После школы и после армии довелось мне поработать на Кронштадтском судоремонтном заводе. Из школы я вышел токарем второго разряда и, чтобы не сидеть на родительской шее бесполезным грузом, отправился применять на практике теоретические знания по металлообработке. Времена стояли на дворе советские, работы в избытке для любого желающего, про безработицу и слыхом не слыхивали, в отделе кадров, после собеседования, меня определили в пятый цех, в котором закрепили меня за токарным станком 16К20.
Как положено, в токари меня посвятили работяги в первый же день, отправив в инструменталку за югославским паром, где мне быстро объяснили, что народ у нас незлобливый, но с придурью, и шутки у них как в детском саду. Врать не стану, обидно было, что повёлся, но это быстро прошло, потому как соседи по токарным станкам очень быстро меня приняли в свою компанию, а это стоило всех благ тогдашнему мне. И наставника определили, немногословного улыбчивого парня, и он мне показал, что такое высокий стиль работы на станке, обучил заточке резцов, подсказал, за кем понаблюдать, чтобы понять прочие секреты мастерства. Саша, если ты прочтёшь этот опус, то спасибо огромное, ведь именно тебе благодаря я научился видеть безусловную ценность своей работы. Я буквально кайфовал, что из безжизненной заготовки создавал детали, которые станут частью больших машин, приводящих в движение корабли. Да, это были болты и гайки, шпильки и прочая простая мелочь, но с каждой неделей мне поручали работу более сложную, мне очень легко давалось обучение, и когда в октябре я уходил в армию, то прощался с ребятами и мужиками из цеха как с родными, и они мне давали напутствующие советы от чистого сердца.
И после армии я вернулся в свой цех, отучился на ЧПУ и за неполный год сделал отличный рывок со второго до пятого разряда, и был счастлив, что всё у меня получается.
Это вступление необходимо, чтобы приступить к рассказу об одном замечательном человеке, который не был моим наставником, но который помог мне многое понять в жизни.
Станок Лукина стоял рядом с моими, и я волей-неволей видел Петровича каждый день. Он не работал во вторую смену, и начальник цеха однажды при мне послал в причудливую сторону комсорга цеха, когда тот спросил его, отчего это у Лукина такие условия шикарные. Если опустить все узоры, то в сухом остатке оказалась полная незаменимость Лукина, и если ему нравится работать в первую смену, то пусть так и будет. Он не отвлекался на перекуры, не отходил от станка дальше инструментального окна или туалета, убирал рабочее место за десять минут до гудка и ровно в пять уходил в раздевалку. Никто и подумать не мог, чтобы прикоснуться к его станку, все знали крутой норов этого спокойного на первый взгляд человека. Он творил чудеса, и брался только за самые сложные детали, имел собственный штамп ОТК, был ровно приветлив со всеми, а на обеде вечно что-то читал, - книги были обёрнуты газетой и названий или авторов я не видел, а спросить стеснялся.
Город у нас маленький, конечно, я встречал его не в цеху, а на улице, и всегда он был с женой, оба как из одного романа, какие-то благородные что ли, трудно объяснить иначе. Но я глубоко не вникал тогда в природу образов человека, не знал о теории масок, не слышал ещё про социальные игры, я просто понял, что Лукин не прост, и что они с женой из другого мира, какие-то потусторонние, без всякой эзотерики, а словно бы не советские. Нечто подобное я чувствовал в своём деде, и немного в отце, но и сейчас не смогу объяснить внятно, почему. Рядом с такими людьми сам становишься другим, тем самым, для кого социальное окружение второстепенно, но есть некий стержень, определяющий качество личности, не социального положения, но гармоничности всего всему, до чего достанет взора. Лукин был именно таким, как и его жена, она преподавала историю в 422 школе, но это я знал со слов кого-то из моих знакомых.
Это я понимаю сейчас, а тогда просто чувствовал и всё, ибо голова моя была занята вопросами более приземлёнными, как и подобает молодому человеку в самом расцвете полового созревания.
Почему же я вспомнил Лукина именно сегодня, спросит меня мой пытливый читатель, дела-то уже давно минувших дней. Минувших, тут и спорить не о чем, да актуальных и сейчас.
Перевели наш цех на сдельщину, и стали мы зарабатывать вполне солидные деньги. Я обслуживал четыре станка, и зарплата у меня выходила приличная, но за счёт валового объёма работы, при качестве четвёртого разряда, однако, я был доволен. Лукин получал раза в два больше меня, но за счёт высокого качества своих деталей, стоимость которых не шла в сравнение со стоимостью моих.
Как-то в обеденный перерыв стал я свидетелем сцены, когда один из токарей четвёртого разряда попытался предъявить Лукину кажущуюся несправедливость такого разброса в зарплатах. Тема денег и их распределения между работниками во всех социальных системах актуальна, потому все, кто резался в домино или просто наблюдал за игрой застыли, ожидая ответ непререкаемого авторитета цеха.
Лукин заложил страницу книги тонкой кожаной полоской, закрыл книгу, положил её на скамью, встал и прошёл к своему станку, откуда вернулся буквально через минуту.
- На, это набор моих резцов, ты знаешь, я их сам всегда затачиваю, но они неотличимы от любых других, а это сменное задание, сдашь к концу смены. Станок у тебя хороший, опыта не занимать. А я хочу главу дочитать, пока обед не кончился. Тут он сел на скамейку, открыл книгу и погрузился в чтение.
- Ну ты и дал, тут без твоего разряда делать нечего, я даже браться не стану, только запорю.
- Значит, дело не в резцах? Тогда о чём твой вопрос?
Этим и закончился тот разговор, а вопрошающий аккуратно сложив резцы на скамейку, отправился к играющим в домино, весело отбрехиваясь от добряков-острословов, что принялись выстёбывать его демарш. Все всё поняли, да большинство и без этого урока всё понимало, квалификация всегда стоит дорого.
Качество своей жизни определяешь ты сам, никто не сделает тебя умней, успешнее, приспособленней к реальности, чем ты сам.
Жизнь предоставила много институтов, каждый из которых я старался закончить с хорошими оценками, и часто это у меня получалось. Случались и провалы, но эти провалы лишь заставляли меня прилежней постигать науку жизни. Процесс сей бесконечен, и это прекрасно, было бы скучно знать всё. Но благодаря Лукину я знаю, что резцы у всех одинаковые, а конечный результат зависит от квалификации.