Найти тему
Для нас, девочек

Восьмёрка жизни ВОВ 11

Начало здесь:

https://zen.yandex.ru/media/id/61e2c13386c7745f8f88c2d0/dlia-teh-komu-ponravilas-istoriia-vali-624012a34381372135339980

Настя присела у мoгил, разгребла ладонью снег. Как быстро заметает, это потому что место ровное и от леса далеко. Хотя климат здесь намного лучше, чем на севере. Зимы такие же морозные и снежные, зато лето тёплое, солнечное.

Впрочем, ей теперь всё равно, тепло на улице или холодно. Пожалуй, когда кончится вoйна, она не поедет обратно на север. Что ей там делать?

Настя, насколько могла, расчистила снег возле крестов. К одному был привязал белый ёлочный ангел, низ второго обвивала самодельная гирлянда-погремушка из картонных кубиков.

Прошёл месяц, а она так и не решилась написать мужу об их горе. Что она ему скажет, когда Павел вернётся после вoйны? Как посмотрит в его глаза? Он оставил ей троих детей, троих красивых, умных, здоровых детей. Он ушёл защищать Родину и семью. А Настя не сберегла ни одного ребёнка, нет больше у Павла семьи.

Под бoмбёжкой пропала Галя. Третий год Настя ищет свою доченьку, надеется, что девочка жива.

Понимает, что в том разорванном бoмбами поле, вдали от железнодорожной станции у ребёнка не было шансов на спасение, что своими глазами видела измазанную в земле Галину шапочку, но всё равно верит, что дочь жива.

От дифтерии умeрли Надюшка и Ваня. Настя и сама бы хотела умeреть. Но болезнь, за считанные дни убившaя детей, её не задела.

Что она скажет Павлу? Как будет оправдываться перед мужем за свои грехи и их горе? Как признается бoйцу, что их дети пoгибли в тылу? Что ничего больше у него не осталось, потому что её тоже уже нет. Есть пустая, без души и жизни оболочка. Ходит на завод, работает, топит печку дома, что-то ест. Она бы и не ела давно. Зачем ей есть? Едят, чтобы жить, а она жить не хочет. Но заставляет Марфа.

Каждый день она мучает Настю. Настаивает, чтобы ела, молилась и плакала. Еду Настя в себя кое-как засовывала, молиться не могла, а плакать никак не получалось. У неё словно закаменело всё внутри, твёрдо-твёрдо, как цемент у них на заводе, которым заливали пол для крепежа станков.

Настя присела на низкую скамеечку возле могил. Скамеечку сделал Никанор. Он часто приходит сюда один, Настя с Марфой видят из окна, как Никанор, возвращаясь с работы, не доходит до дома – сворачивает в сторону клaдбища.

Недавно к Марфе подходил старший мастер, просил разрешения перевести Никанора в механический цех. Марфа отказала. Мастер уговаривал, убеждал, что мальчишки в столярном совсем большие и для них найдётся работа посложнее.

Михалыч наберёт новых пацанов сколачивать ящики. Марфа не согласилась, а перевести несовершеннолетнего Никанора без её согласия мастер не мог.

Никанор, конечно, дома попробовал её уговорить, но Марфа была непреклонна. В механическом цеху трудилось много мальчишек, да что там много – большая половина всего коллектива. Работа – одна из самых тяжёлых на заводе.

Смена только считалась обычной, по двенадцать часов, на самом деле во второй половине каждого месяца мальчишки работали по шестнадцать часов и больше. Часто ночевали там же, у станков. А сколько несчастных случаев было в механическом цеху!

Всё режет, пилит, сверлит, снимает стружку. Везде опасные, требующие навыка и опыта станки.

Настя наклонилась, поправила ангелочку крылья. Земля под ней вздрогнула, раздался оглушительный взрыv, и Настя упала лицом в снег.

Взoрвалось на заводе. Там, над цехами, поднялся столб густого чёрного дыма.

Марфа и Никанор утром ушли на работу…

Прижимая руки к груди, где отчаянно билось от ужаса и бoли сердце, Настя побежала в сторону завода. Горло сковало от замершего в лёгких крика. Ноги, словно запутанные верёвкой, спотыкались через каждый шаг.

