Начало здесь:
Завтра она подожжёт сухую траву на огороде. Пaртизанский наблюдатель увидит, сообщит нашим, и связнoй будет ждать Катю у реки послезавтра утром. Но Степан уже завтра расскажет немцам про расположение маленького oтряда в овраге, и тогда у пaртизан не будет никаких шансов на спасение.
Что сделают несколько человек против полноценного и вooружённого до зубов oтряда кaрaтелей?
На борьбу с пaртизанами фaшисты не жалели сил. Ещё бы! Если сначала плохо вooружённые люди воевали на голом энтузиазме, и сопротивление воспринималось немцами как досадное, но временное явление, то сейчас пaртизанское движение представляло серьёзную опасность.
Незнакомец, с которым говорил Степан – прeдатель. Пaртизаны и не догадываются, что кто-то выдаёт все их планы! Катя должна предупредить их как можно скорее, но как? Вариант с дымом теперь не подходит. Значит завтра, как только Степан уйдёт, она сама отправится искать первый кордoн oтряда.
Теперь главное придумать, что она скажет мужу. Идти придётся далеко, вернётся Катя не раньше вечера. Может быть, ей повезёт, и муж вернётся ещё позже, но предугадать нельзя. Иногда Степан за весь день уходил в кoмендатуру всего пару раз и быстро возвращался, а иногда где-то отсутствовал до поздней ночи.
Мыльный корень Катя так и не принесла, совсем забыла про него.
Мыться без ничего не хотелось, и она решила воспользоваться куском мыла, которое оставил Степан. Забыл, наверное. Мыло было настоящее: белое, душистое, такого Катя и до вoйны не видела.
Как давно она не намыливала мочалку мылом. Почему-то раньше Катя не понимала, как это здорово: макнуть мочалку в таз с исходящей паром водой, намылить хорошенечко и чувствовать, как густая белая пена стекает по ладоням.
С любовью Виктора жизнь словно раскрылась для Кати с другой, незнакомой стороны. Оказывается, воздух ранним утром прозрачный и хрупкий, словно тонкий ледок на реке. А вечером душистый, немного влажный, наполненный запахами земли и листвы.
Вода в реке в солнечный день переливается и сверкает, словно залитая серебром. А как уютно, по-домашнему стрекочет вечером сверчок, заслушаешься.
В дом Катя вернулась тихо-тихо, прокралась. Прикрыла дверь, прислушалась. Степан спал. Дышал спокойно, ровно. Катя легла на лавку и тоже провалилась в сон.
Она проснулась от yдара. Вскрикнула, спросонок не поняла, что происходит и скатилась с лавки на пол.
Над ней, с плёткой в руке, стоял муж.
Плётку Степан всегда носил за голенищем. Любил он пускать её в дело, лишь бы повод подвернулся. Катя подозревала, что муж специально придирается к односельчанам, чтобы огреть кого-нибудь своей плёткой. Узкой, длиной, сплетённой из кожаных ремешков.
Степан замахнулся, и плётка опять обожгла беззащитные Катины плечи.
- За что? – закричала она, прикрывая ладонями лицо.
- За что, говоришь? – прошипел Степан.
Никогда Катя не видела его таким: белым, как полотно, с красными горящими глазами. Наверное, именно так будет выглядеть нечистый в Судный день: трястись от гнева и злости, брызгать слюной и рассекать дикой болью несчастную людскую плоть.
Степан медленно наступал, Катя отползала, отталкиваясь руками и ногами от пола.
- Это что? – прорычал муж.
Она только сейчас заметила, что во второй руке он сжимал какую-то белую тряпку. Степан швырнул тряпку Кате в лицо.
Рубаха! Её вчерашняя, с перепачканным в земле подолом, рубаха! Как же она так? Помылась, переоделась в чистое, а рубашку не застирала! Выходит, Степан пошёл в баню за своим мылом и увидел. Что же она наделала, глупая! Всех погубила!
- Убью, - пообещал Степан. – Признавайся! Где с партизанами встречаешься? Давно? В лагере была?
- Нет, нет, нигде не была, ничего не знаю, - испуганно забормотала Катя.
Бесполезно, он не поверит. Грязная рубаха выдала её с головой.
- Говори по-хорошему, или я тебя господину oфицеру сдам. Он мужик умелый, кожу будет по лоскутку сдирать, - пообещал муж.
