Глава девятая истории «В поисках правды и любви». Настя, вооружившись всем имеющимся в её арсенале красноречием, убеждает Никанорова взять её к себе в подручные. А потом в порыве благодарности совершает поступок, о котором практически сразу же жалеет.
Продолжение истории «В поисках правды и любви». Начало истории тут.
А вот здесь можно прочитать предыдущую главу.
Девятая глава
Никаноров, по обыкновению поднявшись в семь утра, к двенадцати уже сидел за кухонным столом своего временного пристанища обложившись бумагами, и с присущей ему внимательностью изучал материалы дела о нападении на Евгению Ермолову. Подробности этого дела в ступор воняли даже его, опытного следователя, поэтому он ежедневно тратил много времени на то, чтобы как следует вникнуть в случившееся.
Он снова и снова перечитывал медицинское заключение, составленное вскоре после того, как Евгения была доставлена в областную больницу. На теле девушки не осталось живого места — одни сплошные ссадины, синяки и царапины. И это не говоря уже про многочисленные повреждения внутренних органов. Было удивительно, как при таких серьезных повреждениях Евгения смогла выжить.
Вообще, как исходило из материалов дела, нападение на Ермолову было совершено с целью изнасилования, но так как девушка, несмотря на свой малый рост и вес, отчаянно сопротивлялась, к ней была применена грубая физическая сила. Не известно, была ли она в сознании во время всего процесса, но вырваться из рук сразу семи мужчин бедняжке было явно не под силу. Хотя старалась она отчаянно. Судя по всему, она царапала своих обидчиков в ответ, потому что после того, как её наконец-то нашли, а врачи осмотрели Женю в больнице, было обнаружено, что ногти на её руках срезали под корень. Кто-то из нападавших явно был в теме и таким образом постарался избавиться от улик.
Никаноров выдохнул и отложил бумаги в сторону. Он поднялся из-за стола, прошёл к кулеру с водой и наполнил стакан. Подойдя к окну, он медленно пил воду, время от времени делая большой глоток, а после стоял, задумчиво глядя в окно, и нервно постукивал пальцем по деревянной оконной раме.
Вдруг раздался звонок, возвещающий о приходе гостя. Михаил Юрьевич обернулся. Даже ещё не успев открыть дверь, он уже точно знал, кого увидит на пороге. По идее, зная себя, он в этот момент должен был почувствовать лёгкое раздражение или досаду за то, что его мысли были прерваны, но, как ни странно, этого не было. Наоборот, он почувствовал заметное воодушевление.
Распахнув дверь, он увидел перед собой Анастасию Рапуловскую, сестру пострадавшей Жени Ермоловой. Настя стояла с самым что ни на есть невинным видом. На этот раз на ней были светлые голубые джинсы и белая блузка с коротким рукавом. Распущенные, чуть растрепавшиеся волосы мягкими волнами струились по плечам и спине. В руках она сжимала небольшую сумочку, которая болталась на длинной ручке. Почему-то сегодня она показалась несколько иной, чем в предыдущие дни. Из её глаз исчезла воинственная враждебность, которая уступила место дружелюбию.
— Здравствуйте, Михаил Юрьевич! Вы, наверное, не ожидали меня здесь увидеть, но я всё-таки не могла не прийти, — мягко улыбнулась Настя. — Я войду?
— Разумеется, — Никаноров посторонился, пропуская гостью внутрь. — Но не думайте — врасплох вы меня не застали. Я знал, что вы придёте.
— Даже так? — не смогла скрыть своего удивления Настя. Для неё сегодня вообще всё было удивительно. Наслушавшись свою маму, она уже мысленно готовила себя к тому, что Никаноров воспримет её визит лишь как источник раздражения, и ей придётся с боем выцарапывать своё право на участие в расследовании.
— Ну, я же всё-таки следователь, и, может быть, вам покажется это странным, но оперативное чутьё — это большое подспорье в нашем деле.
— Ясно. Ладно, буду знать. Хоть это немножечко странно.
— Отчего же?
— Ну, я думала, что главное для вас это всякие там доказательства, опыт, а тут какое-то чутьё. Как-то несерьёзно!
Настя не смогла сдержать улыбки, и Никаноров улыбнулся в ответ, правда, сдержанно, в своём никаноровском стиле.
— Одно другому не мешает, а наоборот, только способствует. Без чутья — это как хромая трёхногая собака. В любой момент можно завалиться не в ту сторону.
