Восемь хоровых коллективов из Приволжья выступили на первом фестивале «Пушкин в музыке» в Саратове
В июньской гастрольной карте творческих коллективов Удмуртской государственной филармонии вместе с поездкой ансамбля «Италмас» в Нижний Новгород и Ульяновск выделялся визит Академической хоровой капеллы в Саратов, где впервые прошел межрегиональный вокальный фестиваль «Пушкин в музыке».
В живой непредвзятой реакции публики
– Мы очень давно не выезжали за пределы республики и недавние гастроли в Саратове оказались для нас очень интересными во всех отношениях, – в одном предложении художественный руководитель и главный дирижер Академической хоровой капеллы Удмуртии Андрей Елисеев обобщил весь смысл поездки и конкретизировал ее ценные частности. – Для поддержания хорошей творческой формы ни один коллектив или солисты не должны «вариться в собственном соку» в течение длительного времени. Поэтому любой гастрольный выезд позволяет артистам расправить плечи, раздышаться, показать себя, посмотреть на коллег, объективно сравнить и оценить собственный потенциал на их фоне. Немаловажным представляется изучение реакции публики, которая совсем не знает твоих возможностей, не привыкла к тебе и способна выдать непредвзятые живые отголоски на впервые увиденные программы или номера.
Недолгое чувство гордости
Первый межрегиональный фестиваль хоровых коллективов «Пушкин в музыке» собрал в Саратове вокальные ансамбли из восьми регионов Приволжья. Помимо хозяев события и Академической хоровой капеллы Удмуртии в течение двух недель в центральном городском парке на открытой эстраде и в зале Саратовской областной филармонии имени Шнитке с сольными концертами выступили лучшие профессиональные хоры из Татарстана, Чувашии, Мордовии, Самары, Пензы и Нижнего Новгорода.
– Наша разнохарактерная программа, в которой мы постарались ярко представить родной родниковый край, удмуртские песни, русскую музыку и, разумеется, сочинения Чайковского на стихи Пушкина, получила громкий зрительский резонанс. Не стану скрывать, эта неподдельная реакция любителей музыки «искупала нас в лучах славы». Мы испытали объяснимое чувство гордости за свое искусство и даже ощутили себя настоящими «героями дня»! Ненадолго ощутили! – улыбнулся требовательный и самокритичный худрук капеллы, который исключительно редко отпускает комплименты в адрес своих подопечных и тем более в отношении себя.
Музыкальные маяки Саратова
– Другая бесспорная ценность поездки в Саратов состояла в том, что мы побыли вместе, пожили в гостинице «Словакия» с прекрасным видом на широкую Волгу и успели получить незабываемые туристические впечатления, – Андрей Александрович дополнил монолог еще одним сюжетом. – Все-таки Саратов – это крупный культурный центр, в котором сохранилось множество архитектурных памятников, поддерживаются давние музыкальные традиции, помимо областной филармонии есть консерватория имени Собинова, а ведущие творческие коллективы города отличает высокий уровень исполнительского мастерства.
Любопытный парадокс Чайковского
Любой поклонник академической музыки знает, что к стихам и прозе Пушкина в качестве вдохновляющего и мотивирующего импульса для сочинения музыки обращались многие русские и зарубежные композиторы. При этом в душе главного дирижера Академической хоровой капеллы Удмуртии особо отзываются «пушкинские» произведения Даргомыжского, Юрия Фалика и Родиона Щедрина.
– В целом же, на мой взгляд и слух, чем крупней композитор, тем лучше у него выходит обращение к поэзии Пушкина, – Андрей Елисеев хотел лаконично заключить тему, но в ответ получил от интервьюера информацию для размышления.
Этот вопрос касался одного любопытного парадокса, суть которого состоит в том, что к пушкинскому поэтическому и прозаическому наследию Чайковский обращался не столь часто и «несколько неравномерно».
Понятно, что обращение великого уроженца Воткинска к крупным пушкинским формам трижды обернулось появлением на свет известных опер – «Евгений Онегин», «Мазепа» (по поэме «Полтава») и несомненного шедевра для всей мировой оперной сцены – «Пиковой дамы».
В тоже время каждый из этих подходов к источникам отличался если не вольностями, то значительной степенью свободы, которые позволял себе Петр Ильич в работе с пушкинскими текстами и персонажами.
Это касалось изменений времени действия, интерпретации образов, подключении к работе над либретто в «Пиковой даме» и в «Евгении Онегине», а в «Мазепе» смелая попытка к написанию сценария, которую Чайковский предпочел не придавать публичной огласке.
