиротами. Нет у нас ни батюшки, ни матушки, ни брата царя. Иван, наш брат, не избран на царство. Если мы чем перед вами или боярами провинились, отпустите нас живых в чужую землю к христианским королям...»
Выходки царевны достигли своей цели. По столице, а затем и по всей стране поползли зловещие слухи, что, царя отравили его приближенные и что в ближайшее время могут также отравить царевича Ивана и его сестер, а малолетний Петр избран на царство незаконно. Софье удалось создать впечатление, что династия находится в опасности.
И страна вновь оказалась на пороге смуты. Династическая распря сопровождалась семейной ссорой Софьи с мачехой, царицей Натальей Кирилловной, которая произошла в тот же день. Софья и ее сестры были возмущены якобы небрежным отношением Нарышкиной и ее сына, слишком рано ушедших с похорон.
Наталья Кирилловна пыталась дипломатично отговориться тем, что «дитя (то есть царь Петр Алексеевич. - Л. С.) долго не ело». Но присутствующий при этом ее молодой брат Иван Кириллович Нарышкин нагло заявил: «Кто умер, тот пусть лежит, а царь не умер», - и этим усугубил ситуацию до предела. Подспудное противостояние внутри семьи Романовых превратилось в открытый раздор. Родственники вдовой царицы-матери Нарышкины после избрания Петра на царство стали быстро набирать вес при дворе.
Больше всех наслаждался свалившейся на семью властью старший из братьев царицы, Иван Кириллович Нарышкин (1658-1682). Он явился из безвестности после замужества своей сестры и сразу стал стольником и человеком» царской семьи.
Он женился на одной из самых знатных и богатых невест России, Прасковье Алексеевне Лыковой. Царь Федор Алексеевич отправил его в ссылку в Рязань. Прослышав о болезни государя, Нарышкин немедленно вернулся в Москву и в день кончины Федора Алексеевича получил от своего племянника, Петра, чин боярина и должность оружничего. Во дворце вел себя нагло и высокомерно, считая себя чуть ли не правителем государства.
Может быть, Софья Алексеевна и Наталья Кирилловна, обе отличавшиеся умом и обладавшие каким-никаким государственным мышлением и нашли бы способ погасить семейный конфликт, но в дело постоянно вмешивалась их родня Милославские и Нарышкины, не желавшие уступать друг другу ни грамма власти. И те, и другие пытались заигрывать со стрельцами, постоянно жившими в Москве и представлявшими тогда самую серьезную военную силу в государстве. Нарышкины, благодарные стрельцам за поддержку в выдвижении в государи малолетнего Петра Алексеевича, первоначально пошли им на уступки. По требованию стрельцов из дворца были удалены бывшие личные друзья царя Федора Алексеевича Иван Максимович Языков с сыном и Михаил Тимофеевич Лихачев, а также их окружение. Они были ненавистны стрельцам в том числе и из-за того, что пытались навести среди них порядок и ограничить стрелецкую вольницу, возмущавшую остальное население столицы.
Затем стрельцы стребовали с Нарышкиных то, чего так и не могли добиться от царя Федора. Все полковники стрелецких войск были наказаны, имущество их отобрано и сами они были отправлены в ссылку. Но это лишь усугубило ситуацию. Стрельцы решили, что могут управлять Нарышкиными. Из ссылки вернулся Матвеев Артамон Сергеевич, он был двоюродным дедом Петра. Увидев, как распоясались стрельцы, решил навести порядок в городе. Кроме того, он был недоволен братьями Натальи Нарышкиной, которые позанимали высокие должности вопреки возрасту и своим талантам. Матвеев был умный и волевой человек, попытался исправить ситуацию, но не успел. По Москве поползли чудовищные слухи, что Иван Кириллович Нарышкин примерял на себя царские одежды и венец, говоря при этом, что он идет ему больше всех, и садился на царский трон.
За царские регалии вступились вдовая царица Марфа Матвеевна, царевич Иван и Софья. Иван Нарышкин обругал царевен, а царевич Иван решил вступиться за честь женщин. В результате получилась драка. Скорее всего Иван Нарышкин бы задушил Ивана, если бы Софья и царица Марфа не позвали охрану. Конфликт случившийся внутри семьи очень быстро вышел за стены Кремля. И на следующий день стрельцы кричали перед Кремлем, что Нарышкин задушил царевича Ивана. Кто распустил слухи и спровоцировал волнения не известно. Но разъярённая толпа стрельцов ворвалась в открытые ворота Кремля и потребовала выдать «губителей царских» Нарышкиных, в противном случае пьяная толпа грозилась убить всех.
Нужно было что-то делать, иначе пьяная разъярённая толпа погубила бы и царскую семью. Патриарх и Артамон Матвеев уговорили царицу выйти на балкон и показать народу Петра и Ивана. И несмотря на то, что царевич Иван подтвердил, что он жив и здоров, толпу уже это остановить не могло. Стрельцы вломились на крыльцо и на глазах царской семьи убили Артамона Матвеева и боярина Юрия Долгорукого. Царица и царевичи в ужасе бежали в Грановитую палату.
На восставших уже не действовали увещевания двух вдовствующих цариц, и показания вдовой царицы, что, царя никто не травил, не подействовали. Была ли здесь вина и интрига Софьи неизвестно. Когда она просила выдать толпе Ивана Нарышкина, скорее всего она боялась за безопасность царской семьи и свою собственную. Иван Нарышкин на этот раз поступил мужественно вышел на крыльцо и был убит. Но восстание на этом не закончилось. К стрельцам присоединились холопы. В Москве начались грабежи и пожары.
И вот здесь и проявился смелый и властный характер царевны Софьи. Все родственники царской семьи из мужчин боялись вмешиваться в события. Одни уже были убиты (со стороны Нарышкиных), другие растерялись (со стороны Милославских)
Софья фактически встала в это время во главе семьи. Нужно было прекратить бесчинства стрельцов. Софья призвала к себе выборных стрельцов и пообещала выплатить долги казны за несколько лет. По просьбе стрельцов главным начальником стрелецких войск был назначен князь Хованский.
И хотя пламя мятежа было погашено, но сам мятеж продолжал тлеть. Софья, играя на слабостях и интересах толпы смогла захватить власть, на которую при двух вдовствующих царицах и малолетних царевичей никак не могла претендовать. Была проведена сложная династическая комбинация. Стрельцы написали челобитную, что желают на троне видеть двух царей. Под видом Земского собора в Кремль были приглашены случайные люди, которые из страха перед стрельцами проголосовали за двух царей на троне, при старшинстве Ивана Алексеевича.
Три дня спустя стрельцы подали вторую челобитную, чтобы при малолетних царях правила Софья Алексеевна. Так Софья нареклась «государыней –царевной», получила право сидеть рядом с боярами, получать доклады от думных дьяков, и писать свое имя рядом с братьями. На большее в то время царевне рассчитывать не приходилось.