Люди выбегали из домов, кричали, спешили. Кто-то на ходу рассказывал, что у него вылетели стёкла из окон. Кто-то призывал пожарных и милицию.

У проходной Настя остановилась отдышаться. По дымовому столбу было непонятно, в каком цеху произошла трагедия.

- Где взoрвалo? – спросила она деда на пропускном пункте.

- Ремонтный. Похоже на диверсию, - сказал дед. – Хотели, видно, энергетический взорвать, но чего-то не получилось у них.

- Ремонтный? – ахнула Настя.

Там, рядом, стена в стену, был столярный цех, в котором работал Никанор. Небольшое, наскоро построенное уже в войну помещение.

Чтобы не упасть, она прислонилась к стене. Нет, только не это. Нет. Бог не может быть к ним настолько жесток. Нет!

Настя заставила себя отлепиться от стены и идти. С каждым шагом запах дыма и гари становился всё сильнее, Настя сгибалась пополам от кашля, но шла.

В ремонтном цеху не хватало одной стены, горюче-смазочные материалы жарко полыхали.

От столярного осталась дымящаяся куча камня. Марфа и ещё несколько человек торопливо разбирали самый большой завал.

- Давайте, товарищи, давайте, - командовал пожилой хромой мастер. – Вдруг кто-то уцелел, их же тут пятнадцать душ, вместе с Михалычем.

Сразу трое мужчин попытались поднять кусок бетонной плиты. Тяжёлая, с места не сдвинуть. К ним присоединились ещё рабочие, Настя тоже схватилась за край.

- Раз, два, взяли! – скомандовал мастер.

Плиту удалось сдвинуть. Внизу была груда кирпичей, осколки бетона и изогнутая от взрыва арматура. Выжить под этим не смог бы никто, но люди всё равно продолжали разбирать завал.

Настя поискала взглядом Марфу.

Марфа стояла на коленях в почерневшем от пепла и сажи снегу. Фуфайка нараспашку, волосы выбились из-под сбившегося на бок платка. Руки сложены на животе, на лице ни кровинки, глаза закрыты, только бледные до синевы губы безмолвно шевелятся. Марфа молилась.

Настя опустилась на колени рядом с Марфой. Вот и всё, больше им незачем жить.

- Мама! Тётя Настя!

К ним, перепрыгивая через завалы, бежал Никанор.

Внутри у Насти что-то дёрнулось, словно пружина распрямилась. Она завалилась на бок рядом с Марфой и завыла. Закричала, зарыдала, размазывая по лицу слёзы вперемешку с грязным снегом.

- Тётя Настя, тётя Настя, не плачьте, - Никанор попытался поднять Настю, но Марфа его остановила.

- Не трогай её сынок, - прошептала она.

Настя успокоилась нескоро. Наконец она смогла встать и, покачиваясь, пойти вместе с Марфой и Никанором в ближайший цех. Отопления не было нигде, но за кирпичными стенами было всё же немного теплее, чем на улице.

- Мама, тётя Настя, наши все живы, - взахлёб рассказывал Никанор. – И Михалыч жив, никого не было в столярном.

Хоть Марфа и запретила сыну перевод в механический цех, Никанор для себя решил по-другому. Мать он рано или поздно уговорит, а учиться новому ремеслу надо начинать уже сейчас, вместе с остальными ребятами из столярного.

- У нас же молодежная бригада, нас нельзя разлучать, - убеждал Никанор Марфу. – Мы сплочённый молодой коллектив, и раз коллектив решил перевестись в механический цех, то и я тоже.

- Детский у вас коллектив, а не молодёжный, - вздохнула Настя.

Вытерла Никанору перепачканную сажей щёку, притянула мальчишку к себе и поцеловала.

- Мы задачи поставили: выполнить и перевыполнить план. Наш труд нужен фрoнту, значит, мы работаем для пoбеды…

- Где ты был так долго? – перебила сына Марфа. – Почему сразу не пришёл? Я же подумала, что ты там, под завалами, лежишь.

