В семь часов, наверное, было бы еще рано вставать, но если все равно не можешь уснуть и очень хочешь есть… Прежде всего, я чищу зубы, не хотелось бы, чтобы кто-то, пусть это даже будет приходящая прислуга, заметил запах перегара. Потом одеваю костюм. Теперь пришло время кофе.
На кухне уже народ – завезена масса еды, теперь ее красиво оформляют, готовят к подаче гостям. Я не гость и в красивых тарелках не нуждаюсь – я просто ем. И пью кофе, черный и без молока – редкая гадость. Подкрепив тело, иду угнетать свой дух.
В одной из гостиных организован небольшой подиум, на нем сейчас размещают гроб и венки. Я хлопаю себя по карману, чтобы удостовериться, что моя речь все еще со мной. Я хочу подойти ближе и посмотреть на деда – я не видел его почти десять лет. Но в дверях я замечаю промелькнувшую знакомую фигуру – мне надо срочно с ним переговорить.
- Доброе утро, - торопится начать разговор поверенный деда. Как его зовут? Пришло время перейти на личности.
- Николай Николаевич, у меня к Вам ряд неотложных вопросов. Мы можем сейчас потратить пять минут на то, чтобы их прояснить? – я этими словами я увожу его в кабинет. – Вы уже завтракали? - я киваю на телефон в знак того, что с кухни прямо сейчас могут принести кофе. Я знаю, что эта сцена сворована, тот, кто сидел в этом кресле до меня, говорил это тому, кто сидел в его кресле до него. А маленький мальчик однажды случайно присутствовал при этом – никогда бы не подумал, что я такое запомню… К счастью, мой визави отвечает утвердительно – было бы смешно сейчас начать искать телефон кухни, который я, конечно, не знаю. – Я все еще не готов говорить с Вами. Но я просмотрел предоставленные Вами документы. Здесь не хватает налоговых деклараций за два последних года, внутреннего отчета за три квартала текущего, ряда арендных соглашений. Я очень рассчитываю получить их сегодня вечером. Это возможно?
Николай Николаевич говорит о том, что все документы есть в наличии, но их изъятие из соответствующих отделов и последующую транспортировку он может доверить только себе.
- Понимаю, конечно. Вы можете сделать это прямо сейчас, пока еще не все собрались, - я выдерживаю паузу. – Или позже. Так или иначе, они мне нужны сегодня к окончанию рабочего дня, - мой собеседник кивает. – И еще… Краткий обзор по рынку вторичной недвижимости по району пожалуйста.
- Вы имеете в виду «по региону»?
-Нет, я имею в виду по тому району города Самары, где мы сейчас находимся, Волжский, кажется. Поправьте меня, если я не прав.
- Нет, все верно.
- И да, конечно, Вы правы. Я звучу немного иначе, этот проклятый акцент. Я был бы Вам благодарен, если бы Вы по возможности освободили меня от необходимости демонстрировать его всем и каждому. Я с большим удовольствием послушаю. Договорились? Спасибо.
Таким образом, мне удалось поставить перед собой, конечно, не такую масштабную, но хоть какую-то фигуру. Такой шаг, помимо моих страхов и комплексов, был еще оправдан и с точки зрения тактики – я не знал никого, меня знали все, осведомленный посредник был бы в такой ситуации очень уместен. Насколько мудрым было решение довериться заместителю в долговременной перспективе я старался не думать.
Вместе мы спускаемся в холл. Там уже стоят столы с закусками и толпятся какие-то люди. При нашем появлении они, в порядке негласной и неизвестной мне иерархии начинают движение в нашу сторону. Мой посредник отлично справляется с поставленной задачей – представляет мне гостей, принимает их соболезнования – все так, как и должно было быть.
С некоторыми мы отходим в сторону и говорим пару минут приватно. Все эти разговоры начинаются одинаковым «Я хорошо знал Вашего покойного деда». Я вежливо киваю.
Все знали его очень хорошо, во всяком случае, лучше меня. Все его уважали и даже любили. Как ему повезло быть уважаемым и любимым такими серьезными и важными людьми. Но еще больше повезло Ивану! Я продолжаю кивать…
Есть и такие, которым хочется обратить внимание на мой возраст. «Мы долго сотрудничали с твоим дедом, мальчик». Тут приходится обращаться к аргументу, который работает, кажется, только в России:
- Простите, я слишком долго жил заграницей и мне тяжело обращаться к своему деловому партнеру на «ты».
