- И тут я пролетела, как фанэра над Парижем…Это я сейчас вам со смехом рассказываю, а тогда мне было так жаль себя! Я тащила этот баул неприподъемный из Москвы, сначала домой на Автозавод, потом на рынок продавать, - захожу в кабинет и слышу, как, коллега, Галина Федоровна, рассказывает очередную байку из своей бурной молодости.
У нас с ней разница – десять лет, сейчас ей сорок, она хороша собой, что называется, со следами былой красоты на лице. Высокая, крупная, с роскошным бюстом, вьющимися от природы, стриженными под каре, волосами. Почти все из коллег с ней на «вы», я – в первую очередь, потому что новенькая в этом отделе, к тому же провинциалка. Пока только слушаю, впитываю и киваю, улыбаюсь, её историям из прошлого невозможно не улыбаться.
Галина любит быть в центре внимания, и в свободные минуты, на гулянках – праздниках в нашем женском коллективе, она заменяет музыку, массовика-затейника, ведущего и повара в одном лице. Первая «накрыть поляну», как тут принято говорить, первая заказать шашлык, первая рассказать байку.
«Клара Новикова» зовет ее одна из девчонок, с которой мы чуть ближе сошлись.
Слушаю Галину и удивляюсь: как в этой далеко не юной женщине умудряется ужиться наивная девочка, опытная любовница, смелая торгашка. Сочетается житейская мудрая практичность и широкая щедрая русская душа. Все свои истории из жизни она рассказывает с неподражаемой иронией, и смеётся с первую очередь над собой, а истории не всегда смешные и часто ничуть не радостные.
·
- Галина Федоровна, вы так быстро? За час прошли всех врачей, весь медосмотр? – одна из наших руководительниц, Марина Андреевна, поджарая и длинноногая, как русская борзая, удивляется на нее.
- Что вам сказали врачи?
- Да, что они скажут: «Идите работайте, негры, солнце еще высоко. Первая группа здоровья. Давление – анализы в норме. Хронических заболеваний нет. Жалоб нет».
- А у вас их нет?
- Конечно, нет: курю с восемнадцати лет, живот располосовали после кесарево, тридцать шрамов на теле… Здорова. Пахать на вас, не перепахать, Галина Федоровна.
- Как тридцать шрамов на теле? – это уже не удерживаю я своего любопытства, - Откуда? Где?
- Везде, моя дорогая. Смотри на лице: видишь под бровью?
- Да, теперь вижу, - говорю я и дальше расспрашивать не решаюсь.
- Это меня так бывший муж порезал, когда мне двадцать восемь лет было. Первый раз, когда избил, пришла к его матери, а она и говорит: «Галя, уходи, не терпи. Это он в отца. Отец такой был. Я ушла, когда времена еще не такие были: развод был – позор. А тебе и подавно нечего мучиться. Уходи. Я тебе с Алешкой всегда помогу». Но, я ж кого слушаю разве? Помирились, повинились, дальше жить стали. А вернулась я с сессии из Москвы, забрала Алексейку от мамы, отвела в садик, иду на работу, только наклонилась сигарету прикурить, а тут мой благоверный откуда-то. Я и понять ничего не успела, как он бритвой меня начал полосовать. Везде, сначала брови, щеки достал, стала лицо руками закрывать, руки порезал, живот через одежду прямо. Кровища. Хорошо, место людное. Меня сразу на скорой увезли.
В больнице заштопали, лежу я, а зеркало мне не дают, и в туалете его нет. Валя пришла меня проведать, я в бухгалтерии тогда еще работала, смотрит на меня, плачет. Я вся в бинтах, даже и плакать не могу: мне и мочить повязки нельзя, и лицом особо двигать: швы поплывут. Говорю ей: «Что, Валюш, очень страшная я?» А она плачет и молчит. Еле-еле упросила ее мне зеркало дать, посмотрела на себя в ее пудру. Испугалась сначала, а потом думаю: «Ничего, на мне заживет, как на собаке». Несколько лет ходила, шлифовала шрамы на лице у косметолога, только под бровью один виден и остался.
Его посадили за меня, а я два года по улице ходила с пистолетом – самострелом распиленным. В сумке лежал. Сначала мама меня провожала – встречала отовсюду. Потом вот пистолет этот купила по случаю…
Мы тоже все пережили девяностые, много что есть вспомнить, но это круто даже и для девяностых, и для нас. Мы все молчим во время ее монолога. Читаю по лицам легкий шок. Мое природное любопытство, а может быть, глупость, толкают меня задать очередной неделикатный вопрос:
- Как же вы замуж за него вышли? До свадьбы не было признаков, что он такой псих?
- Пролетела, как фанэра над Парижем. Как-нибудь расскажу.
·
1984 год. Горький. Площадь Горького.
Жаркий июльский вечер. Душно, тошно и как-то томно на улице, и все-таки лучше, чем в любом здании. Тополиный пух хлопьями стелется по краю тротуара. Галина идет по площади, курит, как обычно, после работы. Широкие джинсы – клеш настолько широки, что кажется поднимают за собой пух, как снежную поземку. Синяя шелковая блузка заправлена в них, высоченные каблуки. Проходит мимо остановки автобуса, выше всех на голову, половина зевак оборачивается ей вслед. Встает неподалеку, высокая, яркая, необычно красивая, кажется, что только что с подиума или красной ковровой дорожки. Она как-то неуместна здесь. Слишком хороша, слишком свободна, слишком уверена.
