Бабушка вспоминала:"Фашисты в селе теперь хозяева, народ притих в своих домах.Далеко от дома не отходили и день и второй, а в селе было тихо.На третий день пришел солдат с двумя полицаями. Сказали, что нам надо перебираться в сарай, а в доме расположатся солдаты. Мы, взяв необходимое, перешли в сарай.Летом спать на сеновале было привычно, живность была под присмотром. Но как только появились во дворе солдаты, стали требовать яйца, молоко, сало. Кур переловили и общипывали прямо живых. Мылись у колодца голышом, никого не стеснялись. Мы старались реже появляться из сарая, смотрели на происходящее через щели двери.
Но свекровь стала выходить то за одним , то за другим делом. Солдаты ее подозвали, показали, что сложили во дворе печь и заставили ее выпекать хлеб. Она согласилась, да и какой у нее был выбор? Каждый день ей давали буханку свежего хлеба. Кое-что она и без спроса брала. Вели солдаты себя миролюбиво. Детей не удержишь в заперти, стали они по двору ходить, солдаты гладили их по головам, угощали сахаром.Жестами показывали, что и у них есть дети, показывали их фотографии. Это были итальянцы.Они не зверствовали, а вот этого нельзя сказать о полицаях. Они были люди пришлые ,не из нашего села. Несколько раз нас собирали народ на выгоне, требовали сообщить, у кого члены семьи на фронте. Соседи никого не выдали, а ведь могли нас запросто расстрелять за то, что отец был на фронте.
В один из вечеров также стали требовать идти на площадь. Я только корову подоила, пошла, а свекровь с детьми осталась в сарае. Один полицай мне сказал, "Собирайтесь ,сейчас вас погонят в лагерь, а кто останется-расстреляют. Я скорее возвратилась, сгребла в охапку детей, схватила кое-какие вещи, посадила на тележку двух Толиков( сына и племянника),Вася и Нина следом побежали.Свекровь вывела корову и мы пошли на площадь. Там уже все соседи собрались.Кто с вещами, кто совсем без ничего.Нас выстроили в колонну, по краям шли солдаты с собаками и погнали нас к центру села. Колонну сильно не охраняли, к нам по дороге присоединялись жители других улиц.
Когда мы дошли на Сагуновский край стемнело, начался дождь с грозой.Люди, один за другим, сворачивали во дворы мимо которых мы проходили.Дорога стала грязной, тележку было тащить все труднее, бабушка тоже свернула у одному из домов.Хозяева разрешили переночевать в сарае.Утром ожидали, что погонят дальше, но никого не было, неизвестность пугала и решили сами идти в сторону Андреевки -там жили кумовья. У них и остановились. Вещей с собой почти не было, дети были раздеты, спали на охапках соломы. И решила свекровь сходить домой, принести хотя бы детскую одежду, да что нибудь из постели. Собираясь в дорогу, сказала, что можно и за день обернуться, но может где и заночевать прийдется.
Когда она не вернулась на следующий вечер, бабушка заволновалась.Так в неизвестности прожили и третий день, только к концу четвертого дня свекровь появилась во дворе дома, где находилась семья.Рассказала,что в пути домой сложностей не было, шла не по дороге, а по садам, видела уже свой дом, как окликнул ее солдат-мадьяр, она пыталась объяснить, что идет за вещами, но он заставил ее следовать к одному из домов.Там были полицаи, но слушать ее не захотели и закрыли в подвале. Там уже сидели два незнакомых мужчины, потом к ним добавили еще несколько односельчан. Из разговоров полицаев стало понятно, что всех задержанных расстреляют как партизан. Задержанных такая участь не устраивала и решили они бежать. Ночью разобрали стену подвала и выбрались из него.Уходили молча, каждый своим путем. В последствии вспоминая случившееся, она решила, что те двое мужчин и были партизанами. Вели они себя сдержанно, разговаривали мало и видно было, что люди не местные.До Андреевки добиралась уже с опаской, боясь быть вновь задержанной. Лишь на месте к ней пришло осознание опасности, которую ей пришлось пережить.После этого бабушка сказала, что больше никуда свекровь не отпустит, если что случится, то как она останется одна с детьми.Откуда брались силы пережить эту страшную зиму оккупации она объяснить не могла.
Дед с первых дней войны был на фронте. Все происходящее там с ним помнил хорошо, это в семье узнали, когда к нему приезжал однополчанин, собиравший воспоминания для написания книги. Помнил имена и фамилии однополчан, названия сел и городков, по которым шла его фронтовая дорога.Но рассказывать о тех временах не любил. В начале войны была большая неразбериха. Одели в форму с большим трудом, сапог не было, на ногах были обмотки с ботинками. Винтовка одна на троих.Немцы наступали, обстановка менялась каждый час, поднимали в атаки, а потом оказывались в окружении, надо было выходить из него. Места незнакомые, болотистые, подолгу бродили по лесам.О питании речь не шла, ели то, что люди давали.А мирные жители относились по разному, одни давали продукты, говорили, что и у них в семье есть кто то на фронте, а другие злились, прогоняли.Не то прихода фашистов ждали не то не верили, что перед ними солдаты действующей армии, а не дезертиры.
