Судебный процесс, который вел Сергей против тех ребят, был проигран. Это было понятно сразу, но толи Сергей был упрям, толи ещё по какой-либо причине суд продолжался, стремительно перетекая из разового в серийное заседание. А с проигранным судебным делом «за пазухой» жизнь Виктора, да и всей семьи Аиловских, резко изменилась в худшую сторону. Сергей потерял работу, а Виктор – школу.
И потянулась длинная скучно-серая смена школ. Проходя все тесты и вводные экзамены на высший балл, Виктор не проходил лишь по параметру, который только ему и задавали: «Как он будет передвигаться».
А Сергей, который до недавнего суда был инженером, потерял работу. Как оказалось, найти работу едва ли не труднее, чем найти новую школу. Собеседования были однотипными, шли одно за другим.
«Расскажите немного о себе.
- Хорошо,-устало, но с уверенным спокойствием говорил Сергей,- я, в общем-то человек честный, семейный. Дом, семья… Имею высшее образование. По специальности – инженер-геодезист. Один раз — не так давно – имел дело в суде против хулиганов. Проиграл.
Как смотрите на жизнь: какие видите в ней сложности и как с ними справляетесь?
-Знаете, в жизни трудности есть, но нет причины, по которой их нельзя преодолеть! Кто-то говорит, что жизнь – это зебра, а я убеждён, что жизнь – радуга! И каждый цвет в ней прекрасен! У меня сын, знаете, инвалидность имеет. Но это не повод ставить на нём крест. За полосою тьмы всегда наступает час рассвета! Я его обучаю. Знаете, он превосходно играет на скрипке!
Чем Вас привлекает работа у нас в данной должности?
- У меня большое желание применить свою квалификацию и опыт там, где они могут дать наибольшую отдачу и будут по достоинству оценены. К тому же в вашей фирме я буду работать с профессионалами, что позволит мне улучшить свои навыки!
Почему Вы ушли с предыдущей работы?
- Из-за суда. Но предыдущую работу я не очень-то любил. Всё время меня ограничивали. А у меня желание более интересной, дающей возможности профессионального роста работы и стремление наиболее полно реализовать свои возможности.
Каков ваш последний крупный проект?
И Сергей рассказывал всё подробно и точно, вдаваясь в детали… иногда он забывал, что идёт время его собеседования и, всё больше увлекаясь проектами, рассказывал, ожесточённо жестикулируя и переходя на крик…»
Однако, несмотря на все трудности, Виктор продолжал занятия скрипкой. Упорно. По несколько часов в день. Однажды в субботу сын сказал отцу за чаем:
-Папа, я хочу в тюрьму.
-Что?!- Сергей поперхнулся чаем. Он никак не ожидал услышать такое от сына.
-Я хочу в тюрьму. Пойми, папа, ты столько мне показывал. И даже билет в театр и оперу доставал… а есть дети, у которых этого нет. Понимаешь? Им никто не говорил про Бетховена, Шопена, не читал на ночь сонеты Петрарки, как читала мне Лена.
- Да…- задумчиво произнес отец,-Они – отрезанный ломоть без возможности возвращения и реабилитации.
-Вот! А они ведь тоже люди! - подхватил инициативу Виктор,- Я хочу им играть на скрипке. Пусть и они прикоснуться хоть на мгновение душой к прекрасному миру искусства!
-Видишь ли…милый Виктор…- отец тщательно подбирал слова,- Понимаешь… ведь там они все воры, убийцы, малолетние преступники… им чуждо всё прекрасное, что свойственно нам. Понимаешь? Они погубили множество людей! Они порочны…
-Но их такими сделало общество! – вскричал Виктор,- порочными и жестокими! Понимаешь, говорят, что человек – совершенство! А всё совершенство в природе стремится к золотому сечению. И листья у цветов, и ракушки, и разные жучки! И пульс у человека находится на золотом сечении. И дети рождаются в форме золотого сечения! А всё совершенное – гениально! И я считаю, что дети рождаются необычайно гениальными! Но по мере их развития, общество делает всё, чтобы их ожесточить и сделать глупыми! Ты думаешь, те хулиганы, избившие меня, – такие от природы? От рождения? Нет, их такими сделало эгоистичное и злое общество… Вот и те, кто сидит в детской тюрьме, - они такие же. Войдя в этот несовершенный эгоистичный полный ожесточённых и злых людей мир и поняв его, они приспособились к нему, став его частью – такими же эгоистичными, злыми, жестокими. Их проделки, все их грабежи, всё их беззаконие –всего лишь защитная реакция! Ты сам говорил, что они– отрезанный ломоть без возможности возвращения и реабилитации. Почему общество, сделав детей жестокими и бессердечными и, заставив их, как у животных, включить функцию самосохранения и самозащиты, поставило клеймо невозврата?! Разве это правильно! Почему нельзя дать им шанс?
-Ты говоришь серьёзные вещи,-тихо и вкрадчиво ответил отец,- но ты уверен, что хочешь увидеть тот мир? Он совершенно другой… Ты уверен?
-Да,-твёрдо кивнул мальчик,- Я хочу… я готов.
***
-А может, вам ещё и фортепиано сюда подвезти?!-грубо усмехнулся охранник.
-Да поймите,-Сергея уже начинал раздражать этот разговор,- они тоже люди!..
Охранник только сплюнул между зубов.
