Топор с треском врезался в дерево, поленья разлетались по двору. Лёха, раздевшись до пояса, размахивал своим орудием, не замечая, как убавляется куча дров.
— Серый, продай ты эту развалюху. Ну какой век на дворе, а ты все печку топишь.
— Я бы и продал, да жалко. Этот дом меня питает, — ответил Серёга, бережно собирая поленницу. Она росла напротив веранды, как египетская пирамида. — Заряжаюсь я здесь, понимаешь? Каждый уголок детство напоминает. Сколько раз я с этого крыльца летел, а сколько вон за тем углом прятался от деда с крапивой.
Он засмеялся, забирая у друга топор и принимаясь раскалывать звенящие чурбаны.
— Не, Лёха, поживу пока. Да и что мне одному в квартире.
— А что Юлька, не вспоминает?
— Зачем Юльке такая жизнь? Ей подавай мегаполис и принца на белом Ламборджини.
— Дура, короче.
Серега промолчал. Что спорить? Дура — не дура, а он со школы забыть её не мог, и всё тут.
Юлька позвонила ночью.
— Юль! Что случилось? — заорал в трубку внезапно разбуженный Серёга.
— Серенький, прости, мне больше не к кому обратиться, — ревела Юлька. — Мне страшно, кто-то преследует меня.
— Я приеду, — не раздумывая, выпалил Серёга, вороша в темноте одежду в поисках рубашки.
— Не, не, не, Серёж, я сама приеду, уже на вокзале. Боюсь домой идти.
Юлька отключилась. Серёга бросил рубашку на стул и бухнулся на кровать. Сердце всё ещё выпрыгивало, но улыбка не сходила с лица.
В углу что-то зашуршало. Он потянулся за тапкой и метко швырнул её. Раздалась то ли возня, то ли шипение.
— Сэм, это твоя работа, между прочим, мышей гонять.
Свернувшийся калачиком на кровати кот лениво приподнял уши и, не услышав от хозяина больше ни слова, прикрылся кончиком хвоста.
С утра пораньше Серёга уже топтался на платформе, теребя в руках букетик садовых ромашек с соседской клумбы.
Юлька выпорхнула из вагона, как синяя птица. По крайней мере, в глазах Серёги. Футболка василькового цвета, джинсы в обтяжку, подстриженные в модное каре черные волосы — та самая Юлька, школьная подруга и девушка его мечты, бросилась ему на шею.
— Парень, я про него тебе писала, с которым я жила последние два года, подсел на наркотики, — рассказывала Юлька, допивая вторую банку пива. — Я, конечно, тоже виновата, подозревала его всегда в изменах и решила проявить характер, ушла. Скучала. Он тоже скучал, просил вернуться. Я сначала нос воротила, чего мне только это стоило, а когда вернулась, спустя некоторое время узнала, что он употребляет какую-то хрень. И чем дальше, тем хуже только становилось.
Серёга слушал рассказ, не отрывая от подруги глаз. Она совсем не изменилась, всё те же глубокие карие глаза, пушистые ресницы, полненькие губы. Многие парни подкатывали к ней в школе, а он, Серёга, гордился, что всегда был её правой рукой и лучшим другом.
— В общем, подсказали мне к одной женщине пойти, ну, она там, типа колдуньи что-то. Рассказала ей всё. Она долго на меня чёрными глазами смотрела, будто в душу заглядывала, понимаешь? Сказала, поможет. «Выздоровеет твой парень, когда придёт время». Ну и всё. Потом ушла и закрылась в комнате. Вот только с тех пор я как зло какое-то призвала. Мне всё мерещится, то шипит кто-то, то идёт за мной тенью. Пошла к тётке той, а в квартире уже другие жильцы.
Спать легли вместе. Сэму хозяин указал на печку, и тот удалился с кровати, покачивая кончиком вставшего трубой хвоста, как будто грозил пальцем.
Кошачий визг разбудил обоих одновременно. Серёга и Юлька подскочили на кровати.
Чёрные лоснящиеся змеи выползали отовсюду, шипя и извиваясь. Бесконечное множество змей. Серёга схватил в углу топор. Сэм метался по печке. Из всех щелей доносилось суровое шипение.
Юлька пряталась за Серёгиной спиной, визжа так, что закладывало уши, и вцепившись своим острым маникюром в его плечо.
Серёга направо и налево рубил змеиные головы и хвосты. Они разлетались и, шмякаясь об стены, падали на пол. Он продолжал сражаться, а Юлька видела, как из отрубленных голов и хвостов появлялись новые гады, и от этого визжала ещё сильнее.
Голос её начал сипнуть, а хватка вдруг ослабла. Серёга, заметив это, обернулся и шарахнулся в сторону.
Перед ним стояла сморщенная седая старуха, почти беззвучно хрипя и рассматривая свои костлявые руки потухшими, но всё ещё Юлькиными карими глазами.
— Юля! — крикнул Серёга, подхватывая старуху на руки и скользя по змеиным телам, спотыкаясь и путаясь в них, бросился к дверям.
«Только бы успеть», — пульсировало в голове.
Выскочив на улицу и прислонив беззвучно ревущую Юльку к поленнице, он побежал в сарай.
— Сейчас, Юлька, сейчас, потерпи, должно сработать, — твердил он, подпирая ломом дверь и обливая соляркой крыльцо и стены.
Обессиленная Юлька опускалась на траву, а Серёга шарил по карманам висящих на ней, как на вешалке, джинсов.
— Есть! Молодец, что не бросила курить, — нервно засмеявшись, Серёга поцеловал её в седую макушку.
Щелчок. Бросок. Несколько секунд и ярко-рыжее пламя, довольно хрустя, поползло, захватывая все большие территории.
Дверь дома сотрясалась от ударов изнутри. Потом из-за неё донесся долгий визг, смешанный с шипением и треском.
Серёга, присев, обнимал дрожащее тело своей старой во всех смыслах подруги.
Пламя с аппетитом поглощало свой ужин, шифер раскалывался, бросая вниз черепки, а на Юлькиных пальцах разглаживалась и розовела кожа.
Завыла сирена. Кто-то вызвал пожарных. Локализовать пожар им удалось, но дом уже осел разрушенным скелетом. Только каменная печь стояла, гордо выпячивая трубу над обломками.
— Что это было, Серенький? — всхлипывая спросила вернувшимся голосом Юлька.
— Похоже время приходило. За тобой.
Продолжение следует... за вами по пятам...