Но страшное началось с приходом холодов. В подмосковных лесах осталось лежать много дедовых однополчан.Кто погиб, а кто замерз. Зима была лютая, спали на снегу.Утром то там то здесь лежали замерзшие.Особенно много потерь было среди молодых бойцов. В декабре 1941 года дед был ранен, попал в госпиталь. Возможно благодаря этому он и остался жив.Но инвалидом остался на всю жизнь. У него было сквозное ранение легкого, прострелена левая рука, свищ на ней открывался каждую весну, были раздроблены кости стопы.На излечении в госпитале Нижнего Новгорода он находился до лета 1942 года, зная обстановку с наступлением немцев на Дону выпросил отпуск и отправился домой.
Он успел добраться до Павловска, родное Белогорье было совсем рядом, но туда уже вступили фашисты.Он не попал домой и не с чем возвратился в госпиталь из отпуска. В конце лета 1942 года дед был признан годным к нестроевой службе и определен к службе в обозе, который следовал за передовыми частями.Там ему поручили уход за лошадьми, на которых везли все необходимое армии. Приходилось быть и конюхом, и грузчиком, и санитаром, и кашеваром .В наступление не ходили, но отбиваться приходилось.Винтовка всегда была при нем.
В начале весны 1943 года его часть была совсем близко от Белогорья, отпросился домой повидать семью. Шел домой, а не знал уцелела ли она в оккупации. Нашел дом разрушенным и пустым. Односельчане подсказали, что родные ютятся в Андреевке, пошел туда, разыскал, увидел и обнял всех.Бабушка и ее свекровь обрадовались его появлению, но оказалось, что пришел он совсем не на долго, помог передраться всем на свое подворье. Даже о ранении ничего не сказал и вновь ушел в часть.
Бабушка вспоминала, что это расставание далось намного труднее, чем проводы в июле 1941 года. Столько было пережито, дома не было, возвратились в погреб. Что можно было делать без хозяина на разоренном подворье? С приходом весны стали есть все что появлялось из земли. Васе, старшему сыну, было 10 лет.Он с ребятами-ровесниками ходил по немецким блиндажам, собирали все, что найдут. Как то бабушка с его возвращением почувствовала запах табака.Оказывается ребята нашли немецкие сигареты и курили. Стала ругать, а сын сказал, что когда покуришь, то есть не так хочется. От этих слов она заплакала, хотя стойко переносила все происходящее, а кормить детей действительно было нечем. В сарае обнаружили кучу ботинок оккупантов, там была вероятно мастерская по их починке. Это было настоящим состоянием.Обулись сами, хоть ботинки были больших размеров, а часть найденного в последствии обменивали на другие трофеи односельчан.От немцев много чего осталось. У прабабушки был фанерный сундучок, в котором она хранила свои вещи.На внутренней стороне крышки было изображение свастики.Вещь добротная, не выбрасывать же из-за этого .А сколько своего было утрачено, в сравнение не шло с найденным.После войны так и не оправились от потерь. "Ничего больше наживать не будем.Заимеем только сменное белье и все" -говорили белогорьевцы.
Но жизнь требовала совсем иного. Надо было подниматься на ноги после оккупации.Своими домами и огородами занимались лишь после работы в поле. Девиз "Все для фронта, все для Победы" никто не отменял. Весной 1943 года пахали на коровах, но сев прошел в установленные сроки.В 1944 году, когда возвратился с войны дедушка, стало легче в моральном плане. Семья знала, что они все вместе, так было легче.Ведь многие односельчанки получили на мужей и сыновей похоронки, в армию забирали совсем юных ребят.
Здоровье деда было подорвано основательно, медикаментов в селе не было, лечили травами, различными сборами.Они ли, или пребывание в кругу семьи помогло деду встать на ноги .И вскоре был он уже на работе в МТС.А это была большая поддержка семьи. Как рабочий он получал продовольственный паек, чего в колхозе не было и в помине, пусть это только хлеб, но в селе его давно пекли с травой да желудями, и куску хлеба были рады все, когда вечером делили бережно принесенный отцом в тряпочке хлеб.Вечерами да ночами все восстанавливали свой дом и осенью уже перешли в него.
Бабушка вспоминает "Когда батько пришел с фронта, столько радости было во мне, забылось все, что перенесли за время войны.Он изменился, то ли болезни , то ли отсутствие дома, отпечатались на его характере. И раньше немногословный, стал он еще более сдержанным. О войне вспоминать не хотел, вечерами все больше молчал.Я прибегу домой, говорю-говорю, а он молчит. Спрошу, не интересно тебе? отвечает : "Интересно, рассказывай дальше." А чувствую, что он и рядом и далеко от нас одновременно.Только после Победы оттаял, улыбаться начал."
Фото из интернета
В 1943 году дети в школу пошли, а начались дожди и остались они дома- ни одежды ни обуви не было. По нужде на улицу босиком бегали и по снегу.Все у окна сидели, на улицу смотрели.Одни большие ботинки одевали по очереди, чтобы погулять выйти.Наступление зимы ждали как бедствия. Топить печи дров не было, топили бурьяном, былкой подсолнухов.Тепла в доме от такой топки не было, поэтому сидели на теплой печи. Печь стала для семьи всем.Здесь и грелись и играли , учили уроки, спали.
В школу Нину собирали в первый класс, из немецкого мешка пошили платье, а цвет совсем не школьный, покрасили его в отваре крапивы, стало оно грязно-зеленого цвета. Совсем иначе мечталось проводить дочь в школу, но выбора не было. Вместо портфелей носили самодельные сумки. Да в них то и носить нечего было. Учебник был только у учителя, вместо тетрадей писали на сшитых газетных листах.