Две улицы: Молодёжная да Мховая – вот и вся деревня Пензино. На первой улице почти не осталось молодёжи, а на второй почти всё поросло мхом. Но была странная прелесть в этом диком, забытом Богом краю, ради которого сюда каждую весну и лето приезжали дачники из Новониколаевска, внуки к своим древним бабкам, фотографы и ещё более редкие художники, поэты и писатели, чтобы оказаться наедине с миром.
Пожалуй, каждый из этих людей видел: великие трескучие, звенящие заросли деревьев, прикрытые зелёной тенью, среди которых хочется бродить всю жизнь, но и страшно потеряться, ведь неизвестно, что ждёт за очередным пятнистым стволом или широкой пышной колючей ветвью; роскошные русла и берега, наполненные изумрудной влагой, переливающейся каждой каплей в лучах солнца; столь близкие и далёкие поля-матери, полные пшеницы и ржи, жаждущей перерождения.
Эта природа, этот микромир обладал магией. Магией целительной и разрушающей.
И, наверное, потому такие места в этой стране всегда будут одинокими матерями, чьи дети уехали в город, чтобы жить.
Лёша, мальчик десяти лет, бежал по заброшенному полю, ещё не успевшему зарасти сорняком, но лишённому золотой поросли пшеницы, которая так радует глаз любого фермера. Его чёрная футболочка и зелёные (чтобы было проще отстирать) шорты весело колыхались от резвого ветра, а кроссовки забавно трещали резиновой подошвой после каждого толчка его сильной ноги. Он бежал. Точнее играл в прятки со своим деревенским другом Сашкой – грозой воробьёв и носителем синяков от палки на ягодицах, оставленных в наказание за многочисленные шалости: разбитые соседские окна, разлитое молоко, растоптанную клумбу, разодранную штанину джинсов, с трудом купленных на зарплату почтальонки. Сашка был старше Лёши всего на два года, но уже много знал о жизни (чему, возможно, поспособствовала его мать), чем очаровывал Лёшу. Однако оба были ещё детьми, потому один из них сейчас бежал по полю, чтобы спрятаться в защитной лесополосе из берёз, а другой считал до ста в небольшом овраге перед полем, поросшем мелким лопухом.
Лёша уже подбегал к деревьям, но из-за куста показалась девчонка в топике, лосинах и сандалиях, и с забавными косичками по бокам.
– Катька, чего тебе тут?.. Я тут прячусь! – заворчал Лёша.
В прятки играли, конечно, не только Лёша и Сашка – ещё восемь человек, почти все деревенские дети, считая вместе с Лёшей и Сашей.
– Да ну вас, я не играю в прятки. Сашка всегда, когда находит меня, щиплет за плечо!.. Там в деревне кое-что случилось… – говорила девочка, покручивая левую косичку пальцами.
– Что случилось?
Пока она рассказывала Лёше всё, что услышала в разговоре своей бабушки с соседкой, Саша закончил считать и уже пересекал поле навстречу маяку в красном топике.
– Ай, кого это я нашёл; ой, кто ж та красавица? – весело кричал Сашка, предчувствуя лёгкую добычу. Он не бежал, а как бы подпрыгивал туда, где сидел Лёша, со звонким хлопком шлёпанца о пятку.
– Саня! Щас такое расскажу! – Лёша поднялся из кустов и побежал навстречу другу, а Катя за ним, но пешком.
– И что ты мне расскажешь? – всё ещё с лисьей улыбкой ответил Сашка, – Что я тебя нашёл?
– Да нет, я не играю. Подожди.
– А кто голить то будет? – всё ещё не унимался Сашка.
Во всю силу своих лёгких Сашка прокричал:
– Может Антоха, который спрятался за навозом?!
Навозная куча, высотой с дом, сваленная здесь ещё лет пять назад для удобрения, стояла метрах в двадцати от лесополосы, где сейчас стояла троица. Вонь от навоза успела исчезнуть, а сам он позарасти лебедой, потому стал отличным местом для укрытия.
На возгласы Сашки никто не ответил, а потому он решил действовать радикальнее: взял сухой комок земли и забросил в кучу, как атлет ядро на Олимпийских играх. Сработало отлично, ибо уже через мгновение после приземления снаряда послышался шлепок и крик.
