Вот и зима. Снегу намело. С утра, перед работой я расчищаю дорожку, ведущую от дверей к калитке.
Где-то слышно как тихонько звякает, поднимаю голову - Витя.
С коромыслом и двумя цинковыми ведрами бежит на колодец.
- Гляньте! - Трактор ДТ -75.
Витя смеется так заразительно, что я и сама не в силах удержаться.
Осторожно, чтобы не выдать себя раньше времени, подчищаю снег все ближе и ближе. Витя не спеша ставит ведра, втыкает в сугроб коромысло. Стоит и смотрит. И тут я со всего размаху осыпаю его с ног до головы снегом.
- Ах! - Ты так! И Витя толкает меня в снег. Делает он это крайне осторожно, наваливается сверху и чтобы я не отбивалась заводит мою руку мне за спину.
- За елками пойдём? Новый год на носу.
Я выпутываюсь из плена, отряхиваюсь от снега.
- Пойдём. - Только у меня лыж нет.
Витя тоже отряхивается, берёт в руки ведра.
- У меня есть. - Я зайду за тобой.
Хорошо в лесу, тишина. У Вити лыжи охотничьи, широкие. У меня его школьные. Они узкие, я то и дело проваливаюсь в рыхлый снег.
Виктор срубил две средние елочки, завязал их веревками так, что когда дома их разрежешь, веточки упруго распрямятся.
Витя сам везет обе ёлки по снегу, делает всё аккуратно.
Я не знаю, как назвать наши отношения. Дружба? Но мы уже целовались. Это получилось случайно. После того как сходили тогда за грибами, Витя позвал меня в клуб. Если честно, я туда ходить не любила. Вроде в глаза конкретно не говорят, но насмешки читаются.
Но тут один из деревенских купил видеомагнитофон. Телевизор цветной. И устроил что-то вроде видео зала. Боевики показывал, а поздно вечером эротику.
Сначала было тихо, но увидев нас вместе, словно ветерок перед дождем, я вдруг стала слышать шепот - Смотри, Витька то Витька, с лилипутом на пару.
Хотела повернуться и уйти, но Витя сжал мою руку.
Прошли мимо толпы парней. Слышу дальше разговор.
- Повезло Вите, пися детская у Милки, тугая, нерожавшая ...
У стены стояли в ряд несколько складных стульев, скрепленных между собой. Я даже не успела заметить, как Витя к этим стульям подскочил, схватился за первый и как косой скосил всех кто стоял в коридоре... Всем парням попало по ногам, и они свалились.
- Ещё слово - зашибу!
Витю всего колотило от злобы. Он стоял красный, с этим набором стульев в руках. Как Рембо из фильма на кассете.
Я взяла за другой конец этих стульев и поставила к стене. Как было.
Потом взяла Витю за руку и повела к выходу. Услышала вслед - Тарапунька и Штепсель! Витя хотел повернуться, но я удержала его и мы вышли из клуба. Было уже совсем темно, лишь одиноко горел фонарь возле выхода.
- С- сука, я рога то им пообломаю! - Пусть еще только вякнут!
Витя кипел как самовар бабушки.
Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. А он меня вдруг в губы, тихонько.
И всё, и пошли дальше. По домам.
Нарядила я ёлку, у бабушки игрушек не было. Зато нашлась бархатная бумага. Пришлось пофантазировать, вырезала контуры животных и шарики, повесила.
Пошла за водой и тут встретила нашего почтальона тётю Раю.
- Люда, бабушке телеграмму прими. - Надо же, Алексей объявился!
Я расписалась, принесла домой серый, бумажный квадратик.
- Бабушка! - Танцуй! - Телеграмма!
Охая, старушка отодвинула занавеску на печке. - Читай Мила, очки то я куда-то сунула ...
Я распечатала листок. Читаю - Жди праздник, едем Алексей Лариса.
- Господи! Старушка перекрестилась.
- Лешка едет?
Я пожала плечами. - Бабулечка, а кто это?
Старушка замолчала ненадолго, словно вспоминала.
- Была у меня тетка двоюродная Ангелина, Гелька. Не тем помянута. Непутевая. Страсть как мужиков любила. Все кто в деревню попадал, охотник ли, командировочный, все через её спаленку проходили. Родила она девку. Наташку. Никто даже не удивился и про отца не спрашивал. Едва Наташке исполнилось тринадцать, обе забеременели. Говорят проезжий шоферюга обрюхатил и мать и дочь.
