В доме было жутковато. С углов свисала толстыми жгутами паутина. Одна из таких попала Алексею на лицо, когда искал в полной темноте лампу.
Он вздрогнул, смахнул её с лица, потом с руки. Было неприятно.
— П-а-а-а-п-а! — услышал Алексей писклявый голос мальчика.
— Стой там, я сейчас вернусь.
Лампа горела тускло.
"Быстрая речка" 81 / 80 / 1
Алексей подошёл к ребёнку и произнёс:
— Давай спать, завтра посмотрим, как тут обустроиться.
Спали у печи на широкой лавке.
Порой Алексей вздрагивал оттого, что в ногах бегали мыши.
Всю ночь на окне горела лампа.
Утром некоторые любопытные жители села толпились у калитки. Алексей вышел и с крыльца громко крикнул:
— А ну разошлись! Чай не на смотринах!
— Ох, внук вернулся, — гудели в толпе.
— Как бы хоронить не пришлось вскорости, дом-то проклят. Лошадей сколько погибло. А тут люди. Да Катька с утра разнесла, что с ребёнком вернулся.
Алексею было неприятно слышать, что уже сплетни пошли по селу. И разнесла их, конечно, Олина мать.
А раньше с ней никто особо не общался. Семья была диковатой. Гостей в доме никогда не было, да и сельчане как-то не особо жаловали Екатерину Петровну.
Когда глазеющие разошлись, Алексей вместе с сыном художника стал выносить из дома вещи. Развешивал постельное бельё на просушку, выметал продукты жизнедеятельности мышей.
Когда во дворе показалась Оля, он вымыл руки, подошёл к ней.
— Здравствуй, Алёша, — поздоровалась Оля.
Под глазом у неё красовался большой бордовый синяк. Под другим глазом синяк был пожелтевшим, видать давнишним. А вчера его Алексей не замечал.
— Я тут вам поесть принесла. Картошки немного, да хлеба. Пока Мишеньки дома нет, решила сбегать. А то как вы тут без еды?
Ольга передала Алексею свёрток.
Тот позвал мальчика. Отдал ему со словами: «Поешь!»
Ребенок присел на крыльце. Пока он разворачивал свёрток, Алексей как бы невзначай коснулся Олиной руки.
Щёки Оли зарумянились. Она опустила голову. Алексей взял её руку в свою и поднёс к губам.
Руки Оли пахли молоком и хлебом.
Она вдруг прильнула к нему. Уткнулась в его плечо и заплакала.
Оля плакала тихо, почти беззвучно, словно боялась, что её кто-то услышит.
— Пойду я, Алёша… Ты ко мне не ходи, я сама приду.
Через три дня Михаил в город поедет, давай на нашем месте у реки.
Алексей кивал радостно. Олю задерживать не стал.
Когда из дома было вынесено всё, рассортировал вещи.
Бабкины сложил в мешок, бросил в сарай.
— Пригодится, — сказал он сам себе. — Скот заведу, подстилки пригодятся.
— Пап, — обратился к нему мальчик, — а тётя Оля добрая очень. Глаза как у моей мамы…
— Добрая, — сказал Алексей вздохнув. — Добрая, да не по наши души её добро. Давай уже закончим, да спать будем как люди в доме, а не как мыши в норе.
Дом преобразился. Алексей починил входную дверь. Выпрямил крючки, перебил засов повыше. Старое место износилось.
В старом сундуке маленький Алёша нашёл мешочек зерна.
Запарили зерно на ужин.
Спать легли вместе.
Ночью Алексей услышал, как кто-то постучал в дверь.
Сначала не встал. Думал, что показалось.
Когда стук усилился, осторожно убрал со своей груди голову мальчика. Встал с кровати.
Стук стал более настойчивым.
Алексей прислонил ухо к двери.
— Кто там? — спросил он.
В ответ — тишина.
А стук стал ещё сильнее, ещё настойчивее.
Ноги Алексея стали ватными. Страх сжимал сердце.
— Ну чего уж я, — шептал себе под нос Алексей, — аки девица дрожу. Силы-то много! Справлюсь.
А сам боялся даже руку к засову протянуть.
Когда набрался смелости и открыл дверь, на пороге никого не было. А стук был! Только он почему-то отдалился. Теперь как будто стучали в дверь сарая.
Алексей схватил палку, пошёл к сараю.
Стало тихо. Только изредка где-то в кустах было слышно сверчка. Одинокий сверчок-скрипач пел свои песни ночному селу.
В следующие две ночи всё повторилось.
Наутро Алексей велел ребёнку сидеть дома, а сам пошёл в правление села. Там его встретил белокожий невысокий мужчина, представившийся Селянином Ростиславовичем.
Алексея поставили на учёт. Данные в картотеку вносила молоденькая девушка. О происхождении ребёнка не спрашивали.