– Ес! В цель! – Сашка победно сжал кулак.
Рыжий мальчик, лет девяти, напоминающий видом разъярённого льва, вышел из-за кучи, почёсывая ушиб на голове.
– Ты чего? Вообще?! – обиженно прокричал рыжий мальчик.
– А ты чего не ответил? Вот я и проверил – там ли ты. – следом за своей остротой Сашка засмеялся.
– Ну тебя!.. – сказал обиженный мальчик, тихо всхлипывая, – Пойду я…
– Только попробуй мамке нажаловаться! Сразу узнаешь куда медведи на спячку уходят!
В ответ на угрозу рыжий мальчик только прибавил ходу к деревне.
– Зачем ты так с ним? – вдруг спросила Катя.
Глаза Сашки дёрнулись к девочке и попытались как бы просканировать её, как глаза киборга-убийцы – понять: велика ли угроза?
– А чего он? Он первый начал! Я его позвал, а он не ответил.
Лёша же поник, словно цветок в пустыне, но не осудил друга. Лишь стоял на земле, ещё помнящей времена пахоты, ещё хранящей в себе корни своих детей; изредка поглядывал исподлобья на Катю.
Сашка нахмурился, поджал губы к носу, а потом махнул рукой и добавил:
– А! Ну вас…
Достал рогатку, вечную спутницу, и стал шарить по земле в поисках подходящего снаряда для ворон, снующих над полем в поисках червей и прочей живности. А потом, вдруг, будто только вспомнил, спросил:
– А чего вы рассказать хотели?
И тут Лёша и Катя стали наперебой рассказывать историю, взбаламутившую всё крошечное селение:
– В деревне… – начала девочка.
– Кто-то копает… – перебил Лёша.
– Могилы, и дядя Вася…
– Проводит расследование…
– Какой дядя Вася? – вдруг спросил Сашка, целясь в ворону, высунув язык наружу.
– Да участковый наш, забыл? – тут же вставил Лёшка.
– Да, – продолжила Катя, – Дядя Вася думает, что…
– Это кто-то из деревни…
– А кто ещё-то? – заметил Сашка, выпустив в ворону камень, но промазал и, потеряв всякий интерес, повернулся к ребятам.
Лёше играть с Катей в синхронных переводчиков надоело, а потому он попытался перехватить инициативу для продолжения рассказа:
– Катя, дай я расскажу! – вскричал Лёша.
Девочка насупилась, стиснула кулачки.
– Нет! Я узнала всё! Мне и рассказывать! – Катя вдруг вся сжалась, как кошка, и оскалилась «улыбкой» без двух передних резцов, выпавших, чтобы уступить место коренным зубам – Лёша даже отпрыгнул от неё.
– Ладно, ладно… – сдался мальчик, зная, что с Катей шутки плохи. С этой девочкой и мальчику сложно справиться, не говоря о других девчонках.
Катя поправила топик, вернула косички за плечики, вздохнула, прочистила горло, и продолжила, как заправский агитатор:
– Дядя Вася думает, что это кто-то из деревни, но никаких улик нет. Даже… – тут лицо Кати вдруг изменилось в цвете, кожа покрылась мурашками, волоски встали дымом – ей было страшно, – Даже мертвяков нет. Нигде нет…
Сашка, который до этого периодически отрывался от прослушивания рассказа для работы в качестве артиллерийской батареи, уставился на девочку с неподдельным интересом и, кажется, страхом, но мимолётным, поскольку он сразу сменился жутким возбуждением, ведь он представил, как его называют – «Александр-Спаситель-Пензино-от-Зомби», нет, не так, – «Александр Освободитель!», звучит замечательно, а от кого – не важно, люди и так будут знать и помнить, как Сашка пронзал головы зомби своим копьём (Сашка и Лёшка играли в рыцарей на заднем дворе последнего, а потому у них было много всякой самодельной амуниции). И да, конечно, в голову – именно так помогали герои «Ходячих мертвецов» добраться до пункта назначения упырям, опоздавшим на автобус на Тот Свет.
– А где они? – с благоговением спросил Сашка.
– Никто не знает. – ответил Лёша.
