Но работа монтера театральных декораций не заканчивалась на установке реквизита. Были некоторые обязанности, которые сильнее будоражили сердце молодого человека. Так как работников всегда не хватало, однажды режиссер Сильвестр Родионович подошел к Сене и сказал: «Сегодня состоится спектакль, работник не вышел на смену, ты будешь за него. Нужно будет спуститься под сцену и на 40-й минуте второго акта, после фразы Прокофьевой о смерти мужа, нажать кнопку подъемника, там будет сидеть актер и ждать своего выхода. Ты понимаешь, что я тебе сейчас говорю?» Сеня так смотрел на режиссера, что тот, похоже, даже усомнился в умственных способностях парня (просто до этой минуты Сильвестр Родионович никогда с Сеней не разговаривал и заданий, тем более таких ответственных, не давал).
- А… Да…Дядя Коля… Вон…
- Он будет на факелах стоять.
И, конечно, Сеня согласился, как было не согласиться.
****
Под сценой было страшно. Раньше он спускался туда, но долго не задерживался. В центре сцены для удобства смены декораций были установлены круг и подъемник, на котором сегодня должен был дежурить Сеня. От самого центра в разные стороны от подъемника уходили узкие коридоры. Куда вели эти тоннели, не знал даже дядя Коля, прослуживший в театре много лет.
Сеня сравнивал эти коридоры с катакомбами, по которым люди сбегали из захваченного врагами города. Но страшно было не это, а то, что абсолютно у всех работающих в театре монтеров, по их собственным рассказам, складывалось впечатление, что если пойти по одному из этих тоннелей, то назад уже не вернешься. А в самой глубине тоннеля будто бы постоянно слышались шаги и даже голоса.
Мужики в курилке любили травить байки про театральных призраков, черного монтера, проклятую пьесу, в которой к концу второго акта обязательно кто-то из актеров погибает. Были и курьезные истории, например, про парик императрицы Екатерины. Актрисы, игравшие Екатерину Великую, надевают этот парик, который достался театру чуть ли не с самих Екатерининских времен, и на каком-то моменте забывают свои реплики, те словно бы испаряются из головы. А снимешь парик – бац, слова вспоминаются. Снова надел - нет в памяти текста. Режиссеры очень дорожили им, менять на другой не желали, но когда спектакли стали срываться, потому что актрисы впадали в ступор на сцене, с париком все же пришлось попрощаться. Теперь он хранится в театральном музее.
Это Сене рассказали в курилке в первую же неделю работы. А он и не против, мистика близка его натуре, только все удивлялся, насколько театральные легенды более изощренные.