В то же время Петр Ильич чрезвычайно деликатно и даже трепетно-осторожно относился к пушкинским стихам, когда брался за них в поисках «словесной основы» для романсов собственного сочинения. Правда и здесь – в природе этой художнической робости – тоже не обошлось без необычностей.
Чайковский написал больше ста романсов (в различных источниках интервал колеблется между 103 до 114), но к строчкам гениального русского поэта Петр Ильич решился прибегнуть лишь три раза!
Когда написал хор «Вакхическая песнь» («Что смолкнул веселия глас…»), «Песню Земфиры» («Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня/Я тверда, не боюсь, ни ножа, ни огня») из поэмы «Цыганы», а еще в «Соловье». Тот что «Соловей мой, соловейко, Птица малая лесная» на переводной текст, и который не стоит путать с популярным одноименным романсом Александра Алябьева.
Причем аналогичный «алгоритм» нечастых обращений Чайковский использовал и в отношении поэзии Лермонтова, Некрасова (всего по одному романсу), а также Тютчева (два романса). В отличие от поэтов «первого плана», Петр Ильич охотно откликался музыкой на рифмы творцов «второй степени» – Алексея Константиновича Толстого, Фета, Плещеева, друга Апухтина, Сурикова, Растопчиной, князя Романова, Мея, Грекова, Полонского и Ратгауза…
– Не буду вдаваться в подробности и пускаться в пространные музыковедческие рассуждения, но, с моей точки зрения, Пушкин и Чайковский «лепятся» не очень хорошо, – вслед за мнением Цезаря Кюи (о нем чуть ниже) повторил Андрей Елисеев и предпочел завершить не начавшуюся дискуссию.
Художники разных мироощущений
Тем не менее, филармонический журналист решил «копнуть» тему чуть глубже и пробежал глазами по крупному исследованию о русском романсе, которое на финише XIX века подготовил Цезарь Кюи – военный инженер, изучавший искусство фортификации, композитор-любитель и музыкальный критик с очень острым языком.
Как раз в своей версии Кюи называл Чайковского «больше симфонистом в своем творчестве, нежели вокальным композитором», и поэтому Цезарь Антонович считал, что Петр Ильич «ставит музыку выше слова».
– Поэзия и музыка – две силы, пополняющие друг друга, и мощь которых удваивается от их единения. К этому и должен стремиться вокальный композитор; бережно, с любовью обязан он обходиться с текстом, не насиловать, не искажать художественную форму стихотворения, напротив того, – сохранять её во всей её неприкосновенной чистоте. Это нелегко, это требует особенной гибкости таланта, особенной техники, – и ошибаются те, которые полагают, что легче писать хорошую вокальную, чем симфоническую музыку... Вот этого-то Чайковский и не хотел понимать. Он не признавал равноправности поэзии с музыкой, он относился к тексту с деспотическим высокомерием, – в книге «Русский романс» писал Кюи.
– При всем своем преклонении перед гением Пушкина Чайковский был художником иного мироощущения, иного характера чувствований, – свою гипотезу в этой интересной проблеме выдвигал уже советский музыковед Юрий Келдыш. – Творчество Фета, Алексея К. Толстого, Полонского и других поэтов-лириков второй половины XIX века оказывалось Петру Ильичу роднее и созвучнее. Композитору были близки в их поэзии и элегические настроения тоски, одиночества, томления по недостижимому идеалу, и та страстная «мятежность чувств», которую отмечал Салтыков-Щедрин у Фета…
– «Пушкинский язык настолько музыкален, что ему не нужна моя музыкальная добавка, – но я влюблен в образ Татьяны, и очарован стихами Александра Сергеевича, что пишу на них музыку, потому что меня на это непреодолимо тянет. Я совершенно погружен в сочинение оперы», – в эксклюзивном интервью нашему обозревателю в мае этого года потомок рода Чайковского и Надежды фон Мекк – Денис фон Мекк, реагируя на слова Кюи и Келдыша, процитировал фрагмент одного из многочисленных писем Петра Ильича к своей меценатке. – Мне кажется, это признание объясняет всё! Что касается Кюи, то это же был «лучший друг» Чайковского и самая ядовитая критика, раздававшаяся в его адрес на русском языке, вылетала как раз из уст и из-под пера Кюи… Но мы не забудем о том, что волею судьбы на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге могилы Чайковского и Кюи находятся рядом…
Интервью провёл и подготовил Александр Поскребышев