Всю клюкву прошлогоднюю доели и пол бочки соленых огурцов. И родили с разницей в два дня. Гелька снова девку, а Наташка мальчика. Позор конечно, не скроешь. Только вот девочка у Гельки через неделю умерла. Скарлатина. А Алешка здоровенький. Наташка через год уехала на целину, работала где-то там, в буфете. Домой писала редко и сыном не интересовалась. А когда Алешке исполнилось десять лет, Геля весной на болото за прошлогодней клюквой пошла и не вернулась ... Искали да что толку. Не нашли. Алешку в детдом определили. Я-то узнала, ездила туды. Проведывала, не часто правда. Из детдома Алешка уехал в Ташкент. Стройка там начиналась большая. Редко, но открытку посылал. А теперь вона как! Сам приехать хочет.
Бабушка завозилась на печке, села свесив ноги на приступок.
- Ты уж Мила встреть их, стол накрой, чтобы все как полагается. Мне-то не осилить.
Я говорю - Не беспокойся бабулечка, всё сделаю!
Приехали гости как раз 31 декабря. Днём, мы с бабушкой картошку чистили. Зашёл этот Алексей, здоровенный мужик. В руках чемоданы. За ним женщина, тоже полная, едва колыхается. И тоже с чемоданами.
Ну, понятно, целовали бабушку, потом чемоданы распаковывали. Привезли дыни, арбуз, ещё какие-то фрукты.
Лариса, жена его, вроде милая такая, многословная. Стол мы вместе накрыли. Сидели, Алексей пил много, жадно. Лез обниматься то к бабушке, то к Ларисе. Меня он как будто не замечал, словно и не присутствовала я в комнате.
С утра он кряхтел, стонал и говорил Ларисе, что неплохо бы истопить баньку. Я помчалась, принесла дров и натаскала воды. Затопила.
В фуфайке одетой на голый торс и в одних трусах Алексей пришёл посмотреть, как продвигаются дела.
Сам открыл топку, пошевелил угли. Потом вдруг повернулся и резко пошёл прямо на меня. Зажал в угол, дыша перегаром, шарил по моему телу. Пуская слюни, губами шлепанцами пытался целоваться. Оттолкнуть эту глыбу у меня сил не хватало. Шарю рукой возле печки, нашарила кочергу и со всего размаху кочергой Алеше по шее. Метила по голове, но не достала. А он так спокойно кочергу взял и снова присев стал шевелить угли.
- Вот что девка - сказал он глухо. Это мой дом и ты на него губу не раскатывай! Весной мы вернёмся. Насовсем. Чтобы тебя к этому времени не было.
Меня так колотило, во рту привкус табака и перегара. Тошнило и хотелось бежать.
Выскочила из бани, и в дом. Бросала в сумку все свои немудреные пожитки. Бабулечка смотрела с тревогой, но кажется, она всё поняла.
Выскочила я на улицу. Уже смеркаться стало, в домах потихоньку желтели окна. Куда? Куда мне снова податься?
Стояла посередине улицы, с этой огромной сумкой. Вдали, в синеве стал вырисовываться силуэт. Виктор.
С коромыслом и ведрами шёл к колодцу. В фильме <<Кавказкая пленница>> есть эпизод, где троица Никулин, Вицин, Моргунов, стоя в шеренге, перекрывают дорогу ехавшей навстречу машине. Вицин стоял, в середине и когда машина приблизилась, он стал стонать и метаться в руках Моргунова и Никулина. А потом и вовсе пал на колени. Вот так и я, металась на пустой дороге готовая в любой момент пасть на колени.
Витя не дал. Он как будто всё понял, сразу. За всю нашу дальнейшую жизнь он всегда все понимал с полуслова.
Я всё ему рассказала, бросив, ведра он с коромыслом попытался бежать к дому бабули, врезать этому Алексею с другой стороны по шее. Я не пустила. Потом Виктор подхватил меня на грудь и закружил. Так и крутились мы на дороге как два ненормальных.
Витя раскраснелся, глаза горят, говорит мне - Господи, почему ты, именно ты запала мне в душу ...
- Не отпущу теперь ...
Так мы и сошлись вместе.
Маленький, уютный домик стал нашим семейным гнездом. А мама Виктора на время словно забыла про свою неизлечимую болезнь.