– Ага, потому дядя Вася хочет устроить засаду, так говорила соседка моей бабушки, тётя Тася. А ещё они набирают добровольцев, чтобы зацепить кладбище… Но тут я так и не поняла – что значит зацепить кладбище?
– Оцепить! – тут же исправил девочку Сашка, – Дядя Вася хочет поймать расхитителя, когда он опять выкопает мертвяка!
– Да! – не выдержал Лёша, – Я хотел тебе рассказать, потому что хотел вызваться добровольцем.
Сашке сразу понравился такой настрой обычно тихого друга. Сашка протянул другу торжественно праву руку и сказал:
– Клянусь поймать вора или зомби!
– Зомби? – спросила девочка.
– Да! – без сомнения и смущения ответил Сашка, – А вдруг они сами вылазят из земли?
– О-о, – протянул Лёша.
– Ой, нет, я боюсь, – сказала девочка, – Я хотела с вами, но нет, я боюсь. А ещё я темноты боюсь.
– А мы пойдём! Да, Лёша? – Сашка вновь протянул другу руку.
– Да. Идём. – твёрдо ответил тот.
Сашка не понял, но взрослый опытный человек сразу заметил бы в глазах Лёши искру сомнения, способную при нужных условиях вспыхнуть.
– А если вас не возьмут? – задала очень уместный, можно сказать – фундаментальный – вопрос Катя. Задала она его ещё и потому, что ей хотелось насолить мальчишкам.
Лёша вновь уставился на девочку, думая о сказанном, но Сашка уже парировал её замечание:
– Тогда мы сами, ночью, проберёмся на кладбище! Правда ведь, Лёша?
– Да. – коротко ответил мальчик; его руки были в карманах, а сам он внезапно принялся пинать одному лишь ему заметный камешек.
– Ес! Поймаем гада!
Троица уже повернулась к деревне, но Сашка вдруг развернулся на месте, как пёс за хвостом, и прокричал напоследок:
– Пацаны, мы больше не играем в прятки!
Лёша и Сашка зашли в дом к участковому, а Катя сидела на лавочке, поставленной у забора: ждала мальчишек, да и ей было просто интересно – возьмут их или нет? Хотя она руку дала бы на отсечение за последний вариант, но Катя была ещё юна и не могла понять всех действий взрослых.
– Дядя Вася, – обратился Сашка к мужчине сорока лет на вид, с усами-щёткой, добрым лицом и в обычной одежде: джинсы, клетчатая шерстяная рубашка – в их маленькой деревне каждый кот знал участкового, а потому формой он себя не утруждал, если только не знал точно, что будет начальство или проверка, но такого в их краях почти не бывало; к тому же она была очень непрактична – натирала там, где не следует, а фуражка всегда норовила улететь, – А можно мы поможем вам?
Василий Петрович Грачёв нахмурился, а потом усмехнулся и сказал:
– Это с чем же?
– Вы добровольцев… – начал было Лёша, но дядя Вася его тут же прервал.
– Даже и не думайте! А если стрельба?! А если вас в заложники, мелочь такую, возьмут?!
Слова участкового сработали как молот по стеклу, сокрушив надежды мальчиков; оба тут же насупились, как младенец, наваливший в подгузник.
Грачёву, конечно, даже объяснять ничего не нужно было, но ему хотелось сбить спесь, навести страху всякими ужастиками (участковый вообще сомневался, что придётся даже отщёлкивать ремешок на кобуре старенького «ПМа»), особенно с Сашки, на которого вечно жаловалась местная знахарка, чьи посевы «особых» трав он частенько выдирал для создания вольтов[1] и пугал ими местных девчонок. Грачёв знал, что, если парня не остановить, он пойдёт на кладбище. Лёша же, конечно, не был таким, но он был ещё слишком безвольным; он пошёл бы за другом, закрыв глаза на всё то, что мог бы представить по пути на кладбище, и с одной стороны – это хорошее качество, с другой – он оказывался ведомым.
Да, слова Грачёва произвели должное впечатление и мальчишки всё поняли. Он видел их осунувшиеся лица, опустившиеся плечи, будто тело сдулось, как мяч.
– Это дело взрослых. Лучше попросите ваших отцов и дедушек помочь нам. Понятно?
Лёша и Саша подняли глаза на участкового и согласно замотали головами.