Только имя узнали, да выписали свидетельство о рождении.
Теперь сын художника носил имя Алексей Алексеевич Бояринов.
— Двоих усыновишь? — поинтересовался Селянин.
Алексей помотал головой.
— Мне бы с одним управится.
— А вот и зря, иные мужики лучше баб за детьми следят. У нас тут царские особы пальцы бояться к навозу прислонить. Чуть что, так в обмороки. Такую цацу ведром воды ледяной окатишь, сразу болезнь брезгливости проходит. В холоде ум лучше думает. Детей много в приюте. Им бы в семью. Я бы и десяток взял. Да Паня двоих только тянет. Здоровье не то.Ты вот скажи, сын купеческий, писать умеешь?
— Умею, — кивнул Алексей.
— Ну вот и славно. Ты парень видный. Нам надо село представлять в районе. Если и говорить умеешь, цены тебе не будет. А то тут некоторые два слова сцепить не могут, стоят себе немые. А на трибуне надобно голосить. Своим примером других вдохновлять. А ну, скажи громко: «Приветствую вас товарищи!»
Алексей попытался. Получилось также пискляво, как перед Михаилом.
— Тю… Чай не баба, а пищишь. Даже комара переплюнул.
Алексею стало обидно. Он прокашлялся и громко крикнул:
— Приветствую вас товарищи!
Получилось громко.
— Ну вот и славно, нашли оратора. Завтра приходи, в город поедем.
— Завтра не могу, — сказал Алексей.
— Можешь, — властно произнёс Селянин Ростиславович. — Иначе как шпиона тебя запишу. Сынов купеческих тут не жалуют, да ты и сам знаешь. А тебе тут работу предлагают с водителем личным. Со мной то есть.
— Не могу я, — опять заупрямился Алексей.
На завтра была назначена встреча с Олей.
— Ну тогда собирайся. Пацана твоего в приют отвезут. На тебя дело быстро сформирую. Быстро найдутся свидетели, которые видели, как ты государственное имущество в свой двор тащил.
Алексей побагровел, сжал кулаки.
— Ещё и за нападение… — Селянин Ростиславович говорил властно.
Смотрел на Алексея, задрав голову.
Алексею ничего не стоило обрушить свои кулаки на этого наглого мужика.
Но он, вспомнив о том, что недавно только вернулся в реальную жизнь, кулаки разжал.
Понял, что выхода у него и нет.
Обо всём договорились. Утром на машине Селянин должен был заехать за Алексеем.
Маленького Алёшу пообещала взять к себе на время отсутствия отца жена Селянина.
Проходя мимо дома Оли, Алексей остановился. Увидел вдруг, как во дворе Михаил расхаживает с топором: важный, с голым торсом. Заметив Алексея, погрозил ему топором и оскалился по-звериному.
Его возглас: « Привет, сосед!» долго звучал в голове Алексея.
Не знал Алексей, как предупредить Олю, что не придёт он в назначенное время.
Сердце обливалось слезами.
Наутро прощался с Алёшей, наказывал ему, чтобы тот тётю Паню слушал беспрекословно.
Когда в городе сказали, что задержаться придётся на неделю, расстроился.
Высказал Селянину своё недовольство.
А тот как-то по-отечески ласково произнёс:
— Ох, парень, взял я тебя под крыло на свой страх. Благодари, пока я жив. Где бы ты ещё так устроился. На вот, речь подучи! Завтра народу побольше будет.
В холле бывшего доходного дома, забитом людьми, Алексей читал по листочку различные постановления и приказы.
Люди слушали, свистели. Задавали вопросы. На них развёрнуто отвечал Селянин и другие незнакомые Алексею представители власти.
— А ты молодец, — хвалил Алексея Селянин. — Не ошибся я… Шестнадцать человек переманились из города к нам в село. Не хватает людей. Война жрёт мужиков, как волчица голодная. А я из села хочу рай для вас сделать. Ещё благодарить будете, когда Селянин помрёт…
Алексей слушал молча. Когда подъехали к правлению, там уже ждала жена Селянина и Алёша.
Мальчик бросился на шею к Алексею, уткнулся носом в плечо:
— Папка, как же я тебя ждал! Я уже думал, что ты меня бросил!
— Не бросил, куда же я теперь без тебя…
Алексею за работу платили пайком. Жизнь стала сытой, беспроблемной.
Но никак не получалось встретиться с Олей. В правлении болтали, что Михаил избил жену до полусмерти, и забрали его в город на неделю, в тюрьму. Но по возвращению жена ещё не оправилась.
Всё это рассказывала доярка Нюся, которая два раза в день ходила к Оле кормить своим молоком младенца.
Продолжение тут
Все главы "Быстрой речки" тут
Спасибо, дорогие мои читатели, за ваши комментарии и пожелания.