В тот новогодний день, когда он забрал меня с дороги и привёл, к себе домой я испытала такое облегчение. Потрескивали дрова в печке, в углу елка, а ней гирлянда электрическая, переливается. Дома так чисто, действительно говорили - муха поскользнется. Не пылинки, а покрывало на кровати натянуто без единой морщинки, три подушки, под старинный манер сложены. Одна на другую, снизу большая, средняя и маленькая. А сверху кисея капроновая. В кадушках фикусы.
Вдруг за печкой послышался кашель.
- Пойдём, мамка проснулась. Витя взял меня за руку.
За печкой, на лежанке, укрытая цветастым, лоскутным одеялом лежала старушка.
Маленькая, сухонькая она лежала словно ребенок в колыбели.
- Мерзнет, пришлось вот тут у печи соорудить постель.
Витя взял мать за руку.
- Мам, я не один пришел, это Люда ...
Больше недели я спала на диване в комнате, ходила на работу, утром кормила Виктора завтраком и вечером готовила ужин. Отдельно готовила маме, всё протертое. И к ночи возвращалась на свой диванчик.
На Рождество мама Фаина вдруг запросилась в баню. Да так пронзительно. Хочу, говорит попариться. Мы с Витей одели её и на санках довезли до бани, а там Виктор на руках внес.
Я натирала худенькое тело, осторожно похлестывала веничком.
Мама Фаина довольно покряхтывала - Люда, Люда вот тут, вот тут похлещи! - Ох! - Где мои восемнадцать лет?
- Мать моя, двенадцатая в семье была. Вечно голодная, одеться не во што, и обутки нет. С сызмальства по работам, кто побогаче то жил так роботников нанимали. А и дома ти, мало ли роботы. Только подросла, а уж и ткать училась и на речке холст белила. Трудно жила мамка, Ох трудно! А муж то, тятя мой хороший был человек. Все в дом, а из дома ничего.
И меня учили, какая бы трудная работа не была - исполняй! Трудись. Спина болит? Ничего! Зато земле угодила.
Одна только вот я получилась у маменьки с папенькой.
Не дал Боженька им больше детей. А потом тятя на войне погиб, а мама растаяла как свечной воск.
Осталась я одна. Заневестилась, стали парни провожать до дому. Один мне уж очень приглянулся. Высокий, стройный. А я-то ростиком не больше тебя была. Хотелось с таким погулять, чтобы девки завидовали. А он на меня не смотрит. Зато смотрел приезжий агроном. Сергей. Неказистый, рыжеватый. Важный, такой ходил, практику тут отбывал. Ну, я и подумала, что вдруг в город он меня возьмет с собою. Привычка у него была носить с собой линейку. Вроде как с линейкой он на делового человека похож, а может, измерял чего, не знаю. Только с линейкой не расставался даже тогда, когда гуляли за деревней у густого орешника.
Однажды перед грозой дело было, гуляем мы, а тут вдруг неожиданно небо, словно свинцом накрылось, трава запахла так, что голова закружилась. И молния как шаркнет! Прямо перед ногами в землю ушла. Бросились, мы было бежать, а они окаянные то слева, то справа бьют. И тут ливень хлынул, да так что лужи вспенились мгновенно. В сумраке вижу стог сена, я бегом к нему. Вдвоём мы быстро нору вырыли, забрались туда и сидим. Тепло, а вокруг всё молоньями освещает и гром такой, что я уши затыкаю. Не знаю, как я тот миг проглядела, когда всё зашло уже слишком далеко ... Месяц ещё копна была нам грешным пристанищем. А к осени вдруг Сергей пропал, к орешнику не пришёл. Я волнение своё скрыла, в правление иду, думаю, на рабочем месте возможно застану. А на столе его только та линейка и лежит. Кончилась его практика, в город уехал. Вот так у меня Витя и народился. А я и не жалею. Хороший он у меня сын. Спасибо Сергею.
Я ополоснула натертое до скрипа тело Фаины, чистой водой и завернула её в сухую простыню.
Мне недолго осталось. - А вы живите дружно, ну а то что детишек не будет так что уж. Бывает вон и чужих берут.
А на Крещение мама Фаина умерла. Тихо, во сне ...
На Крещение положено морозам быть, но погода словно сжалилась, чтобы мы смогли похоронить маму без больших проблем.
С дивана я ушла спать к Вите ...
Продолжение следует! Всем мира и добра!
Подписываемся! Комментируем. Благодарю.
