Рассказ
Подхватив ведро и швабру с тряпкой, Анна Владимировна, вошла в седьмую палату хирургического отделения. Шесть палат она уже вымыла, осталось еще четыре, и ее смена будет закончена.
—Здорово, баба Ань! — звонко окликнул ее Пашка Терентьев – разудалый парень в тельняшке.
— Здоров, — сурово ответила Анна Владимировна. — Что шумишь-то? Вон люди после операции. Им покой нужен.
«Люди» — это лежащий на койке возле окна Алёша. Остальные койки пока пустовали. Три дня назад Алёшу привезли в госпиталь с раздробленными ногами. Одну спасти не удалось, и чуть выше колена ее ампутировали. Парень долго отходил от наркоза, метался в жару, всё звал какого-то Саньку и в голос материл каких-то «духов». В редкие минуты просветления Алёша молча лежал, уткнувшись лицом в подушку.
«Ох, горе горькое, — тяжко вздыхала Анна Владимировна, глядя на Алёшу. — Совсем ещё мальчик, а уже инвалид…».
Много таких ребят стало поступать в госпиталь в середине 90-х годов. Всех жалела баба Аня, а вот к Алёше почему-то привязалась за эти три дня по-особенному. Лишний раз невзначай заглянет в палату, одеяло ему поправит, проверит капельницу или ласково проведёт по взмокшему от жара лбу юноши, приговаривая:
— Ну-ну, держись, сынок…
Для неё, давно разменявшей седьмой десяток, все в госпитале были «сынками» — от заведующего отделением до пациентов — молодых ребят, которых калечила новая война, имеющая слишком мудрёное, по мнению Анны Владимировны, название — контртеррористическая операция на Северном Кавказе…
По вечерам она с тревогой прислушивалась к передаваемым по телевизору новостям из Грозного, Ведено, Ножай-Юрта… В них сообщалось о стычках федеральных войск с бандформированиями. И каждый раз Анна Владимировна шептала: «Опять, значит, к нам раненых привезут… И что людям неймётся? Разве не хватило той — Великой Отечественной?» И сокрушаясь о такой вопиющей человеческой неразумности, она выключала телевизор. А наутро вновь шла на работу в госпиталь, ставший всей её жизнью после того, как пришла она сюда в далёком 1942-м году пятнадцатилетней девчонкой.
Госпиталь тогда был полевой. Анна вместе с ним всю войну прошла до самого Берлина. Сначала — прачкой да санитаркой, затем подучилась на медсестру и даже иногда ассистировала хирургу при срочных операциях. Война заставила быстро повзрослеть и многому научиться. Анна была сметливая, всё у неё ловко получалось. «Анка-пулемётчица» — ласково звали её раненые, любуясь её сноровкой. И перевязку сменит в одно мгновение, и укол безболезненно сделает. Да всё с шутками да прибаутками. Никому унывать не давала. Казалось, что у неё и раненые быстрее шли на поправку.
Пятьдесят лет прошло после Победы, но Анна так и осталась работать в госпитале. Былую сноровку она поутратила, да и зрение подводить стало. Поэтому лет шесть назад из медсестёр ушла она в санитарки. В госпитале всегда работа найдётся. Войны-то не утихают…
Здесь долечивались ветераны Великой Отечественной войны, чьи старые раны время от времени давали о себе знать. В 80-е годы сюда стали поступать молодые парни с загорелыми, обветренными лицами, с оторванными руками и ногами, с раскуроченными от снарядов животами и перебитыми позвоночниками… Их доставляли прямиком из Афганистана, которому тогда Советский Союз оказывал интернациональную помощь. Не совсем разбираясь в политике государства, Анна Владимировна знала и понимала только одно — раненых надо спасать, лечить. А этому она научилась ещё с прошлой войны. Анна Владимировна вновь посвящала все свои силы и знания раненым, помогая не только лекарствами, но и заботой, сердечным, материнским словом. Давала ненавязчивые советы лечащим врачам, утешала очередную без меры влюбчивую медсестричку, которую без каких-либо объяснений покидал выхоженный ею раненый. Анна Владимировна, утирая слёзы обманутой в лучших чувствах девушке, иногда тоже роняла слезу. Ведь у неё самой была такая же история…
…В апреле 1945 года в госпиталь, который тогда базировался под Берлином, поступил двадцатитрехлетний лейтенант Алексей Буянов. У него было сложное осколочное ранение, и врачам пришлось много с ним повозиться, чтобы удалить из его тела все осколки. Анна долго его выхаживала, помогала разрабатывать неподвижную после ранения руку, учила заново ходить. Она задалась целью во что бы то ни стало поднять его на ноги, хотя Буянов всё время подсмеивался над её казавшимися тогда бесполезными усилиями. Очень ей нравилась его способность терпеливо переносить страшную боль. Он всё время повторял строчки из стихотворения советского поэта: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла…». В тумбочке возле койки лежали его награды, среди которых было несколько орденов. Все они свидетельствовали о мужестве и бесстрашии лейтенанта.
