Как известно, хевсуры — этнографическая группа грузин, проживающая в горной части восточной Грузии. Название «хевсуры» происходит от грузинского слова «хеви» (дословно ‘ущелье’), которым обозначали долины горных рек и сельские общины, в этих долинах проживающие [Харадзе 1958: 67]. Таким образом, наименование «хевсуры» (так же как и название другой субэтнической группы грузин — «мохевцы») этимологически означает ‘жители горных долин’ или просто ‘горцы’.
Согласно описаниям XIX в., хевсуры жили по обе стороны Главного Кавказского хребта: на южной стороне — в верховьях реки Арагви, в бассейне т. н. Хевсурской Арагви, а на северной стороне от водораздела — вдоль одного из истоков реки Аргун и в Архотском ущелье, у истоков Ассы [Зиссерман 1851: 88; Худадов 1890: 63–64]. Страну хевсур называли по-грузински Хевсурети, а по-русски — Хевсурия.
Хевсуры отличались от прочих грузин территорией проживания, одеждой, обычаями, диалектом и осознавали свое отличие [Зиссерман 1851: 89; Эристов 1855: 118; Косвен 1961: 21–22]. Несмотря на это, внутри самой Хевсурии не существовало четкого представления о единстве: южные хевсуры, к примеру, называли своих северных соплеменников не хевсурами, а по имени селений, в которых те жили [Худадов 1890: 66]. Собственно именно территориальная община, которая могла включать одно или несколько расположенных рядом селений, являлась основной формой социальной организации у горцев.
В 1851 г. Арнольд Львович Зиссерман, прослуживший в Грузии пять лет чиновником, опубликовал в нескольких номерах тифлисской газеты «Кавказ» одно из первых подробных описаний жизни хевсуров. Касаясь вопроса об их происхождении, Зиссерман высказал мысль (специально оговорив, что это не факт, а только предположение), что хевсуры могли быть потомками группы крестоносцев, попавшей в ущелья Кавказа, либо заблудившись, либо участвуя в походах грузинских царей, либо разыскивая укрытие после поражения. На тезис о сходстве хевсур с крестоносцами Зиссермана натолкнули особенности хевсурской одежды, в частности, многочисленные украшения в виде нашивных крестов из желтой тесьмы; обычай сражаться с помощью прямых палашей и щитов; надписи латиницей на клинках и пр. [Зиссерман 1851: 89]. В воспоминаниях о Кавказе, изданных в 1854 г., Арнольд Львович повторил свое предположение, назвав его, «конечно, малоосновательным» [Зиссерман 1854: 123].
Уже в монографии Густава Ивановича Радде, изданной по немецки в 1878 г. (в переводе на русский — в 1880 г.), гипотеза Зиссермана была подвергнута критике. Признав ценность сведений А.Л. Зиссермана в целом, Радде назвал мнение о происхождении хевсуров от крестоносцев неосновательным, указав вслед за князем Эристовым на употребление хевсурами грузинского языка. Что касается оружия, то Густав Иванович обратил внимание на сходство хевсурских кольчуг с персидскими и сделал вывод о персидском происхождении вооружения хевсур. Сообщение о латинских надписях на клинках Радде сомнению не подвергал, однако заметил, что ему не удалось увидеть подобного оружия [Радде 1880: 57–59, 140–141, 144, 147]. Спустя почти 50 лет, в 1928 г., В.А. Гурко-Кряжин в своей книге «Хевсуры» назвал гипотезу Зиссермана легендой (не в смысле ‘легендарной’, а в смысле ‘ненаучной’), согласившись с Радде, который вполне правильно установил персидское происхождение оружия хевсур [Гурко-Кряжин 1928: 10]. С.И. Макалатия в книге 1940 г. уже прямо назвал взгляды Зиссермана антинаучными, основанными на внешних, случайных чертах сходства [Макалатия 1940: 22]. Эта длительная дискуссия, до сих пор оживающая под пером падких на экзотку журналистов, оставляет странное впечатление. Действительно, ассоциация хевсуров с крестоносцами выглядит весьма поверхностно, но она не может быть опровергнута с помощью языкового аргумента. Арнольду Львовичу Зиссерману, выучившему грузинский язык за время службы, не хуже Густава Ивановича Радде, не знавшего грузинского языка, было известно, что хевсуры говорят на диалекте грузинского языка. Однако этот никем не оспариваемый факт никак не снимает вопроса, постав- ленного Зиссерманом: «…не потомки ли они крестовых рыцарей, партия коих могла быть заброшена в трущобы Кавказского хребта и вынуждена остаться там навсегда? Затем, обзаведясь женами из ближайших горно-грузинских ущелий, они усвоили себе и язык их» [Зиссерман 1879: 190]. Мнение Радде о персидском происхождении хевсурского вооружения основано на том, что он лично видел старую рукопись поэмы Фирдоуси «Шах-наме», на иллюстрациях которой герои «изображены нередко в кольчугах и шлемах»; кроме того, некий очевидец поведал Густаву
Ивановичу, что в антикварных лавках Исфахана попадаются наручники с куфическими надписями. Все это, по мысли Радде, доказывает древность панцирного вооружения на Востоке, что, в свою очередь, должно опровергнуть смелое предположение о том, что вооружение хевсур могло сохраниться со времен крестовых походов [Радде 1880: 140–141]. Нельзя не отметить, что с методической точки зрения рассуждение Г.И. Радде построено совершенно идентично рассуждению критикуемого им А.Л. Зиссермана и вряд ли может быть признано более убедительным.
В целом участники полемики говорят вроде бы об одном и том же предмете, но видят его совершенно по-разному.