– А теперь бегите играть!
Мальчики пробежали по коридору, деревянным ступеням и ловко выбежали из ворот, где их уже ждала Катя.
– Ну, что? – спросила девочка.
Ответил Лёша, Сашка не мог смириться с отказом – как вообще посмели его оставить не удел?
– Нет. Дядя Вася сказал, чтобы мы лучше позвали пап и дедушек.
Катя мотнула головой в бок, как бы говоря – «Я знала, всё было предрешено, глупцы.»
– Нет, – вдруг сказал Сашка, – Нет! Я пойду!.. Я не хочу, чтобы моего отца выкопали! Этой ночью пойду на кладбище.
– Нельзя! – вскричала Катя.
Катя и Саша вновь столкнулись, а Лёша лишь стоял в сторонке, выжидая кто выйдет победителем.
– Ты дурак! Нельзя. Тебя поймают и накажут!
Сашка лишь усмехнулся на её аргументы. Он смотрел на неё сверху вниз, и в прямом смысле тоже.
– Лёша, ты со мной?
– Ну…
– Нет, Лёша, ты и из дома выйти не сможешь. Тебя сразу потеряют.
Катя была права: каждый раз перед сном дедушка Лёши закрывал дверь на крючок, а ночью ходил в туалет, чтобы опустошить свой старый изношенный мочевой пузырь, стараясь не оставить пятен на постели или собственных штанах; дедушка сразу бы понял, что кто-то вышел из дома.
– Я помогу ему вылезти через окно! – парировал Сашка.
– Да, у нас каждую ночь окна на проветривание… – Лёша не выражал особенного желания, но помнил, что уже раз согласился на эту авантюру. И Сашка это помнил.
– Вы дураки…
– Только попробуй рассказать! – пригрозил Саша
Катя залилась краской, кулаки маленькой девочки сжались с треском переломленного хребта, а сама она прокричала:
– Я не стукачка!
И побежала прочь от мальчиков, скорее всего домой, чтобы скрыться от всех в своей комнате и сесть за книжку, и этим доказывая, что она старше мальчишек если не физически, то духовно.
Участковый собрал приличную команду из взрослых мужчин и крепких нервами женщин, человек двадцать, где большую часть составили приезжие. Всяким дачникам и туристам нечем было заняться в такой дыре, потому они с большой симпатией встретили предложение Грачёва: копать грядки, зависать в телевизоре, жарить изо дня в день шашлыки им до смерти наскучило. Участковый понимал, что для приезжих это дело было всего лишь развлечением, когда для местных – вопрос семейной памяти. Даже представить страшно, как чьего-то родственника выкапывают из его давно нагретой постели.
Именно потому двадцать человек в полночь собирались у местного сельсовета, чтобы рассесться в мокрых от вечерней росы кустах и ловить тайного, но явно безумного расхитителя гробниц.
Сашка и его мать жили в доме напротив сельсовета, а потому он сидел на кровати в своей комнате и наблюдал за людьми, что сбивались в кучку, как бабочки под светом единственной на всю спящую деревню, лампочки над крыльцом.
Он ждал, когда его мать уснёт. Она уже засопела, а потому осталось ждать считанные минуты, чтобы нырнуть в одежду потеплее, специально для ночных прогулок. А для сегодняшней операции он достал всю чёрную одежду, какая у него была: теплую толстовку, отцовские бутсы, в которых его ещё маленькая нога чувствовала себя как в лодке размером с Титаник и чёрные спортивные штаны. Ещё он достал из своих закромов (ящика с отцовскими вещами) складной нож с длинным узким лезвием, переливающимся радугой. Сашка ещё помнил, как отец носил этот нож на ремне. В деревне не от кого было защищаться, но его папа порой, когда вдруг меж работы проскальзывала свободная минутка, садился на крыльцо или на лавочку у их забора, брал палку интересной формы или небольшое полешко и начинал вырезать: стружка за стружкой – не торопясь. Он был местным плотником, делал мебель на заказ в город, а потом умер от рака. Как позже сказали бабки-соседки: «Крепкий мужик был, работящий, да природа уже не та, раньше можно было и из рек пить, и не гадить дальше, чем видишь». У его матери не было никакого образования и никакой другой работы, кроме их крохотной почты, потому, после дорогущего лечения без особенной пользы, остался у них лишь дом.