Они охотно соглашаются, ведь по большому счету всех интересует только один вопрос – собираюсь ли я продолжать дело деда. И как я планирую это делать.
Я? Я прочитал вчера достаточно, чтобы понять, что продолжая вести дела так, как вел их дед, я обеспечу себе проблемы с налоговой и законом до конца своих дней. Очевидно, что все эти люди знают об этом и готовы помочь мне подстраховаться, назовем это так. И конечно, не по причине большого уважения ко мне или даже к деду, а потому что «долго сотрудничали» с ним, даже слишком долго…
Я отвечаю на их вопросы уклончиво, все произошло так неожиданно, моя семья осталась в Германии, я уважаю труд деда и вклад его компаньонов, а сам думаю о том, что если мне удастся скинуть с себя эту махину и не быть погребенным под ее руинами, мне очень сильно повезет.
Как-то быстро проходит время – мы садимся в машины и едем на кладбище. Только выходя из геликсвагена, а чего еще было ожидать от организаторов, я замечаю, что не взял с собой куртки. Но это замечают и другие – кто-то быстро накидывает на меня черное пальто. Ну хотя бы не простужусь…
Люди собираются группами вокруг горы из венков, на вершине которой водружен дед в своем гробу. Где-то на границе сознания проплывая мысль, что гроб открытый. Но я не могу видеть покойника – он слишком высоко. Зато я могу видеть семейный склеп – с куска гранита на меня смотрит Иван, он стал как будто больше и солиднее, и совсем не сутулится. На другом куске гранита расположилась бабка – судя по картинке ей лет двадцать и она заметно моложе своего сына. Интересно в каком виде предстанет глава семейства. Наверняка он оставил распоряжения на этот счет и, с большой долей вероятности, он не хотел бы войти в вечность двадцатилетним мальчиком.
Я тоже уже давно не мальчик, но все еще не из камня – напротив своих гранитных родственников я чувствую себя неуверенно и беспомощно.
На кладбище прохладно. Сложно сказать, какой была погода вчера, когда я приехал. Я не мог этого заметить, садясь в такси, а весь остаток дня провел в этом проклятом доме, но сегодня погода вполне соответствует моим представлениям о конце октября – пасмурно, ветрено и вот-вот начнет моросить дождь. Я против воли смотрю на часы – четверть первого. Еще час мы будем говорить о достоинствах того, кого давно пора закапывать.
Я встаю в нерешительности, и этим секундным смущением мгновенно решает кто-то воспользоваться – меня приобнимает чья-то женская рука, в нос бьет теплая волна сладкого дамского аромата. Я поворачиваю голову в сторону подошедшей и отшатываюсь, наверняка, чуть резче, чем было бы прилично. Незнакомка верно истолковывает мой жест, смущается и отходит. Я понимаю, что все ждут моих действий и даю сигнал начинать.
Люди сменяют друг друга и говорят, говорят. Это как раз тот случай, когда следовало бы удостовериться, действительно ли хоронят того, о ком так хорошо говорят. Для меня это, очевидно, два разных человека. Но я вчера успел пробежать свою речь и твердо знаю, что переплюну всех присутствующих в своей родственной любви, благодарности и восхищении. Я буду клясться в том, что буду свято чтить его память и последовательно оправдаю все ожидания своего деда.
Когда наступает моя очередь, а я, по понятным причинам, говорю последним, мне удается пересказать все это достаточно близко к тексту и при этом звучать достаточно убедительно. Изредка из толпы доносятся всхлипы. Они сбивают меня, я не могу понять, откуда на мероприятии дамы и почему они могут плакать, пока не понимаю, что это женский персонал дедовского бюро и плачут они совсем не по деду, просто они видят этого иностранного наследника и свою судьбу и рыдают в голос.
