(Продолжение романа)
СИЗО
Личное знакомство Лобова с «системой» началось не с КПЗ (камера предварительного заключения), а сразу именно со Следственного Изолятора (СИЗО), или в простонародье - тюрьмы, которой Лобов за 5 лет жизни в этом городе даже издалека не видел - не приходилось бывать в этом районе.
А если и бывал, то тюрьма так технично от посторонних глаз за высокими зданиями спрятана, что не удивительно, если каждое утро спешащие на работу добропорядочные жители города, пробегая ежедневно туда и обратно по улице, даже не подозревают, что вот за этим высоким зданием государственного учреждения скрывается здание, или даже - комплекс зданий, другого государственного учреждения, в названии которого обязательно присутствует дробь.
В «плен» Лобова взяли оперативники ГОВД, совместно с военной контрразведкой. Цивильно одетые, в новеньких бронежилетах, ребята из контрразведки тут же оттеснили наседавших на Лобова ментов, тактично давая понять, дескать это - наш клиент.
Контрразведчики завезли Лобова в его войсковую часть (видимо, по личной просьбе командира), тот только хотел Лобову в глаза посмотреть, да спросил, подойдя к спецмашине:
- Ну и кашу же ты заварил! А зачем автомат-то на парней наводил, они тебе и так бы всё отдали, теперь вот статья другая будет.
- Согласен, товарищ командир, погорячился.
- Ну теперь держись, сам знал на что шёл. - Командир махнул рукой контрразведчикам.
На этом весь разговор и кончился, из войсковой части привезли Лобова в военную прокуратуру. Его подельник (соучастник) Юра Д. был уже там, - его взяли чуть раньше. В прокуратуре их допрашивали перекрестно, по разным кабинетам: два молодых следователя (по одному на каждого) задавали вопросы и вели протоколы, а военный прокурор - полковник, уже немолодой, с покрасневшими от недосыпания глазами, ходил по кабинетам - от одного к другому - и тут же, садясь прямо на угол стола, внимательно вслушиваясь в разговор, сравнивая их показания, выводил обеих на чистую воду. В итоге, часа через два-три допрос был окончен, причем отнюдь не в пользу допрашиваемых - по неопытности наговорили столько, что потом сами диву давались. Стоило брякнуть одному что ни будь лишнее, казалось бы к делу не относящееся, как прокурор тут же ухватывался за кончик ниточки и разматывал весь клубок уже через другого. Одно слово - профессионал.
После допроса Лобова и его подельника так и оставили сидеть по разным кабинетам, в наручниках (руки спереди), - ждать спецмашину, которая и отвезет их в СИЗО (Лобов услышал из разговоров). На улице уже стемнело. К задержанным (опять же - по разным кабинетам) приставили по офицеру из комендатуры, и потеряли всякий интерес. К Лобову приставили капитана (не понятно - может специально) из его же части. Правда, капитан этот Лобову не был хорошим знакомцем, да и сидел на стуле прямо по середине огромного кабинета, скучая и читая какую-то газету. Лейтенант, следователь, сидел тут же за столом, перед Лобовым, и, повернувшись как то уж слишком демонстративно к нему спиной, выложил на стол, а потом стал убирать в сейф пистолет ПМ и две заряженные обоймы, изъятые у Лобова. Стол вот он, рядом с Лобовым. До пистолета и заряженных обойм - только руку протяни. Вернее - две руки, застёгнутые в наручники. За секунду, на раз-два, Михаил мог взять со стола и пистолет и обойму, затем вставить её и зарядить пистолет (наручники этому бы не помешали). Но прошла секунда, вторая и третья. Ну, зарядить пистолет, ну навести на лейтенанта с капитаном, ну заставить расстегнуть наручники, ну загнать их в угол кабинета, а потом то что?? Третий этаж здания военной прокуратуры, внизу – закрытая проходная с дежурным офицером (Лобова провели через неё). И пусть здание уже давно опустевшее. Время позднее. В низу могут быть те же невооруженные солдатики с патруля. Убежать прямо сейчас, с военной прокуратуры, через неделю активных поисков, было бы для Лобова в глазах оперативников - сверхнаглостью. «- Ну и лохи же, - эти вояки!» - Миша прямо видел перед собой реакцию обычных милицейских оперов на такой его фортель в стенах военной прокуратуры. Лейтенант, как будто прочитав мысли Лобова, и на секунду осознав свою оплошность, быстренько взял пистолет с обоймами и таки закрыл в сейф. Или, всё таки, это была провокация с его стороны? Поди – разберись.
