Хорошо знакомая обстановка маленькой квартиры в хрущевке: угловой диван, полированный стол-книжка и старомодный сервант с хрустальной посудой. Только свет какой-то непривычный – тусклый и грязно-желтый, как в подвале. Я стою посередине комнаты спиной к окну, а он стоит прямо передо мной. Мой п о к о й н ы й дедушка Толя. Стоит, улыбаясь во весь рот, и протягивает мне подарок. Я не могу разобрать, что это, но молча подхожу и беру его из рук дедушки. Он улыбается еще шире, и я замечаю большую щель между его передними зубами. У дедушки такой не было. Мне вдруг становится не по себе, и я замечаю еще кое-что: он неестественно маленького роста. Как гном или карлик. Он мне по плечо. А его кожа слишком темная и какого-то глинистого серого оттенка. Паника охватывает меня. Я опускаю голову, смотрю на подарок, который он вручил мне, и вижу, как липкая черная жижа растекается по моим ладоням и ползет вверх по моим рукам. Я пытаюсь стряхнуть ее, но ничего не выходит. Жижа доползает до локтей – она вот-вот достигнет плеч и груди... Я начинаю кричать, а дедушка – или тот, кто выдает себя за него, – хохочет во всю глотку, и его глаза поблескивают недобрым светом...
Я проснулась с колотящимся сердцем в аккурат за две минуты до будильника. И приснится же такое! Мой дедушка у м е р два года назад, и это первый раз, когда он является мне во сне. Это неудивительно – мы редко виделись и не были близки.
У меня в ушах все еще стоял его зловещий хохот... Если и есть что-то после с м е р т и, то тот, кто приходил ко мне сегодня во сне, – это явно не душа моего дедушки. Слишком жутко и зловеще все это выглядело... Скорее, это был демон или черт. Я усмехнулась собственным мыслям – я никогда не верила в такие вещи. По-моему, все проще: человек у м и р а е т, и на этом его существование заканчивается. Перенервничала на работе, вот и приснился кошмар. Такая версия мне нравилась намного больше. По крайней мере, думать именно так мне было спокойнее.
На работе у меня никак не получалось сосредоточиться – голова была тяжелая и отказывалась вникать в нудные многостраничные договоры и витиеватые обороты юридического языка.
- Катерина Михайловна, зайдите ко мне, - у меня над головой возник начальник с его неизменной блестящей лысиной и очками в толстой оправе. Он перевел взгляд на соседний стол. – И вы, Эльвира Васильевна, тоже.
Мы с Элей переглянулись. Я догадывалась о чем пойдет речь: главный юрисконсульт недавно уволился, и Алексей Игнатьевич, скорее всего, собирался назначить на эту должность кого-то из нас двоих – прежде всего, потому, что мы работали здесь дольше остальных. Предчувствие меня не обмануло. Как только мы вошли в его кабинет и закрыли дверь, начальник заявил:
- Каминский уволился, и ставка главного юрисконсульта теперь свободна. Даю вам неделю: у кого будут лучше результаты по баллам, та и получит место.
У Эли хищно загорелись глаза, а ее тщательно контурированное лицо расползлось в улыбке. Прямо как тот двойник дедушки Толи в моем сне... Не достает только зловещего хохота. Я невольно поежилась. Меня, в отличие от Эли, эта новость нисколько не обрадовала. Мне вообще никогда не нравилась наша бальная система оценки сотрудников, но, что поделаешь, такова цена работы в одной из ведущих корпораций страны.
Когда мы выходили из кабинета начальника, Эля метнула в мою сторону высокомерный взгляд из-под нарощенных ресниц. Началось... Хоть мы и сидели по соседству и были примерно одного возраста, у нас было мало общего, и мы никогда не были подругами, а теперь и вовсе стали прямыми конкурентами... Я только вздохнула и пошла на свое место. Все эти корпоративные интриги мне были совсем не по душе.
В обед Эля как всегда ушла одной из первых, оставив после себя только шлейф духов и гулкое эхо цоканья каблуков. А я по привычке достала непритязательный контейнер с едой. Я уже поднесла вилку с куском жареной курицы ко рту, как меня остановило какое-то необъяснимое волнение. Что-то в окружающей обстановке было непривычно. Я огляделась вокруг и сразу поняла, что это: Элин компьютер горел ярко-белым светом открытого вордовского документа. Она забыла выйти из системы.