Мысль о том, что в эти полгода фирма понесет самые страшные кадровые потери вдруг возникает из ниоткуда и сбивает с толку – я удивлен тем обстоятельством, как сильно эта перспектива меня раздражает. Продолжая говорить, лихорадочно перебираю варианты, как не упустить лучших людей, а я вчера успел заметить, что у деда в действительности есть пара молодых и толковых специалистов. Что я могу им предложить? Новые заказы, повышение оклада, иностранные стажировки? Он все еще здесь и заставляет меня думать о спасении своего дела, в этот момент я наверняка начинаю сутулиться.
Моя речь закончена – все, что мне осталось, это подойти к гробу и красиво проститься с усопшим. Только сейчас у меня, наконец, появилась возможность взглянуть на покойника – он кажется мне совершенно не похожим на того человека, которого я знал, черты лица заострились, фигура в целом потеряла прежние размеры, вес, солидность. Сейчас практически невозможно представить, как безапелляционно звучал его голос, когда он говорил то, что он знал лучше всех, а он все знал лучше всех.
Например, то, что мне не стоит заниматься ерундой! Мне надо поступать в Мюнхен, учиться на архитектора, вернуться в Россию и зарабатывать деньги.
Он сказал мне об этом в день моего восемнадцатилетия, в конце декабря 2009.
В тот день я проснулся с мыслью о том, что я слишком долго ждал в своей жизни плохого, все свое детство ждал, но сегодня, теперь я, наконец, стал взрослым и могу самостоятельно перевернуть страницу своей жизни. У меня была масса планов и были силы их осуществить. Я не хотел ехать к деду.
- Зачем сегодня? Неужели нельзя встретиться на выходные? – негодовал я. – Они нам все равно не будут рады. А торт с чаем мы и здесь поесть можем, а?
- Мне кажется, этот день очень важен для твоего деда, - ответила Лара серьезно. – В такой важный день тебе перепадет от него, наверняка, нечто большее, чем торт, - она улыбнулась мне. – Кроме того, делать не то, что хочется, а то, что надо, и значит быть взрослым.
- К счастью, не только это! – я с увлечением намазывал вареньем свой бутерброд, кусал от него и, давясь кофе, продолжал разговаривать. – Теперь я могу сам принимать решения!
- И сам будешь нести за них ответственность!
- И это тоже! Надеюсь, что от этого обстоятельства ты тоже чувствуешь себя немного счастливее?
- У меня прямо гора с плеч свалилась! – она смеялась.
Мы отправились к деду в полдень в самом приподнятом расположении духа. На вечер была запланирована пиццерия и боулинг с друзьями, чуть больше алкоголя, чем было принято раньше, и полное радужных надежд завтра.
До деда мы вопреки обыкновению ехали молча. Лара гнала всю дорогу, но в конце пути как будто сбросила скорость. Хотя вполне возможно, что мне это показалось. У деда было очень тихо – я все время задавался вопросом, зачем человеку, так любящему уединение, такой большой дом. Мы вошли – череда приветствий и поздравлений, чай с тортом и вдруг, посредине этого пенсионного благолепия заявление деда:
- Теперь, когда ты, наконец, стал совершеннолетним, можно ожидать от тебя, что ты выкинешь из головы всякий вздор и займешься делом. Живопись – это милое хобби для барышень вроде Ларисы, а мужчина должен уметь зарабатывать деньги. Я в твои годы уже был вынужден идти работать. И работать тяжело! – на этих словах он как обычно стукнул себя кулаком по колену. Для того, чтобы и слова и жест прозвучали весомее, он какое-то время молчал. Потом продолжил: - У вас теперь все легче. И мы, пока можем, тебе тоже помогаем. Всем, абсолютно всем! Но я не вечен! И доходы мои не вечны! А с нашим государством так и вовсе… - он с пренебрежением махнул рукой. – Поэтому ты поедешь учиться сейчас! А не когда у тебя туман в голове развеется. Документы уже поданы, место на тебя уже пришло. Мюнхен – прекрасный город, я там бывал, мне понравилось.
Он встал. Походил по комнате. Мы все молчали.
- Собственно, это и есть мой тебе подарок. Ларисе тоже подарок – квартира, за то, что так долго тебя и дурь твою терпела. Это все – можешь уезжать, если торопишься. Тебя там уже, наверное, барышни ждут… Но имей ввиду, третьего у тебя самолет, поэтому никому ничего не обещай, а лучше, вообще попытайся вести себя как порядочный человек.