- Ну вот и всё. - Потёр руки лейтенант. Мне пора домой. А вы, - обратившись к капитану с Лобовым, - ждите машину из вашей части. С минуты на минуту должна приехать.
- И долго ещё ждать-то? - Вдруг подал голос капитан, до этого молчавший, - Знаю я эти минуты, у меня дежурство через час заканчивается.
- Не знаю, придёт ночной патруль - передашь тогда ему.
- Когда он ещё придёт?? - Продолжал ворчать капитан. - Мне ещё солдат в часть возвращать, а потом самому домой полчаса добираться.
Пару раз взглянул на Лобова с укором. Ждать пришлось долго, далеко не минуту и не десять. И не понятно было – то ли ночной патруль ждали, то ли – машину. Позже Лобов сопоставлял время своего задержания и время прибытия непосредственно в СИЗО: задержали где то в 11 часов дня, в СИЗО прибыл в 23-30, уже далеко затемно.
И все это время: на одном дыхании, переваривая в голове допрос и его возможные последствия, не чувствуя ни голода, ни усталости - сплошная и усиленная работа мозга (возможно уже бесполезная) по расстановке и сопоставлению всех событий, фактов, случайно оброненных слов на допросе. По дороге в СИЗО - тоже,- все мысли о допросе и первом впечатлении о следователе - (интересно, он и дальше будет вести это дело?), и прокуроре - с его упорным, сверлящим взглядом. Огни ночного города, короткие и плавные остановки на перекрёстках (военный бортовой КАМАЗ с тентом, по-видимому, ведет еще «зеленый» солдатик - аккуратничает, не лихачит, как «деды»). Лобов сидит в кузове на скамейке у самой кабины, спиной к ней. Лейтенант, опять же из его же части, сменивший капитана, и двое молодых солдатиков с автоматами – по боковым скамьям, у самого края кузова, соблюдая с Лобовым дистанцию. За пятнадцать минут мерной езды в кузове КАМАЗА начали давать о себе знать и усталость и голод - утром не удосужился даже позавтракать. Глаза слипаются. Лобов задремал.
Но вот КАМАЗ круто поворачивает и тормозит. Слышно как открываются, тяжело отъезжая в сторону, большие железные ворота, на электрическом приводе. Через мгновение, пропустив машину, они закрываются, а впереди - открываются вторые. Наконец, пройдя двое ворот, машина вкатила на двор тюрьмы.
Ну всё, началось, - подумал Лобов, - удачи тебе, Мишаня!
Вместе с сопровождающими, а вернее - конвоем, спрыгнул с кузова.
Привыкай, Миша. Нет теперь больше «сопровождающих», а есть теперь - конвой, - подумал на ходу.
Сейчас глубокая осень. Днем еще старается, припекает солнышко, но ночью уже подмерзает.
Лобов поежился: погранцовский летний камуфляж ни сколько не грел, а под ним кроме майки-тельняшки ни чего больше не было.
Конвой, а вернее эти двое обычных солдатиков срочной службы, вместе с лейтенантом несшие в этот день какой-нибудь караул при комендатуре - скорее всего охрану, - сами впервые оказались за забором тюрьмы, и потому чувствовали себя неуютно.
Все вместе встали, огляделись по сторонам (водитель - солдатик даже из кабины не вылез).
Огромный двор тюрьмы был темным. Видимо прожектора еще не успели включить. На черном небе огромной стеной выделяется пятиэтажное, с надстройкой, здание. Лобов заметил, что окна в камерах приличных размеров, где-то 1.5 на 1.5 метра. Его же воображение всегда рисовало ему малюсенькие окошечки с решеткой в две арматурины - вдоль и поперек, где-то под потолком - не достать, как в старых фильмах про революционеров. Поверх всех окон вмурованы не то жалюзи, не то решетки, в темноте не разобрать.
Странно, а почему ни в одном нет света? - подумал Лобов, и тут же сам себе ответил, - Наверное, отбой в тюрьме.
(продолжение следует)
< �