Я встала и подошла к компьютеру коллеги. Я сама не понимала, зачем я это делаю, но что-то как будто толкало меня. А потом все было как во сне: я что-то исправила в открытом документе и, как ни в чем не бывало, вернулась на свое место. Это было так странно, словно я видела себя со стороны, а кто-то другой дергал меня за ниточки, как безвольную марионетку...
Потом я еще долго сидела и машинально жевала курицу, не чувствуя ее вкуса, пока не вышла из оцепенения. Объяснения этому странному инциденту не было, и я махнула рукой, списав его на стресс и недосып...
Только вечером это повторилось снова.
В конце рабочего дня, когда офис уже опустел, я поднялась на ватных, словно не своих ногах и направилась в кабинет начальника. Он был на месте.
- Можно? – Заглянула я к нему, и он молча кивнул. Я понятия не имела, зачем я пришла. А потом я услышала свой голос, который какими-то неестественными, чужими нотками сообщил:
- Я хотела поговорить про Эльвиру Васильевну. Она фальсифицирует документы, чтобы получить больше баллов.
Пегие брови Алексея Игнатьевича удивленно выползли из-под оправы очков:
- Как это «фальсифицирует»?
- Проверьте ее договор с ООО «КарИнвест», и все поймете сами. Кстати, на вас сегодня очень стильный галстук, он так идет к вашим глазам! – Сказала я елейным тоном, которого сроду не использовала, даже когда разговаривала с собственным мужем. Я подмигнула начальнику и вышла. У него даже лысина заблестела сильнее.
Все это я слышала со стороны, как будто кто-то включил запись с моим голосом. Господи, что я несу, какие глаза, какие документы? Почему я не понимаю, что делаю и говорю? Мне еще никогда в жизни не было так жутко от осознания того, что я не контролирую собственные действия. Может, я на грани нервного срыва, и мне все это мерещится? И так у нас нагрузка выше нормы, а теперь еще и это назначение... Я твердо решила сегодня лечь пораньше. По крайней мере, высплюсь, а там посмотрим.
...Приставучая жижа сковывает руки и забирается в рукава футболки... Я ничего не могу с ней сделать – она упорно ползет вверх, не давая мне пошевелиться и убежать. Она подбирается к моему горлу, щекочет мне шею, а он все смеется, посверкивая черными глазами. Он все еще похож на дедушку Толю, только теперь из его курчавых седых волос торчат чешуйчатые рожки, а зубы заострены, как у волка. Он еще ниже ростом, чем в прошлый раз – где-то мне по грудь, – и мне постоянно кажется, что вот-вот он подойдет на своих коротких ножках и вцепится мне в бок...
Я выпрыгнула из сна как из машины, несущейся на полном ходу. Черт, на часах 8:30! Почему будильник не сработал? А Валерка, тоже мне, – мог бы и разбудить! Я даже не стала принимать душ и краситься и на всех парах помчалась на работу. Как только я зашла в офис, Эля грозно глянула на меня блестящими глазами. Даже плотный слой косметики выдавал ее красный нос – похоже, что она плакала. Когда я уселась за стол, она вдруг подъехала ко мне на стуле и злобно прошептала:
- Так вот ты какая дрянь, оказывается! А все корчишь из себя тихую овечку!
- Ты о чем?
- Посмотрите на нее, она еще и прикидывается! Меня чуть не уволили из-за тебя сегодня, потому что это ты залезла в мой компьютер и напакостила – больше некому! Что, повышения захотела? Такими методами карьеру не делают!
Со скрежетом колесиков Эля резко отодвинулась и вернулась за свой стол. У меня перехватило дыхание от ее слов. Значит, я правда сделала все это. Мне это не померещилось и не приснилось на почве стресса... Что со мной происходит?
Перед глазами возник монстр из моего сна – двойник моего п о к о й н о г о деда. И черная жижа, охватывающая мое тело, после того, как я взяла что-то из его рук. Что же я все-таки взяла, а главное – у кого?