Так, в постоянной заботе о раненом восемнадцатилетняя Анна сильно к нему привязалась. Дрогнуло её девичье сердечко и раскрылось навстречу первому чистому и огромному чувству.
Подняла-таки Анна своего Алексея на ноги. Война к тому времени уже окончилась. Выписанный из госпиталя лейтенант Буянов поцеловал в щёку зардевшуюся от непривычной ласки Анну, приставил ладонь к козырьку, развернулся и… ушёл. Анна от неожиданности и сказать ничего не успела. Только через минуту поняв, что он ушел навсегда и что она даже не знает, где его искать, Анна от безысходности зарыдала.
Потом вновь много работала, пытаясь в круговерти будней забыть о своем девичьем горе. Но, видно, не смогла… Как будто надломилось в ней что-то. И ни с кем она так и не связала свою судьбу, хотя недостатком внимания со стороны мужчин никогда не была обделена...
…Поправив на голове белоснежный платок, Анна Владимировна надела перчатки и начала мыть пол. Вдруг дверь в палату открылась, и вошёл дежурный врач с медсёстрами. Анна Владимировна засуетилась. Ей было неловко, что она замешкалась и не успела помыть всё до обхода. Врач, не обращая внимания на её суету, начал обычную процедуру осмотра больных. Весёлого Пашку Терентьева он определил к выписке: его рука, прошитая чеченской пулей, уже зажила. Около Алёшиной постели врач задержался, пощупал пульс, осмотрел повязки, спросил о самочувствии.
Алёша внимательно посмотрел на врача и, кивнув на свою культю, сказал:
— Хреново, док.
— Держись, парень. Что ж делать-то, если так получилось…
— Держусь. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!» — так мой дед-ветеран Алексей Петрович Буянов всегда говорил. Меня в его честь Алексеем-то и назвали.
— Правильно, Буянов, твой дед говорил, — сказал врач и вышел из палаты.
В тишине раздался стук упавшей швабры.
— Баба Ань, ты чего? — зазвучал встревоженный голос Пашки Терентьева, заметившего, что Анна Владимировна кончиками своего ослепительно белого платка вытирает слёзы, неудержимо текущие по морщинкам. «Алёша, Алёшенька!» — неслышно шептала баба Аня. Кто бы мог подумать, что спустя полвека она встретит в том же госпитале внука единственного своего возлюбленного! «Алёшенька!» — так вот почему сердце невольно потянулось к этому юноше. Что-то неуловимое в нём постоянно заставляло Анну Владимировну лишний раз зайти в палату, взглянуть на Алёшу, невзначай поправить его подушку, прикрыть его одеялом, когда он, разметавшись в горячке, отбрасывал его в сторону. И теперь она поняла, что именно. Тот же прищур глаз, та же родинка на запястье, да вот и поговорка та же… Неудержимой волной нахлынули воспоминания…
Анна Владимировна с трудом домыла палаты, сдала свою смену, но домой пойти так и не смогла. Она заглянула в свою котомку, в которой лежали яблоки. Этот год был урожайный, и в маленьком саду Анны Владимировны было полно плодов. Ей одной-то много не надо, вот она каждый день и приносила яблоки в госпиталь — молоденьким медсёстрам, врачам и, конечно же, подопечным — раненым, особенно одиноким.
Она выбрала из сумки самое большое и красивое яблоко — для Алёши, помедлив, взяла ещё одно — Пашке (что его обижать?), и пошла в седьмую палату. Пашка обрадовался яблоку, как ребёнок. Предвкушая скорую выписку, он вообще проявлял бурную радость по самому незначительному поводу. Алёша тоже взял яблоко, улыбнулся, стал разглядывать его на свет. Потом начал рассказывать, какие у них яблоки на Полтавщине — сочные и душистые.
Анна Владимировна присела на краешек Алёшиной койки и стала слушать. А юноша продолжал говорить. О том, с какой любовью растил сад его героический дед, о том, как в селе все его уважали, о том, как на каждый День Победы дед надевал свои ордена и медали, а вынимая их из шкатулки, подолгу рассматривал спрятанную там пожелтевшую фотографию юной девушки и вздыхал, а бабушка из-за этого сердилась на деда. Однажды дед показал эту фотокарточку маленькому Алёше и сказал, что звали эту девушку Анной и именно она выходила деда (тогда ещё молодого парня) от тяжёлого ранения…
Увлёкшись своим рассказом, Алёша говорил и говорил, а когда устал и уснул, Анна Владимировна привычным движением прикрыла его одеялом и вышла из палаты. Глаза её блестели капельками слёз…
Елена Степина.
#о любви #война #дед и внук #медсестра #госпиталь
Вам понравилось? Ставьте палец вверх, пишите комментарии. Подписывайтесь на мой канал, чтобы ничего не пропустить.
Ещё рассказы: