Начало рассказа читайте ЗДЕСЬ!!!
Охотник присел на корточки. Вот и лаз, едва заметен. Дерюгин повидал много брошенных берлог, может, спугнул кто зверя! Только и такие берлоги не всегда безопасны, бывает, заляжет туда «лентяй», чтоб самому не копать, и до весны не выгонишь!
-Плохо, снегу мало, – досадовал охотник, - когда сугробов навалит, видать, как вьётся парок над берлогой, где улёгся косолапый. Тогда наверняка его брать можно, как говорится, тепленьким. Дерюгин опустился на колено и, отодвинув ветки, заглянул в лаз. На мгновение ему показалось, что он слышит тихое и прерывистое дыхание. Нечаянный лучик света скользнул внутрь, осветив логово, и охотник встретился взглядом с диким зверем. Волосы зашевелились под шапкой. Иван отпрянул назад, но было уже слишком поздно. Огромная, похожая на зево дракона пасть захлопнулась перед его лицом. Разметая сушняк и чипыжник, из берлоги с бешеным ревом вырвался медведь. Дерюгин даже не успел сообразить, как отброшенный исполинским ударом оказался на спине. Теперь счёт шёл на секунды. Охотник оттолкнулся от корявого пня и рванул на себя ремень карабина, но тут же почувствовал, как медвежья пасть железными клещами сомкнулась на его руке. Зверь будто игрушку швырнул охотника в сторону. Ударившись об лесину, Дерюгин выгнулся от боли и, приподняв голову, затаил дыхание. Тяжело дыша и пуская вязкую слюну из открытой пасти, хищник стоял в нескольких метрах и смотрел в лицо охотника. Иван пошевелил пальцами, ремень карабина все еще был в руке, только улучить момент, промелькнуло в голове Дерюгина, но едва он об этом подумал, как медведь напрягся, привстал на задние лапы и, вытянув шею, издал протяжный рык, от которого холод пробежал по спине. Казалось, хищник читал мысли охотника и, сейчас, просто играет с ним, как кошка с мышкой. Огромный как гора великан, мог без особых усилий разорвать Дерюгина, но по каким-то таинственным причинам, словно выжидал чего-то. Иван потянулся к карабину, но просчитался, зверь одним прыжком очутился рядом и, навалившись на него грузной тушей, впился клыками в плечо. Дерюгин взвыл, смертельной музыкой отдавались в голове треск рвущейся ткани, адская боль пронзающая плоть, и запах свежей крови. Иван, стиснув зубы, сделал отчаянную попытку вырваться из стальных объятий, чем еще сильнее разозлил животное. Изрыгая надрывное хрипение, медведь словно гора навис над охотником и свирепо оскалил окровавленную пасть. Зловонное дыхание, от которого повеяло смертью, обдало жаром лицо. Охотник понимал, что обезумевшее от крови чудовище не пощадит его, но чего же он ждет? Чего медлит? И тут его взгляд упал на седую прядь шерсти у левого уха зверя.
-Ты!? - невольно вырвалось из груди охотника.
Медведь будто только этого и ждал, задрав морду вверх, он торжествующе взревел и, Дерюгин понял, - час настал и сейчас этот трёхсоткилограммовый монстр завершит акт своего возмездия. Тайга не терпит слабых, пронеслись в мыслях слова охотников, и, крепко сжав зубы, Дерюгин закрыл глаза. Сердце бешено заклокотало в груди, а уши заложил нарастающий гул. Теряя силы, человек уже погружался в бессознательное состояние, когда откуда-то издалека до его слабеющего слуха донесся громкий лай собак.
- Охотники! – мелькнуло в голове Дерюгина, и он приоткрыл веки. Медведь стоял к нему боком и, отбиваясь от собак, хлестко размахивал лапами. Наконец-то рука Ивана была свободна, он притянул к себе карабин и, собрав остатки сил, нажал на спусковой крючок. Запах пороха ударил в нос, и эхо выстрела раскатилось над тайгой. С криками сорвались с деревьев стервятники - вороны и, поднявшись в небо, закружили черный хоровод в предвкушении кровавого пиршества.
Бурый великан захрипел и уронив голову, грузно рухнул рядом с Дерюгиным. В последний раз выпустив пар из раздутых ноздрей он впился взглядом полным дикой ненависти в охотника и оскалил клыки. Иван затаив дыхание наблюдал, как угасает огонек жизни в глазах хозяина тайги, и лишь когда тот окончательно потух, отпустил карабин. Всё было кончено. Иван повернулся на спину и взглянул ввысь. Синее, безоблачное небо вдруг поплыло перед его глазами и померкло в кромешной темноте.
Очнулся Дерюгин, когда огромный красный шар навис над верхушками деревьев. Еще немного и стемнеет, с тревогой подумал Иван и вспомнив про собачий лай оглядел опушку. Тишина. Охотники наверняка пришли бы на выстрел, да и псы не отступились бы от лакомого кусочка. Неужели почудилось? Но ведь он отчётливо слышал его, да и медведь отбивался от них, предоставив ему спасительные секунды! Дерюгин попытался пошевелить левой рукой, но едва не закричал от боли, которая натянутой струной прошла через все тело. Опираясь на карабин, охотник встал и стал внимательно изучать место. На утоптанном снегу бурыми пятнами виднелись следы крови, клочки шерсти, - немое свидетельство смертельной схватки. Он посвистел, и заметив собачьи следы приободрился, - значит все же были собаки! Метрах в десяти, за корнями поваленной сосны, похожими на костлявые старушечьи пальцы Иван приметил что-то странное, но подойдя ближе обмер. На снегу, пропитанном кровью, лежал Аркан. В остекленевших глазах застыла ярость, морда была обезображена хищным оскалом, а глубокие раны, оставленные когтями медведя, обнажили ребра. Иван упал на колени и дрожащей рукой погладил пса по загривку:
– Что ж ты дружище! Как же так? Прости меня, прости!
Дерюгин поднялся, стянул с головы шапку и несколько минут простоял молча. Теперь надо было двигаться к трассе, возвращаться к зимовью с такими ранами не имело смысла.
Настойчиво пробираясь по тайге, Иван только об одном молил бога, чтобы силы не оставили его. Едкий пот застилал глаза, плечо ныло и горело огнем. Рука болталась плетью и, каждый раз цепляясь за молодой листвяник или кустарник, доставляла неистовые мучения, от которых темнело в глазах. Тогда Дерюгин, припадал на колено, и сжимая зубы ждал, когда утихнет боль.
- Такими темпами, далеко не уйти, – рассуждал охотник, с тревогой наблюдая, как быстро тает краешек бордового солнца за верхушками сосен. Поразмыслив, Иван присел на пень, отстегнул ремень с карабина и, набрав воздуха, крепко притянул руку к поясу. От напряжения и боли он взмок, но остался доволен. Миновав распадок, охотник вышел к мари, остановился перевести дыхание и оглянулся. Солнце скатилось за тайгу и, купаясь в последних отблесках заката, расплескалось ярким багрянцем на небосводе. А в вышине уже мерцали звезды, напирая темной синевой, густели небеса. Такое чудо Дерюгин видел только здесь, в Якутии. Он мог долго любоваться этим непостижимым человеческому разуму творением природы, но сейчас эта божественная красота его не радовала.
Больше Иван не оборачивался, он чувствовал, как нагоняют его сумерки, и изо всех сил старался шагать быстрее. Но чем дальше, тем сильнее чувствовались слабость и недомогание. Вытирая пот со лба, Иван вдруг вспомнил учительницу словесности Римму Петровну. Вспомнил, как она читала на уроке «Повесть о настоящем человеке», а все в классе затаив дыхание слушали. А с каким воодушевлением он пересказывал её родителям и ребятам во дворе! Как представлял, будто ползёт рядом с лётчиком по сугробам!
- Вот и докажи, что ты не хуже Маресьева, – прошептал потрескавшимися губами Дерюгин, – вперёд, только вперёд, не останавливаться, только не останавливаться!