Рядом с ней притормаживает автомобиль, сигналит ей, изо всех окон выглядывают парни, начинают знакомиться. Один не выдерживает, выходит из машины, пытается с ней заговорить. Галя спокойно, чуть свысока смотрит на него, скорее из-за своего роста, а не из презрения. Отрицательно качает головой на все его предложения. Это зрелище становится развлечением для всей толпы на остановке: час пик, автобусы ходят битком, хоть и часто.
Наконец, Галина, снисходит до ответа настойчивому парню: «Спасибо, не надо меня подвозить, не надо со мной знакомиться. Сейчас за мной приедут. Что вы думаете, я просто так тут стою? Автобус жду?». В уголках ее губ гаснет сигарета и вместе с ней улыбка.
И действительно, к ней лихо подруливают красные жигули, из них выскакивает крепкий, зрелый невысокий мужчина, тянется почти на цыпочках к ее щеке, берет под руку и уводит к своей машине.
Сажает Галю на первое сиденье, бросает недобрый взгляд на назойливого парня и его друзей в машине, хлопает своей дверкой и быстро с ревом уезжает.
Самвэл, кооператор, армянин, старше на двадцать лет. Случайное знакомство в ресторане и, что называется, понеслось: цветы, французские духи, подарки, слезы, грёзы, сопли – слюни. Стало понятно, что женат и не бездетен, да куда уж деваться? Для него – последняя любовь, для нее – ощущение, что весь мир у твоих ног.
·
Ранняя весна. Неудержимо светит солнце. У нас обед. Как и весь офисный планктон этого мира, мы ждем его с нетерпением, чтобы быстро перекусить на рабочем месте и пронестись по магазинам в округе.
Наш босс, дама бальзаковского возраста, встает, уходит на бизнес-ланч с приятельницей. Мы с Галиной начинаем наш обед прямо на рабочем месте, то, что принесли в офис с собой из дома. Моя старшая подруга неизменно расстилает перед носом «Экспресс-газету», утыкается носом в криминальную хронику и время от времени зачитывает мне какие-то ужасы нашего городка: зарезал, пропала, избили и т.д.
Как-то я спросила ее, зачем она читает такие невеселые новости? Ответ был простым и внятным: «После того, как меня муж бывший порезал, я несколько лет смотрела только милицейские новости, детективы и читала про криминал: мне нужно было знать, что у кого-то в жизни хуже, чем у меня…»
·
- И вот в очередной раз я отпросилась с работы, Самочка за мной заехал, забрал меня и повез куда-то. Ему по делам нужно было, а мне все равно куда, лишь бы с ним. Выехали за город, тепло, весна, он машину на обочине останавливает и говорит мне: «Галочка, пойдем, моя хорошая, в кустики…» Страстный был, нетерпеливый. Всегда говорил: «Ты моя последняя любовь. Никого больше никогда так любить не буду». Конечно, мне восемнадцать, ему – тридцать семь. Все мои прихоти исполнял. Говорил: «Хочешь, квартиру тебе сниму, хочешь – рожай, никогда бедствовать не будешь». Уедет по делам куда-нибудь на месяц-полтора, вернется, спросит: «Ну, что? Много долгов наделала?». И все оплатит. У меня такие шмотки были в городе! Ни у кого таких не было! А я поношу полгода и в комиссионку сдам.
Как-то уехал он в очередной раз в Армению, по делам и жену – детей проведать, а я как раз партию детских вещей привезла с сессии из Москвы, очередь огромную выстояла в Детском мире. И фарцую по своим на работе и на рынке Канавинском продаю. Разбирают быстро, почти не торгуется никто, детских вещей красивых было не купить.
И меня Сашка Воинов, бывший мой, и приглядел тогда. А мне что нужно было? Чтоб высокий, красивый, с работой. Подруги все начали, как одна, замуж выходить. Осталась я со своим женатым Самвэлом и Людка. И вот как-то мы вчетвером, с Андреем, братом его еще гуляли в ресторане. Просыпаюсь утром я в его объятьях. А надо сказать, погуляли хорошо, день молодежи отмечали, с танцами, с коньячком, шашлычком. И я слабо что на утро помню. И вот Воинов мне говорит: «Ты так и не ответила вчера. Что скажешь?» А я - убей – не помню: «Ну-ка, ну-ка, повтори, освежи мою память. Ты про что?» «Замуж за меня пойдешь?» - говорит.
И тут я решилась. С Самвелом уже пять лет как были вместе, и в то же время, я вечно без него. Людка начала языки учить, чувствую, за границу замуж намылилась. А я? Сколько еще лет мне с моим армянином кувыркаться? Да, любит. И что с того? Это я сейчас понимаю, что в порядке была бы, и родить бы родила. А тогда…
В общем, пролетела, как фанэра над Парижем.
А с другой стороны, как подумаю: ему бы было сейчас пятьдесят девять! Бог его знает, что бы было! Жену с детьми он никогда бы не оставил. Жил бы на две семьи. Мне это надо? И сам не ам, и другим не дам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Другие книги автора Мила Резник можно найти в издательстве «ЛитРес»