Но ничего! Теперь Сашка взрослый! У него и нож настоящий, похожим Норман Ридус пробивал черепа зомби, хотя вот другой парень аж бензопилу прицепил на руку, но Сашку чуть не выворачивало от мысли о таком, а какая может быть боль при ампутации… ему сразу представлялось, как три десятка дантистов сверлят враз всего его зубы, дотошно пытаясь найти кариес. Ох, да! Единственное, что его пугало – это дантисты. А кого-то пугают клоуны! Ну, не смешно ли? Да, клоуны очень смешны.
Громкое сопение из соседней комнаты перешло в мерное гудение маленького электрического моторчика. Сашка мягко сполз с кровати, придерживая матрас, чтобы тот, упаси Бог, не скрипнул. Оделся в свой камуфляж, положил нож в карман на застёжке, чтобы не потерять отцовскую реликвию. Он был готов к своему крестовому походу. У Сашки не было лихой слепой бравады: он немного побаивался, старался избегать слишком тёмных мест в доме, а его ноги казались такими холодными, будто кровь забыла, как туда добираться. Но Саша помнил, с какой храбростью он говорил Кате, что обязательно пойдёт ночью на кладбище и вообще лучше взрослых справится с этим дельцем. А потому он всё же пошёл, хотя, когда он переступал через порог дома, у него даже икота началась от волнения.
Теперь он шёл к Лёшке, который должен был быть уже собранным. Его дедушка вставал каждую ночь, часа в два, поесть да сходить в туалет или в куст (его бабка уже давно умерла, а потому он не стеснялся «проветрить старые чресла» под луной). Сейчас, как говорили отцовские наручные часы, которые он взял вместе с ножом, было двенадцать часов и тридцать минут. Взрослые уже должны были направиться к кладбищу. Тут, конечно, перед Сашкой вставала задача – как пройти мимо засады? Но Сашка знал всю деревню, ведь кроме широкого раздолья полей и лесов родной деревни у него не было ничего. Да и он обожал проводить время именно так: скача по кочкам, бегая с берега на берег по мелководью, пугая мальков; кататься с горы зимой. Даже тяжёлую деревенскую работу любил. И Сашка лучше взрослых знал, что к кладбищу можно подойти с любой стороны, да так, что никто тебя не приметит. Он станет змеёй, тенью и незаметно проползёт внутрь.
Он подошёл к дому Лёши. Это был небольшой одноэтажный дом на четыре комнаты, построенный колхозом. Земли у дедушки Лёши было немного, но вся она была ухожена: аккуратный забор, старенький, но ещё крепкий сарайчик для дров и угля на зиму, баня из бруса, собранная в жирные годы, пара теплиц с помидорами и огурцами, да несколько грядок под лук, морковь и другие овощи.
Сашка взял камушек с дорожки и вложил его в рогатку, после чего запустил в стену. Раздался стук, похожий на удар дятла по дереву. В тёмном, занавешенном окне никто не появился. Сашка взял ещё камень и отправил его туда же. На стук ответил ровным рычанием дворовой пёс Тузик, а друга так и не было видно. А потому Саша стал даже подумывать запустить камень в окно, но вот, из бокового окна, выходящего во двор, свесились ноги. Ноги в резиновых сапогах крутились, вертелись на подоконнике, но их владелец никак не мог найти надёжную позицию, чтобы вылезти наружу.
– Са-аш… – раздался шёпот Лёши в ночи.
Сашка тут же вошёл во двор. Лёша торчал из окна и, как оказалось, боялся спрыгнуть.
– Тут максимум метр. Давай! – ответил Саша.
– Не могу… – жалобным голоском ответил Лёша.
– Ох…
Саша взял Лёшу у пояса и скомандовал:
– Отпускай. Держу.
Мальчик легко шлёпнулся сапогами о землю и тут же встал, отряхивая ладони.
Сашка глянул на друга: зелёная ветровка, резиновые сапоги, и лицо – странно серьёзное, сосредоточенное, но, вроде, в лихорадке от ужаса его не трясло. И этого вполне достаточно.
– Готов?
