К своему исступлению Света пришла, как это обычно бывает, незаметно. Жизнь крутила её в водоворотах, но, поскольку все они были заключены в едином неторопливом течении, она не замечала опасно возрастающей силы. Света ходила на работу, после забредала в продуктовый магазин, помогала вечерами старшему сыну решать задачи по математике, искала какой-нибудь забавный сериальчик, просматривая один за другим без особенного удовольствия, устанавливала магнит на счётчик воды, чтобы тот мотал поменьше, ходила на маникюр к соседке, выбирала одежду для быстро растущего младшего… Гораздо более сложные проблемы, подбрасываемые судьбой, подгоняли эти обычные, повседневные; жизнь надо было жить, решать различные вопросы по мере поступления, и она жила и решала, как получалось, и, только оборачиваясь назад, удивлялась, как же ей незаметно удалось справится тогда, и ещё в другой раз, а потом – снова. Если бы она была склонна к рефлексии, то заметила, что сложности её начались с десяток лет назад, когда в Дно переехала чета Перемысловых, но так глубоко Света не копала, а тот год так явно поделил жизнь её напополам, что она могла только безусловно чтить его и никогда бы не посмела подвергать сомнению неожиданно выпавший ей безусловно счастливый билет.
Весь посёлок смеялся над тем, что она влюблена в старика-писателя, а Света не понимала, как можно было бы, много лет проводя рядом с ним каждый день, не любить? Те, кто этого не понимал, просто были, как животные, неспособны на это чувство в принципе. Пусть он был старым, некрасивым, но он так отличался от любого человека, виденного ею в жизни, и точно никогда уже не мог быть и близко повторён! Как красиво он говорил, как широко и оригинально мыслил, какие тонкости мироздания объяснял! Света знала: всё, о чём он бегло упоминает в их долгих беседах, восхитительно сложно, но это лишь малая часть всего, что таит в себе его фантастический разум! Пытаясь объять масштабы его воображения, она становилась волшебно маленькой, беспомощной, ничтожной, как, например, при мысли о том, что космос – бесконечен, числа никогда не заканчиваются, а дети зарождаются из небытия.
Когда Перемысловы посвятили её в планы по организации «Игры» и пригласили помочь, она была не то что горда – это не было для неё, как для прочих, способом заработать хоть какие-то деньги в месте без работы и перспектив; не было и приятным доверием, оказанным почему-то именно ей; это был её вклад в новый, особенный проект гения, перед которым она благоговела. И она выполняла все просьбы и указания Алексея Фёдоровича в точности так, как он видел, лишь бы не вызвать разочарования; она практически пыталась стать им, насколько вообще представляла это себе возможным. Когда муж её, привлечённый как первый статист в Игре, который после вербовал и обучал остальных односельчан, она впервые была им довольна: он смог стать полезным винтиком в изобретённой на её глазах идеальной системе. Когда тот трагически погиб в одну из сложных ночей, она испытала облегчение, в котором никогда не могла бы сама себе признаться, если бы не проницательность часто обсуждавшего это с ней Алексея Фёдоровича. Света вышла замуж так же, как заводили семьи здесь все: порядочному, работящему, не сильно пьющему парню глупо было бы отказывать. Возвращаться к нему после работы стало противно лишь после того, как её наняли на работу Перемысловы и она увидела другую сторону отношений. Гибель его вместе с ревностью человека, не то чтобы любящего жену, но не подвергавшего сомнению свои абсолютные права на неё, сильно упростил ей жизнь. Когда же Алексей Фёдорович настоял, чтобы она, уже будучи вдовой долгое время, родила ещё одного ребёнка, Света, конечно, не сопротивлялась. Плевать, о чём судачили соседи: Юрик был её счастьем, её очередной возможностью угодить своему богу, частичкой самого гения Перемыслова…
В последний год Алексей Фёдорович много говорил о смерти, и Света знала, что он уверен в её необходимости и готов к ней. Она бы никогда не посмела заговорить с ним о том, что это значит для неё: одиночество, бессмысленность, бессилие! Это повлекло бы объяснимое разочарование в её мелочности и примитивности, и она молчала, в ужасе ожидая неизбежного. Самым тягостным стало то, что бремя решающего мгновения он возложил именно на неё: Света должна была придумать, подобрать и ввести ему препарат, достоверно имитирующий сердечный приступ. А с другой стороны, кому ещё он мог бы доверить этот принципиальный вопрос? Только ей, и это заставляло испытывать странную смесь стыда с благодарностью! Конечно, ей, глупой, скучной провинциальной девчонке, повезло встретить человека, который пробудил в ней чувства, какие большая часть женщин, дожив даже до глубокой старости, и представить себе не могли бы!
Когда он умер, ничего хорошего, чем Света была так разбалована в последнее десятилетие, не осталось. Вина сменялась удовлетворением, что она справилась; такая живая, привычная её любовь – отчаянием от того, что всё кончено; страх быть разоблачённой – желанием хоть кому-то рассказать, к чему великому она оказалась причастна; и слабость женщины, оставшейся со всеми отданными ей знаниями и подаренными эмоциями в полном одиночестве. Страшнее, преступнее всего было сомнение, а вдруг он всё-таки ошибался? Что, если человек всё-таки, умирая, исчезает бесследно и нет никакой магической силы электричества, с которым вместе движутся сгинувшие души? Все теоретические выкладки, система знаков, подробно данные ей и старательно записанные в тетрадку, не оправдывали себя: Света попросту их не видела. Лампочки в доме мигали часто, и старший сын был выдрессирован снимать на телефон все странности, происходившие со светом. Но, пытаясь расшифровать оставленные послания, она неизменно получала какую-то чушь и думала, что всё это – фикция, после чего сильно корила себя и приходила к выводу, что это она – идиотка, провалившая всё. Так она почти перестала спать, никогда не выключая свет в помещении, где находилась, и надолго выпадала из реальности, пристально разглядывая лампы, за режущим сиянием которых ей мерещилась комната в доме Перемыслова, его рука с выпуклыми венами, на которой она со свистом измеряет давление, пока он спокойно, гипнотизирующе что-то говорит и говорит ей…
Струна лопнула, когда младший сын, двухлетний Юрик, который развивался, понятно, гораздо быстрее, чем обыкновенные дети его возраста, но всё же не был вундеркиндом, начал говорить слишком странные вещи. Везде ему мерещился «дед Лёша», и он то весело махал рукой в пустоту, то пристально смотрел в неё, двигая серьёзными глазками, словно в такт чьим-то движениям, то подолгу разглядывал лампы, как его мама. Когда он вдруг сказал Свете: «Тёный зонт… Убели», – и она, не зная, как это понимать, не сделала нечего, но тем же вечером невесть откуда взявшийся в доме чёрный мужской зонт больно ударил её по голове, упав с полки для шляп в прихожей, она по-настоящему испугалась. Происходящее, в общем, было довольно закономерным, но всё же чудовищным! Неведомая сила прорастала сквозь маленького и очень любимого ребёнка – внезапно это не восхитило и не обрадовало её, а испугало до дрожи. Но к кому обратиться за помощью, она не представляла. О старших своих детях Перемыслов всегда говорил с разочарованием, да и она сейчас, внезапная наследница московского имущества, вызывала в них только гнев. Но была ещё внучка: юная, красивая девочка, так неуловимо напоминавшая своего деда! Ксюха, давняя, простая, честная участница Игры, периодически присматривавшая за её малышом вместо няни, однажды заговорила об Ульяне с восторженным придыханием. И Света решила, что может попробовать поделиться своей болью с ней.
#мистика #фантастика #детектив #триллер #сверхъестественное