- Так дверь заклинило в цеху. От взрыва. Мы хотели через ворота выйти, но они электрические, а свет сразу пропал, как громыхнуло.

- В окно не пробовали? – спросила Настя.

- Хотели. Там окна высоко, под самым потолком. Но можно бы было по пожарной лестнице наверх, а потом по ней же и вниз. Нас Михалыч не пустил.

- Почему? – удивилась Марфа.

- Сказал, нечего по лестнице ползать. Мол, ещё упадёте, покалечитесь. Лестница для того, чтобы от пожара спасаться, а у нас пожара никакого нет, значит берём лом и отжимаем цеховую дверь.

- Долго отжимали, - заметила Настя.

- Она железная. Михалыч велел саму дверь не портить, потому что казённое имущество. И помогать нам не стал, сказал: сами справитесь, не маленькие, - пожаловался на наставника Никанор.

Впервые за последнее время Настя спала ночью. Не крутилась с боку на бок, не вспоминала своих детей, не корила себя за то, что согласилась поехать в эвакуацию. Просто закрыла глаза и заснула.

Письма от Павла и Маши читали все вместе. Перечитывали по нескольку раз, потом вкладывали в красивую, украшенную резьбой деревянную шкатулку. Иногда, когда слишком долго не было вестей, Настя ставила шкатулку рядом с собой, открывала и начинала перебирать письма. В такие минуты казалось, что она чувствует, как от бумаги исходит тепло. Тепло рук любимого мужа и дорогой подруги.

Все они были короткие, лаконичные. Разве что Маша изредка могла написать, как геройски воюют наши солдаты.

Ещё Настя переписывалась с тёткой Ульяной. Та исправно сообщала, что они с Санечкой живы, здоровы, чего и им желают.

Почтальоншу Настя увидела в окно. Уже уходит! Как же она её проглядела?

Накинула пальто, чтобы бежать к почтовому ящику, но её опередил Никанор.

Вернулся, положил на стол листок бумаги, отошёл в угол. Тревожно посмотрел на Марфу.

Настя взяла листок. Извещение. Прочитала несколько раз и, покачиваясь, пошла в кровати.

Марфа выхватила из её рук листок, прочла.

- Не верь, - строго сказала она Насте. – Пропал без вести – это не пoгиб. Может, где-то в избе рaненый лежит, у добрых людей. Или в плeн попал.

Настя вскрикнула.

- Не верь! – ещё раз повторила Марфа. – Быть такого не может, чтобы наш Павел сгинул, он запросто не сдастся. Он умный, сильный, наверное, отбился от своих и сейчас пробирается где-то. Ты жди и надейся, тогда и ему легче будет из беды вырваться.

- Тётя Настя, дядя Паша обязательно найдётся, - сказал Никанор, присаживаясь рядом с Настей. – Вон как я нашёлся. Вы с мамой уже и надеяться перестали, а я раз – и пришёл, целый и невредимый.

- Я ему про детей не сказала, - призналась Настя.

- Да что ты? – поразилась Марфа. – До сих пор? Грех какой, Настасья, в неведении его держать. Он же отец, он о них как о живых думает.

Она говорила уверенно, как будто то, что Павел жив, не вызывало ни малейших сомнений.

Настя прислушалась к себе. Должна же она почувствовать, жив Паша или нет, ведь она любит его, она его ждёт и верит, что когда-нибудь Павел вернётся домой.

- Настя, - Марфа потрясла её за плечо. - Настя! Посмотри на меня. Открой глаза.

Разве она их закрывала? Оказывается, да. Когда она успела разлечься на кровати? Ещё и кофту на себе расстегнула, словно ей было трудно дышать. И лицо почему-то мокрое. От слёз? Нет, шея тоже мокрая, и воротник кофты, и волосы надо лбом. Умывали её, что ли?

Опираясь на дрожащие руки, Настя приподнялась, села. Посмотрела на Марфу, на Никанора, который стоял возле матери, сжимая в ладонях кружку с водой.

- Паша жив, - сказала Настя. – Мы будем ждать и молиться. Верить и ждать.

Марфа ласково погладила её по голове. Никанор шумно выдохнул и залпом выпил воду из кружки.

Продолжение следует...