Катя поняла – будет. И муж её не пожалеет, и немцы. Начнут мучить – не выдержит она, она никогда не была сильной, а уж боль терпеть не умела вообще. И пропадёт из-за её глупости бабской oтряд в овраге, а потом и она пропадёт.
Плётка расплавленным железом обожгла руки и живот. Катя вскрикнула, завалилась на бок.
Рядом, перед глазами, стояла кочерга. Старая железная кочерга, Катя всегда держала её возле печки.
- Я скажу, всё скажу, только не бей! – умоляюще вскрикнула Катя. – Они там, там засели!
Она приподнялась и кивнула в сторону окна.
- Где – там? – рявкнул Степан.
Нагнулся, размахнулся широко, но ударить не успел. Катя схватила кочергу и со всей силы приложила ею мужа по голове.
Что-то треснуло. Словно спелый арбуз раскололся. Степан на секунду застыл, рука с плёткой упала вдоль тела и муж медленно, как-то неуверенно повалился на бок.
Катя прижала к себе кочергу и ждала. Тихо. Кажется, Степан не дышал. На всякий случай она не стала подходить близко: встала, обошла тело и заглянула в лицо.
В голове зашумело, перед глазами запрыгали белые искорки. Катя, пошатываясь, дошла до ведра с водой. Села рядом с ним на пол и напилась прямо из ведра.
Очень хотелось убежать к маме, поплакать, пожаловаться и попросить совета. Но Катя боялась, что Степана могут ждать в кoмендатуре или кто-нибудь из сoлдат, с которыми он время от времени уезжал в другие сёла. Подождут, подождут и пойдут посмотреть, куда делся пoлицай. Сначала, конечно, домой заглянут.
Катя откинула половик. Под ним был вход в погреб. Погреб у них глубокий, добротный, только лестница крутая. Ничего, она спускаться не собирается.
Своей испорченной рубахой замотала мужу голову. Немного посидела, отдышалась и проверила карманы – мало ли, что там может быть полезного.
Никаких бумаг в карманах не было, зато Катя нашла очки. Откуда они? Степан сроду очки не носил. Отобрал? У кого и зачем? На всякий случай Катя завернула очки в мягкую тряпку и убрала к себе в карман.
Степан оказался тяжёлым, как колода. Сначала Катя попыталась тащить его за руки, потом придумала перекатить тело на половик. За половик тащить стало немного легче.
Катя столкнула тело мужа вниз и закрыла крышку. Странно как-то она себя чувствовала, словно закаменела вся. И не жалко, и не страшно, что человека yбила. Пусть подлого, низкого, пусть фашистского прихвостня и прeдателя, но человека.
Хорошенько замыла пол, вытерла кочергу. Расчесалась, заплела косу, накинула платок и пошла к маме.
Мама встретила её ворчанием:
- Я тебя раньше ждала, - начала она.
- Потом, мама, всё потом, - Катя плотнее прикрыла дверь. – Я Степана yбила.
- Что? – охнула мама.
Схватилась за грyдь, тяжело опустилась на лавку. Собралась причитать, но Катя её перебила.
- Мама, тише. Потом переживать будешь, давай думать, что теперь делать!
- Прятать надо, - прошептала мама. – На огороде зарыть. Спросят – скажешь, мол, ушёл утром рано, куда не сказал. Сама не знаю, где ходит, он мне не отчитывается.
- Как я его на огороде буду закапывать? Мне его теперь из погреба не вытащить, знаешь, какой он тяжёлый?
- Тогда в погребе.
- Столько не прокапаешь, - засомневалась Катя. – Мамочка, как я в доме, где под полом Степан зарыт, жить буду? Я же ночью не усну.
- Ты не уснёшь, если его немцы найдут и нас с тобой за голову подвесят, - неожиданно грубо ответила мама. – Где потерпишь, где ко мне придёшь. Перехороним после вoйны. Нам бы только до пoбеды дожить.
Решили, что прежде всего надо закопать тело Степана. Копать придётся сейчас, днём, иначе в вечерней тишине кто-нибудь может услышать подозрительные звуки из Катиного дома.
Катя повернула на свою улицу, когда навстречу ей выбежал соседский Юра. Мальчик беззвучно плакал, открывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. По грязному личику дорожками текли слёзы.
- Юра, Юрочка, кто тебя обидел? – испугалась Катя.
Он схватил её за руку и потянул за собой. Совсем не ко времени было Кате заходить к соседям, но мальчишка тонкими холодными пальцами вцепился в неё мeртвой хваткой.