— Ну, вы и завернули, конечно, — уже в открытую веселилась Настя. — Ладно, Михаил Юрьевич, если вы такой экстрасенс, то вы наверняка уже догадались, зачем я пришла. Я тоже хочу участвовать в расследовании.
— Простите, а на каком основании? — Никаноров хоть и не удивился Настиным словам, но всё же изобразил на своём лице некоторое недоумение.
— Ну вообще-то я — Женина сестра, а ещё я местный житель, который знает тут каждого чуть ли не вдоль и поперёк. Да к тому же... — в этот момент Настя даже голос повысила, когда поняла, что Никаноров хочет её перебить, чтобы вставить свои сокрушительные доводы. — Да к тому же это именно я все эти четыре года вела расследование. Можно сказать, что я за вас делала вашу работу.
Во время своего монолога Настя ходила по комнате туда-сюда, заложив руки за спину, а её сумочка на длинной ручке стукалась по её ногам. Это было несколько неприятно, но Настя предпочла не обращать на это никакого внимания.
Никаноров и за её речами, и за её передвижениями следил предельно внимательно, словно боясь упустить что-нибудь важное. Возможно, что это у него просто такая привычка была — полностью держать ситуацию под контролем.
— Анастасия Сергеевна, если у вас есть какие-нибудь записи, то я с превеликим удовольствием с ними ознакомлюсь. Это без проблем. Но чтобы участвовать в расследовании — об этом не может быть и речи.
— Какие ещё записи? Нет у меня никаких бумажек. Вот ещё! — Настя на мгновение перестала расхаживать по комнате, переложила ручку сумочки в левую руку и постучала себя указательным пальцем по виску, мол: вот тут все мои записи.
— Хорошо, — Никаноров проворно подошёл к столу, приземлился на стул, выгреб из-под завалов бумаг толстую записную книжку, взял ручку и приготовился писать. — Тогда сейчас мы всё это быстренько запишем, и вы можете быть свободны.
Насте это показалось неприкрытой наглостью. Будто её схватили за шиворот и пытаются вытолкать за дверь. Она вытаращилась на Никанорова во все глаза и даже на несколько секунд лишилась дара речи. Опомнившись же, она тоже подскочила к столу и, плюхнувшись на соседний стул, сказала: — Нет, так не пойдёт! Вы думаете, что я вам всё так вот возьму и выложу? Нет, я и половины сейчас не вспомню. Есть куча мелких деталей, которые вылетают из головы, потому что ты не придаёшь им большого значения. А они могут быть очень важны, — Настя на секунду перевела дух, а затем продолжила уже более спокойно и с мольбой в голосе: — Михаил Юрьевич, я же не ради праздного любопытства прошу. Поймите, у меня маленький ребёнок, которому одиннадцать месяцев, и он вот-вот пойдёт, а я, вместо того, чтобы быть с ним, ни о чём другом думать не могу, кроме как о случившемся с Женькой. Все четыре года. Мой муж это, например, никогда не понимал. Он считает, что я уже давно должна успокоиться и жить так, как будто ничего и не было. А я не могу! И пока я не выясню всю правду, я не успокоюсь и не смогу нормально жить и растить своего сына. Мне жизненно необходимо знать правду. И вы — моя последняя надежда.
Во время произнесения своей пылкой речи Настя даже не заметила, как схватила лежащую на столе руку Никанорова и крепко её стиснула. Опомнившись и осознав содеянное, она быстро выпустила его руку, отчего та с громким стуком упала на деревянную столешницу. — Извините, — буркнула она себе под нос и, чтобы больше не создавать столь неловких ситуаций, сунула обе свои руки под стол.
Никаноров вроде как тоже смутился, но виду не подал. Он некоторое время продолжал сверлить Настю острым взглядом.
Наконец, чего-то надумав, он сказал:
— Ладно, можно что-нибудь придумать. Пока в участке ремонт, вы можете приходить сюда, но только учтите, что могут разговоры пойти, сами понимаете какого толка. А это не очень-то приятно. Тем более, что вы замужем.
— Это всё ерунда! — обрадовалась Настя, легкомысленно махнув рукой. Самое главное для неё сейчас было то — что Никаноров был совсем не против её участия в расследовании, а остальное она как-нибудь переживёт.
Спасибо, что прочитали:)
Продолжение следует.