– Да, – коротко ответил Лёша, мотнув вниз головой, – Только вставлю сетку обратно…
Лёша сбегал за здоровой чуркой в сарай, встал на неё и вернул назад москитную сетку.
– Фав, – тихо подал голос пёс, до этого молча наблюдавший, как нечто выползает из дома, как белая личинка из яблока в том месте, где человек только укусил.
– Тихо, Тузик! – сдержанно, но властно скомандовал Лёша, – А я ещё ни разу не ходил ночью… куда-нибудь.
Друзья смотрели друг на друга, как бы пытаясь успокоить самих себя и друг друга.
– Ну! Ничего, всё бывает в первый раз… – сказал Сашка, – Пошли.
И они быстро затопали в сторону кладбища. Тёмного, мрачного и холодного, особенно этой ночью, выдавшейся на редкость промозглой. Луна почти не давала света из-за чёрных туч, которые вскоре должны были оросить землю дождём после целой недели жары – всю неделю деревня жила как курица на сковородке.
Вместе мальчикам стало комфортнее, уютнее; оба друг над другом посмеивались, в шутку пугали один другого.
Некогда Пензино было богатым сибирским дворянским уделом на тысячу душ. После отмены крепостного права немало бывших рабов осталось тут же, не имея других вариантов в глухой холодной Сибири, хотя не меньше людей, всё же, пошли искать счастья в свободном плаванье. В общем, до последних лет деревня всегда была крупной, а потому и могил здесь было как опят на пеньке.
Кладбище разбили ещё давным-давно в берёзовом лесу, скрыв с глаз за вековыми белыми стволами. Большей частью здесь были скромные могилки с деревянными крестами, похожими на костлявые руки, тянущиеся из самой земной тверди. Часто такие кресты сгнивали, и человек имел отличный шанс наступить на чью-то могилу. В местах посвежее были и настоящие каменные надгробные плиты, способные простоять и тысячу лет, если ухаживать.
Команда у участкового была не самая удачная: кое-кто в полный голос переговаривался, кто-то смотрел в свои яркие экраны смартфонов, выдавая своё место. Потому Сашка и Лёша прошли абсолютно незамеченными, юркнув через засохшую крапивную чащу.
Сашка остановился, снял капюшон. Огляделся вокруг: ночь, тихое журчание насекомых, редкие вскрики разбуженных птиц и могилы. Сотни могил посреди огромной сети узеньких дорожек. Какой же паук сплёл такое? Знают взрослые и дети – Смерть!
Слегка крапало, но уходить нельзя было – они только пришли, да и ещё даже не было часа ночи.
– Нужно спрятаться… – прошептал Сашка на ухо Лёше.
Оба пытались найти хоть одно укромное место, но тьма была, хоть глаз выколи!
Но место всё же было: старый склеп дворянской семьи – Никифоровых. Здесь они лежали, начиная с прапрадедов, кончая праправнуками. Семьи этой в наше время уже не осталось, а потому весь склеп позарос кустами сирени да прочими травами. Лёша увидел склеп ещё с холма, но даже думать боялся, что именно рядом с этой холодной каменной могилой им придётся прятаться. Всё в нём сжалось против этой мысли. А вдруг мертвецы сами выходят? А если их никто не выкапывает, то ведь эти первыми должны выйти! Они же даже не закопаны тоннами земли! Лёша настолько испугался, что закружилась голова.
– О, отлично, – опять шептал Сашка на ухо Лёше, – Вон!..
Теперь и Сашка увидел этот склеп…
– Пошли!..
Сашка не видел, что происходило с лицом друга (можно было принять его самого за труп), а потому одобрительно хлопнул того по плечу и пошёл в кусты сирени.
– Саш… – прощебетал Лёша.
– Что? – удивлённо спросил Сашка, подняв брови.
Губы на лице Лёши задрожали, и он вот-вот был готов расплакаться от ужаса. Всё было непросто, чертовски непросто. Лёша чувствовал себя, как осуждённый перед казнью электричеством: ты вроде можешь не идти, но топаешь, стучишь цепями на ногах – и в этот момент понимаешь, что если Бог и есть, то это человек: в его руках твоя и жизнь многих других.
– Пошли!..
– Дай руку, я не вижу…
Он врал. Зрение у него было соколиное.
– Держи крепче, тут трава мокрая.
