Узбекистан, Ташкент – АН Podrobno.uz. 81 год назад началась Великая Отечественная война. 22 июня 1941 года нацистская Германия напала на Советский Союз. Победа далась стране дорогой ценой: погибло 26,6 миллиона человек, а это 13,5% населения всего Советского Союза. Узбекистан потерял свыше полумиллиона человек.
Наша страна приютила более 1,5 миллиона эвакуированных. Среди них – свыше 250 тысяч осиротевших детей, вывезенных из блокадного Ленинграда, Беларуси и Украины. Для многих из них узбекская земля стала вторым домом, а дети нашли здесь свои новые семьи. Наш рассказ о девочке из Ленинграда, которая почти два года прожила в блокаде, а затем была эвакуирована в Узбекистан. Ее история опубликована в книге "Маленькие свидетели войны", подготовленной Агентством новостей Podrobno.uz в 2021 году.
Ирина Панькова
Родилась в 1940 году. С 1941 по 1943 годы находилась в блокадном Ленинграде (Санкт-Петербург, Россия). На момент начала Великой Отечественной войны ей было чуть больше года.
– Я была совсем маленькая, когда началась эта война. Но мама мне рассказывала, как отец в первые месяцы работал практически без перерывов, их просто не выпускали с предприятия. А она сама половину войны, пока мы жили в Ленинграде до эвакуации, бегала по крышам и гасила фугасные бомбы.
Мы жили на пятом этаже в шестиэтажном доме. И вот, как только становился слышен звук самолетов, мама хватала щипцы и бросалась бегом на крышу. Она ловила этими щипцами падающие бомбы и тушила их в песке или в воде, чтобы только не загорелась крыша и все здание. Потом потухшие бомбы просто скидывали с крыш.
Как только немцы улетали, она спускалась. Новый налет – снова неслась на крышу. Я в это время оставалась одна в квартире. Громкий гул и разрывы бомб, наверное, пугали меня, что и стало причиной будущих проблем с сердцем. Они передались и моим детям – оба сына умерли от этой болезни.
Еды, конечно, не хватало: 125 граммов хлеба в сутки... И ничего больше. Мне, как ребенку, было положено соевое молоко. Люди из-за голода теряли сознание на ходу. Мать часто вспоминала снежный коридор, по которому ходила, когда привозили хлеб. В первую зиму в блокаде навалило очень много снега, метра два, люди сделали через него проход.
И вот однажды она бежит между этими стенами за хлебом, а из снега торчат чьи-то руки. Оказалось, у какого-то человека отобрали хлеб, а его самого просто воткнули в снег, где он и умер. Он там так и торчал все время из этой снежной глыбы с высунутыми руками. Она так его боялась. У одних людей сил не было вытащить его оттуда, другим было просто не до этого. Дружбы тогда не было, каждый был сам за себя. Так вот и бегали за хлебом люди: аккуратно обойдут эти руки и дальше по своим делам.
А в 1943 году, когда мне было два года, объявили об эвакуации. Родители в спешке собрались и побежали на вокзал. В минус 44 градуса меня, завернутую в тоненькое хлопчатобумажное одеяльце, тащили на саночках по льду, чтобы попасть на поезд.
Им пришлось оставить моего дедушку в квартире. Он был подполковником еще при царской армии, моряком, имел свой корабль. Его бы просто не взяли на поезд – там строго смотрели: если человек был в плохом состоянии, его сразу отметали. Зачем, мол, почти мертвецов возить? Они все равно ведь умрут и будут место занимать, которое может спасти кого-то.
Более или менее здоровые кое-как заскакивали в вагоны. А умирающего кто бы погрузил? Бабушку мою вот пытались погрузить на поезд, но она сильно ударилась головой о лестницу и умерла на месте. Пришлось и ее оставить на перроне. Родственники матери забрали ее и похоронили. А вот где похоронен дедушка, мы так и не узнали.
Сначала нас привезли на Северный Кавказ, а уже оттуда – в Ташкент. Помню, поселили в трехэтажный кирпичный дом. Всю войну жили там. В комнате был один фикус и кровать из двух палок и натянутой парусины. Рядом был сад "Кафанчик" [Кауфмановский сквер, ныне – сквер Амира Темура]. Это здание до сих пор стоит.
Папу в этом же 1943 году отправили в Харьков учиться на врача. До конца войны и позже он лечил наших солдат, был майором медицинской службы. Вернулся из Германии только в 1947 году. Врачебное дело он бросил – ему войны хватило, устроился работать на Ремонтно-механический завод имени Ильича.
Вернувшиеся с войны рассказывали о страшных событиях, говорили много и красиво, а отец отмалчивался. Он не особенно любил говорить о произошедшем. Да и Ташкент – совсем другой город, такой веселый и хлебный. Здесь мы не часто говорили о войне.
Хорошо помню 9 мая того памятного 1945 года. Мне было уже пять лет. Кругом стоял такой крик, шум. Как люди скакали, как они кричали, целовались, поздравляли друг друга. Все обнимались, как одна большая семья.
После войны ездили с родителями на родину, но возвращаться было некуда. Квартиру нашу в Ленинграде заняли вместе с вещами посторонние люди, потерявшие жилье при бомбежках. Папа и мама смотрели на дом, молодость вспоминали, я слушала.
Наш дом старый, но красивый, на берегу Невы до сих пор стоит. После смерти родителей сама часто ездила, потом перестала. Здесь, в Ташкенте, похоронены мать и отец, а ленинградские родственники не особо радуются моему приезду, судьбы у них не очень сложились. К матери муж вернулся с войны, ее сестре – не повезло. В общем, все перемешала эта страшная война.