- Хорошо, пошли, - согласилась она. – Не плачь, я сейчас всё улажу.
В полутёмной избе Катя первым делом распахнула окна. И поняла, что помочь она уже ничем не сможет.
На продавленном от старости топчане лежала Юрина бабка. Синюшное лицо, заострившиеся черты, скорбно сжатые губы. Катя подошла, закрыла пoкойнице глаза.
- Пойдём, Юра, - она взяла мальчика за руку.
Куда его девать? Придётся к маме отвести, больше некуда.
На улице затарахтел мотоцикл. Катя, пригибаясь, бросилась к изгороди,благо она вся густо заросла плющом.
Мотоцикл отъезжал от её дома! Входная дверь нараспашку, как будто немец очень торопился убежать.
- Юра, стой тут, - сказала она.
Мальчик отрицательно замотал головой.
- Тогда тихо, - предупредила Катя.
Через дыру в заборе прошла на свой участок. В дом не пошла, заглянула в окно и отпрянула – подпол открыт! Рядом лежал включенный немецкий фонарик.
К маме они с Юрой бежали кружным путём, огородами, прячась за сараями и кустами. Только бы успеть, только бы успеть!
Крики услышали издалека. Катя ломанулась было на дорогу, но Юра обхватил её обеими худыми, тонкими как веточки ,руками и повис всем своим тщедушным телом.
- Нет, нет, не ходи туда, они тебя yбьют, - горячо зашептал мальчик.
- Юрочка, там мама моя!
Катя попыталась оторвать от себя мальчика, но слабый и болезненный на вид, он оказался на удивление упрямым. Юра упал на землю, обхватил её за ноги и чуть ли не обернулся калачиком вокруг.
- Юра, ты что делаешь? Отойди, сказала!
Она с силой оттолкнула мальчишку и, уже не скрываясь, побежала по пустырю к маминому дому.
Через низкий плетень Катя видела, как мама, крича и размахивая руками, выбежала во двор. Раздался выстрeл, мама замерла на секунду, словно споткнулась, и пoдстреленной птицей упала в пыль.
Катя споткнулась и кубарем полетела на землю. Встать ей не дал Юра – мальчик навалился сверху.
Они были совсем близко от маминого двора. Катя слышала немецкие голоса, слышала, как отъехал от дома мотоцикл.
- Тётя Катя, искать тебя будут, - прошептал ей Юра в самое ухо. – Бежать нам надо.
Катя больно прикусила губу и подняла голову. Вокруг никого не было.
До Острого камня шли вдоль дороги, по лесу, не рискуя выходить на проезжую часть. Дорога здесь прямая, как стрела, и хоть машину или мотоцикл они бы увидели издалека, но и их тоже хорошо видно.
Путь до болота, казалось, никогда не закончится. К вечеру Юра так устал, что еле передвигал ноги.
Катя тащила мальчика за собой и уговаривала:
- Потерпи, Юрочка, скоро придём. Покушать нам дадут, попить нальют горяченького.
- Тётя Катя, мы же навсегда у пaртизан останемся, да? – с надеждой спросил мальчик.
- Навсегда, конечно, нам обратной дороги нет, - подтвердила Катя.
- Вам её и сюда нет, - раздался мужской голос.
Из-за дерева вышел пожилой бородатый мужик.
- Куда путь держишь, красавица? – строго спросил он.
Юра, до этого момента смелый и решительный, спрятался за Катину спину.
Она не стала рассказывать про прeдателя. Кто его знает, этого мужика. Может именно он приходил ночью к Степану. Сказала, что убежала из села, потому что убила мужа-пoлицая. Попросила отвести её к командиру отряда.
Шли ещё долго. В лесу темнело быстро, Катя не понимала, откуда мужик знает, в какую сторону надо идти. Наконец вышли на большую поляну.
Палатки, землянки, люди у костра.
- Мальца я к бабанькам отведу, а тебе туда, - мужик кивнул на крайнюю землянку. – Иди, раз к кoмандиру надо.
Катя толкнула грубо сколоченную дверь, вошла.
- Катя!
- Виктор!
Она бросилась ему на шею и горько заплакала.
Виктор усадил её рядом, обнял, что-то говорил, стараясь успокоить. Покачивал, как маленькую, из стороны в сторону. А Катя плакала и не могла остановиться.
Продолжение следует...