Не выношу жару. Ярко-голубое небо без единого облака сливается с ослепляющим и мягким асфальтом. Тень не спасает. Лишь даёт отдых глазам. Липкая духота обволакивает полностью. Если от мороза можно спрятаться в помещении, жара преследует тебя везде.
К моей радости, в конце августа осень всё же решила не задерживаться и всё вокруг начало становится тусклее, медленней и свежее. Густая зелень вокруг кирпичного корпуса стала редеть, а небольшой газон около входа по утрам был приятно сырым и прохладным.
Вместе с врачом мы сидели в его кабинете и, как могли, потому что до этого не приходилось, заполняли "акт о нежелательных эффектах" препарата. Да. Того самого доцетаксела. Потому что ну не может быть простой аллергической реакцией три случая за две недели. Не может быть просто по статистике. Да и на классику аллергических реакций это не похоже от слова совсем. Всё как под копирку - трудно дышать, чувство жара в лице, тахикардия, систолическое давление резко подскакивает до 170-180...
- А, надо номера амбулаторных карт ещё...
Александр Андреевич задумчиво смотрел на акт.
- И что вообще после этого должно произойти? Ну теоретически, хотя бы.
- Ну... акт отправляется на завод производитель. И вообще всю партию должны изъять из оборота. Вроде так.
- И почему же её не изымают?
Врач посмотрел на меня несколько растерянно и пожал плечами.
Капать его приходилось и дальше, несмотря на всё. Благо, каким-то чудом, больше "нежелательных реакций" не было. Но каждый раз, когда начиналась инфузии этого несчастного препарата, стоившие мне стольких нервов, я сидел рядом и как-бы невзначай держал под рукой аптечку первой помощи при анафилаксии. И тонометр.
В начале сентября на работу вышла вторая врач нашего дневного стационара, Ольга Николаевна. До этого она сначала была в отпуске, потом застряла, в связи с ковидными ограничениями, кажется, где-то на чужбине. Молодая, яркая и аккуратная, всей душой болеющая за свою профессию, приятная во всех отношениях женщина. Но работала чересчур скрупулёзно и медленно, на мой взгляд. Только на мой. Потому что листы назначений я получал от неё только часам к одиннадцати. Впрочем, к этому времени я навел кое-какой порядок в своей работе и всё стало получаться быстрее. Задерживаться по прежнему приходилось, но уже часов до пяти максимум. К тому же поток пациентов по каким-то причинам снизился, а на кухне отделения начали поговаривать что, в связи со снижением заболеваемости, нас скоро вернут в здание хосписа. А это значило что будут удобные палаты с мягкими кроватями вместо серых, жёстких и страшных кушеток. Чистый туалет будет находится прямо в этой же палате, а стойки для капельниц будут не покосившиеся и чиненые старым пластырем, а новенькие и на колёсиках. Будет красивый, светлый и чистый процедурный кабинет. А самое главное - я буду не один.
Сроки оговаривались разные. Кто-то говорил что вот-вот, кто-то уверял что не раньше октября. Правыми оказались первые. Потому что в одно сентябрьское утро, когда я вернулся из поликлиники с анализами, в кабинете хозяйничала Света.
- Здравствуйте! - воскликнул я даже громче чем хотел.
- Привет! Ну и бардак тут у тебя...
Я виновато улыбнулся.
- Какими судьбами?
- А ты не в курсе? Сегодня химий не будет, мы переезжаем обратно.
Я испытал необыкновенное, опьяняющее чувство восторга. Нет, не гора, а огромный и сырой мешок острых и грязных булыжников упал у меня с плеч. С радостью и воодушевлением таскал десятки коробок в старенькую грузовую газель наравне с разнорабочими, делясь с ними сигаретами на перекурах. Мой голубой костюм превратился в строительную робу, такую же пыльную как у них. Пришёл конец моему символическому испытанию. Конец страху и неуверенности. Конец опустошающему и тревожному одиночеству.