Сашка не придал значения этой выходке друга. Но разозлился на него за то, что тот встал тут как американский флаг среди Моря Спокойствия. А что, если участковый примет его за расхитителя и начнёт стрелять?!
Они вместе, держась за руки, полезли в кусты у склепа. На удивление, меж веток сирени было сухо, а потому Сашка даже прилёг.
– Ох, и спать мне хочется… – он зевнул, широко раскрыв рот, словно гиена.
Лёше же было не до сна. Он буквально спиной чувствовал холод камня, шедший на него волнами, пульсациями, словно от живого существа. Если бы не самоуверенный Сашка – он бы уже бежал домой, шарахаясь каждого тёмного угла, каждой тени, каждого звука, писка.
Время медленно текло. Кое-кто из засады, вслед за Сашкой, прилёг на своей позиции, поручив напарнику разбудить при острой надобности. Ветер шуршал ветвями и старыми листьями средь могил.
– У-у! – взвывал сильный порыв встретившись с острым осколком стекла в окне на крыше склепа.
– А-а! – вскрикнул уже Лёшка, испугавшись крика ветра.
– Молчи! – кинулся на него Сашка, затыкая рукой рот, – Молчи! Или нас найдут!..
Лёша замолчал. Но сердце ещё стучало в ушах. А штаны, кажется, слегка намокли. Он сжался в комок и затих.
– Ты как себя чувствуешь? – спросил Сашка, – Это лишь ветер, Лёша.
Но Лёша не слышал его. Лёша нашёл укромный уголок внутри себя. Там было хорошо, тепло, а не холодно, от мокрых штанов, там не было страха.
– Тихо… Там, что-то…
Ничего больше Сашка не сказал.
Вдалеке показались какие-то красные фонари. Их было много. Значит – расхититель был не один. Но откуда в их деревне столько людей, способных на такое? Фонари всё прибавлялись и прибавлялись! Вот их уже стало три десятка! Даже больше, чем тех, что пытались их поймать. Сашка даже испугался за тех, кто сидит в засаде, ведь оружие было лишь у дяди Васи. Ножом он уже даже не надеялся что-то сделать. Их была целая армия! Армия оккультистов?
Фонари приближались к ним. Вот-вот к ним должны были подойти несколько десятков человек, но вдруг стало тихо, как… в склепе. Всё замолчало. Даже Лёша поднял глаза со своих сапог – он смотрел в сторону фонарей, не отрываясь. Сашка почувствовал запах… мочи и гнили. Второй запах становился всё сильнее, когда первый сохранял один тон.
Фонари остановились. Они стояли примерно в трёх рядах от мальчиков. Их было много, наверное, больше тех трёх десятков, которые он успел насчитать. Они окружили несколько могил. А потом Сашка услышал странный звук, словно гул трансформатора вперемешку с мычанием кита.
– Вы-у-ы-ы-ы...
А потом они дёрнулись, сели на колени и начали копать землю. Руками. Они дёргались, махали руками, как пластиковые куклы Барби с тремором. Только теперь Сашка пригляделся и понял, что фонари были глазами, а у каждого из них торчал какой-то шнур из головы, порой пульсирующий красными прожилками, и шёл он…
Два огромных голубых фонаря висели над деревьями, слегка освещая своё… тело и деревья.
Оно было выше берёз. Возможно, то, откуда светили фонари, даже не было головой, но вот в том, что у этих людей светили глаза – он не сомневался, его глаза не врали. Он видел!
Оно было округлой, одутловатой формы, словно карлика увеличили. В потоках ветра колыхались шнуры, соединённые, словно пуповинные канатики, кажется, с туловищем существа – с чёрными квадратными коробками, исписанными некими иероглифами, чем-то напоминающие увеличенные системные блоки компьютеров, держащиеся на каркасе из труб, как органы и мясо на рёбрах. Меж этих коробок то тут, то там свисали провода поменьше, но они уже соединяли сами коробки. В моменты пульсации тело существа в точке соединения со шнурами вдруг переливалось красными отсветами, словно зеркало отражало лучи солнца. Лунный диск выглянул на несколько секунд из-за туч, и Сашка увидел на «голове» существа огромные антенны, больше похожие на линии ЛЭП, а кое-где и диски зеркальных антенн.