-У Вас есть виниловые пластинки? - спокойно и тихо спросил Виктор, глядя в глаза охраннику. С утра в воскресенье мальчик надел парадный фрак, начистил канифолью смычок, подкрутил колки… он никак не ожидал таких трудностей…
Охранник почему-то засмущался:
-Я вообще-то в музыке несведущ, но дочка училась в консерватории, там старые виниловые пластины с классикой оставляли и старый граммофон. Она брала. Поэтому у нас дома целая коллекция.
- О чём Вы думаете, когда слушаете Бетховена «к Элизе»?
-Мне грустновато почему-то становится… а так, про дочку думаю.
-А Вы слышали Вивальди, Баха, Гуно, Шопена? Что Вы думаете в общем и целом об их музыке?
-О,-охранник, непонимающий к чему всё это ведёт, сердечно ответил,- музыка –это прекрасный мир! Это искусство! Так хорошо к ней прикоснуться.
- Так дайте детям из клетки, из той клетки, которую вы охраняете и которую обозвали так грубо тюрьмой для несовершеннолетних, дайте и им прекрасной душой прикоснуться к искусству! Хотя бы на миг, хоть на одну сонатину Бетховена!
И охранник, не имевший в запасе более никаких аргументов и сражённый столь зрелым взглядом подростка, уступил.
В тюрьме было сыро и тускло. Стены были влажные и покрыты плесенью, в воздухе летала пыль. Виктор чувствовал холод. «В таких условиях жить невозможно! Бедные дети!» -подумал он.
-Смотрите – франт!
-Наверняка нюхлер!
-Он не ходит!
-Чего вырядился?
-Какой барин!
-Что ты сюда приехал, чудик?
Эти крики раздавались со всех сторон. Из тюремных камер. Там, за решётками, покрытыми плесенью, на Виктора смотрели голодные и оборванные, злые и между тем беспомощные дети. Виктор сделал знак рукой, и коляска остановилась.
-Тихо! -Гаркнул охранник. Как-то не хорошо гаркнул, зло. Будто ударил. Дети сразу замолчали. Только один подросток с горящими ненавистью чёрными глазами показал охраннику язык. Показал и сразу отбежал в противоположный угол. Теперь он смотрел как маленький и беспомощный койот у которого отобрали кормилицу и загнали его самого в ловушку. Он съёжился, ощетинился.
-Сейчас,- продолжал охранник,- вы будете сидеть тихо и слушать! И только попробуйте чихнуть или ругнуться! Вандалы малолетние!
Он умолк. Виктор взял скрипку и объявил:
- Людвиг Ван Бетховен. Сонатина. Соль мажор. - И заиграл.
И воцарилась тишина, лишь скрипка звучала нежно и уверенно. Тишина стояла не потому, что все боялись охранника. Нет, аудитория внимала. Каждую ноту узники ловили, как последний глоток свежего воздуха. А мальчик играл и играл. И лицо его ничего не выражало. Ничего, кроме блаженства. Ни тени страха, неуверенности, только блаженство. Музыка звучала. Казалось, что всё помещение, вся тюрьма, весь город наполнились светом и этой музыкой! А мальчик играл и играл, и мысли всех уносились в далёкое прошлое полное воспоминаний…
Последняя нота родилась и тихо растаяла в воздухе.
- Играй! Пожалуйста, играй! – Это была мольба. Детская и наивная. Мольба о помощи. - Я хочу снова забыться, растаять в твоём «ховен, тина, соль, мажор»! Играй же.
***
Детям разрешили подойти к Виктору. Они, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, потянулись к нему. Они подходили и щупали его одежду, руки, скрипку. Словно проверяя, настоящий ли он. Виктору стало страшно. Он редко испытывал страх, но сейчас, когда к нему прикасались тысячи рук, мальчику казалось, что его разорвут.
Один мальчик, тот, похожий на затравленного зверька, глубоко вздохнув, произнёс:
-Если б я раньше слышал твою музыку, я бы здесь не сидел! Я бы тоже, может, играл бы!
***
С Валентином Катовым, так звали «зверька», Виктор сдружился по-настоящему. Лена и Виктор приезжали в тюрьму каждый день, делали передачи, просили о встречах. Было трогательно и очень грустно видеть ежедневные встречи двух ребят, таких разных, но объединённых своей отверженностью. Виктор знал о мечте друга – научиться играть на каком-либо инструменте – но не мог помочь. По правилам тюрьмы предметы, которые представляли собой опасность, нельзя было передавать заключённым. В список опасных предметов входила не только пиротехника и колюще-режущие предметы, такие как ножи, но и все виды музыкальных инструментов, принадлежности разного вида ремёсел и прочее. Виктор пытался добиться разрешения, разговаривал с начальником тюрьмы, но ответ был отрицательным: «Нет, тюремного оркестра не будет. Не положено!» и всё-таки Виктор смог добиться кое-чего. Так, ему разрешили обучать желающих нотной грамоте. Правда толку от теоретических занятий, неподкреплённых практикой, крайне мало. Но Виктор не унывал. Каждый день он приезжал в тюрьму, доставал разлинованные листы и выдавал своим ученикам по толстому грифелю. В часы занятий те дети, возможно единственный раз, могли услышать, как звучат ноты. Таким образом пролетали дни. Виктор не переживал по поводу школы и отсутствия друзей в ней. Там, за стенами чередующихся школ, начиналась интересная, полная «тюремных друзей» жизнь.
продолжение...