Я отпросилась до конца дня, сославшись на плохое самочувствие. Это было правдой: сердце неистово билось, а голова то и дело сотрясалась пульсирующей болью. По дороге домой я решила прогуляться – может, от свежего воздуха станет легче. На улице стоял погожий летний день: щебетали птицы, лица прохожих светились улыбками, а по лазурному небу неспеша ползали белые кучевые облака. В такой день только бы радоваться жизни, а у меня на душе было тускло, будто мне светило не солнце, а та бледно-желтая лампочка из моего сна...
Вдруг гул машинных колес и болтовню прохожих перебил колокольный звон. Моя голова сотряслась такой болью, что у меня из глаз чуть не хлынули слезы. Я повернулась на звук – ярко-голубая, как июльское небо, церковь блестела позолоченными куполами на другой стороне улицы. Кажется, я знала, что надо делать. Черти боятся церкви, не так ли? Может, это глупость и никаких чертей не существует, но попробовать стоит...
Превозмогая несносную головную боль и кое-как дождавшись зеленого сигнала светофора, я перешла дорогу. Я уже подошла к церкви и занесла ногу над первой ступенькой, как что-то потащило меня обратно. Как будто порыв ветра подхватил меня и понес в другую сторону. Но это продлилось недолго – как только колокол зазвенел, контроль опять вернулся ко мне. Я бегом преодолела ступеньки и оказалась на пороге церкви. Я уже приоткрыла дверь, но меня снова начало тянуть назад. Ноги и руки болели от напряжения, голова раскалывалась, но на этот раз я не собиралась отступать. Я схватилась за массивную деревянную ручку и повисла на двери, цепляясь за нее изо всех сил. Наконец, с новым ударом колокола, то, что управляло мной, окончательно отступило, и я одним рывком влетела в церковь, приземлившись на четвереньки на холодный гранитный пол. Я обернулась: массивная дверь все еще со скрипом закрывалась, и я успела увидеть, как маленькое черное облако растаяло в воздухе...
Вдруг сзади меня раздался сердитый шепот:
- Вы что?! Вы же в церкви находитесь!
Немолодая женщина в платочке испытующе смотрела на меня:
- Сейчас же встаньте! Да еще и с непокрытой головой!
Я встала и отряхнулась:
- Извините, я не нарочно. У меня туфли скользкие...
И, виновато улыбнувшись, накинула на голову капюшон ветровки. Женщина в платочке удовлетворенно кивнула и вернулась к своему месту у свечного ящика, но продолжала недоверчиво поглядывать на меня с расстояния.
Только теперь до меня дошло, что боль исчезла. Колокол все еще продолжал звонить, но голова прояснилась, и меня больше не беспокоил этот звук. Я улыбнулась и радостно выдохнула. Я уже засобиралась на выход, как мне вдруг вспомнился дедушка Толя: его седые непослушные вихры, сетка морщин вокруг улыбающихся глаз и его неизменная громогласная манера говорить. И пусть это потустороннее существо из моего сна использовало его образ, чтобы добраться до меня, в моей памяти он остался именно таким: жизнерадостным и веселым, покуривающим свою трубку за анекдотами и присказками.
И хотя религиозным человеком я не была, мне захотелось поставить свечку за упокой его души.
Я подошла к сердитой женщине и спросила:
- Подскажите, где тут у вас ставят свечи и пишут записки?
- Вам за упокой или за здравие?
- За упокой.
Она протянула мне свечу и бумажку с ручкой, я написала имя «Анатолий» и отдала ей обратно в руки. Потом я подошла к иконе, на которую показала мне женщина, и зажгла свечу. Я не умела молиться, поэтому сказала от себя, как могла:
- Покойся с миром, дедушка Толя. Пусть ни люди, ни злобные духи не тревожат тебя.
Я вышла на улицу и вдохнула воздух полной грудью, словно после долгого вакуума. Впервые за многие дни у меня в голове и на сердце было легко, как будто дедлайны, стрессы и офисные интриги растворились вместе с черным облаком. Я неспеша побрела домой, улыбаясь июльскому солнцу и теплому ветерку, который трепал мне волосы. Оказывается, для хорошего настроения надо совсем немного!