– Вы-у-вы-у-ы…
Сашка наконец оторвал глаза от существа к ним. Он услышал десятки ударов кулаков о дерево гробов, слышал, как дерево трещало под неимоверной силой этих существ. Вдруг из могилы показалась голова, огляделась, затем оно выпрыгнуло, как лягушка, также приземлившись. Склонилось над могилой, а потом вытянуло труп, совсем свежий – кожа почти не успела испортиться.
– Вы-ы-ы-ы-…
Вновь гул прорвался сквозь тишину. Несколько существ тащило шнуры, похожие на те, что были подключены к их головам. Затем все те, кто копал, отошли, образовав окружность, священный круг. И теперь Сашка видел, как один из них склонился над трупом, перевёрнутым на живот, подняв шнур двумя руками над головой (на конце шнура виднелся острый штырь и что-то похожее на механические пальцы для захвата предметов), как ритуальный кинжал, а потом с низким визгом оно вонзило в затылок трупа шнур. Труп дёрнулся! Сам шнур горел красным светом. Голова трупа задёргалась, словно он с чем-то не соглашался. Ещё мгновение и труп уже стоял среди таких же, как он. Шнур, соединённый с его мозгом, перестал гореть, а лишь изредка пульсировал.
Лёша уже сидел на ступеньках склепа, не моргая. Он смотрел в их сторону. Сашка хотел было позвать друга, но слова застряли в горле, а воля оставила его тело. Он не знал, что делать… над его ножом они бы явно лишь посмеялись. Да и не думал он о ноже: Сашка сидел в кустах без движения, как загнанный зверь.
– А-а! – вскричал Сашка.
Да! Это его крик вырывался из глотки! Боль, словно приложили раскалённые угли, пронзила руку. Он вскочил, вырвавшись из кустов. Поднял руку к глазам: на его кисти извивался чёрненький уж, вонзившийся намертво своими крохотными зубками в его ладонь, и жутко смердел, словно в одной тарелке взбили тухлые яйца, дерьмо, сыр «Вьё Булонь» и дуриан. Сашка кричал, пытался сбить тварь с руки, но та лишь крепче обвивалась.
Тут в спектр зрения ворвалось красное свечение. Они шли к нему. Они поняли, что Сашка наблюдал за ними.
Сашка повернулся назад, к ступеням склепа, где должен был быть Лёша, но его уже не было там.
Красные глаза были всё ближе.
– Лёша! Помоги! – закричал Сашка, – Не надо! Пожалуйста, не надо!
Он крутился на месте, словно юла, пытаясь найти место к отходу, но они уже были всюду – он был окружён.
– ЛЁША-А! – вновь заорал Сашка, растянув последнюю букву имени в нескончаемом визге.
Труп с красными глазами опустил руку на плечо Сашки, словно давний друг, а потом вонзил в грудь мальчика что-то тупое, круглое.
– Кхы-ы… – вырвался воздух из юных сдавленных лёгких.
Они все, по очереди, втыкали различные предметы.
А потом один из трупов, ковыляя, подтащил ещё один шнур.
– Ы-ы-ы-ы…
Прогудело существо в последний раз, осветив деревья красно-голубым приглушённым сиянием.
– Боже, твою мать! Как мы его пропустили-то?! – бессмысленно сотрясал воздух Грачёв, понимая, что он вновь потерпел крах.
Команда засады бродила по кладбищу в поисках хоть каких-то улик, но всё было тщетно. Трупы будто сами встали и ушли, прихватив гробы.
Лёша проснулся от громких голосов, а может от солнца, которое пробивалось в окно над входом в склеп. Он лежал меж двух каменных гробов, словно за стенами крепости.
Страх его покинул. Но он не понимал. Не чувствовал. Воля покинула его. Можно сказать больше – он забыл себя. Он лишь помнил, как забежал внутрь некого здания. Закрыл крепкие дубовые двери на засов и забился меж гробов, где и уснул позже, когда перестал слышать чьи-то шаги и гул.
[1] Вольт – кукла вуду.
Автор: Никита Чернов
Источник: https://litclubbs.ru/writers/6789-zhizn-posle-smerti.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#мистика #хоррор #жизнь #смерть #зомби