Чтобы держать голову ясной Дерюгин начал разговаривать с собой, это помогало не заснуть и немного бодрило. А между тем ночь уже прокралась в тайгу, укутывая темным саваном свои владения. Теперь охотнику приходилось идти практически на ощупь, полагаясь только на опыт и охотничий инстинкт. У поваленной ели Иван закашлялся, полез по карманам в поисках Беломора, но с горечью обнаружив только размякший кусок бумаги и табака, опустился на колени. Все его тело горело огнем, удушливый кашель мешал дышать и идти. Дерюгин зачерпнул в руку снега, и словно пес стал жадно слизывать его с ладони, затем расстегнул верхние пуговицы бушлата и сыпанул холодной горсти под свитер. Отдышавшись, охотник прислонился к лесине, передернул затвор карабина и, подняв стволом вверх, нажал на спуск. Содрогнув тишину, эхо выстрела прокатилось над тайгой и, перекликаясь на разные лады, потерялось где-то далеко, в оставленном позади распадке. Иван долго прислушивался к ночному безмолвию и, уже было отчаялся, как до его слуха донеся отдалённый гул двигателя. Он все нарастал, становился громче, отчетливее и пронёсся где-то совсем неподалеку. Трасса - радостно застучало в висках, охотник перекрестился, теперь он был уверен: спасение рядом. Нащупывая в потёмках деревья впереди, Дерюгин решил прибавить шаг, но тут же пожалел о своем необдуманном решении, запнувшись ногой за лесину, он будто сноп, повалился наземь. В груди перехватило дыхание, и адская боль, электрическим разрядом пробежала по жилам. Иван взвыл, вцепился зубами в рукав и отключился. Когда сознание вернулось, на небо уже вышла большая медведица, а за дымкой облаков проглядывался молодой месяц. Дерюгин с трудом поднялся и, едва волоча ноги, побрел дальше. Силы были на исходе и, сон валил с ног, когда он ясно различил меж деревьев два ярких огонька. Ошибки быть не могло, Иван на всякий случай легонько тронул плечо и почувствовав боль – улыбнулся.
- Машина! – вырвалось из груди, и охотник, забыв о всякой осторожности, поспешил на свет. Скоро лес кончился, под снегом захрустела гравийная насыпь, и яркий свет фар ударил прямо в лицо.
- Стой! Стойте, братцы! – пересохшими губами шептал Дерюгин и бежал изо всех оставшихся сил.
* * *
Два года прошло с той злополучной поры, как поломал медведь Дерюгина. Полгода бились над ним врачи, что только ни делали, зашивали, резали и опять зашивали, но руку всё же спасли, не ампутировали, вот только так и не заставили её двигаться как прежде. Куда только не ездил Дерюгин лечиться, да всё впустую! Через год, потеряв всякую надежду, он махнул на все и засел дома. Только вот беда, раны от медвежьих зубов то затягивались, то вновь открывались. А последние пару месяцев прицепились к нему еще и нехорошие сны. Снился ему постоянно один и тот же сон, разъяренный медведь, и огромная алая пасть с желтыми клыками прямо над его лицом. Зверь смотрит ему в глаза, наваливаясь всем весом, придавливает лапой к земле и вонзает клыки в шею. Последнее, что он видел, это звериный оскал и длинный, шершавый, словно наждачка язык, жадно слизывающий горячую кровь. Просыпался Иван от нестерпимой боли и собственного крика, вставал и уходил на кухню. Долго стоял у зеркала, рассматривая шею, затем обмывал скользкое от пота тело и, устроившись у окна, курил до самого рассвета. Время шло, но улучшений не наблюдалось. Боли становились сильнее, а сны всё более реальные. Спасали обезболивающие, да и то на время. Раз или два в неделю приезжали врачи, осматривали, разводили руками, но нечего, кроме более сильных препаратов, предложить не могли. За последние полгода Дерюгин заметно сдал, из прежнего красавца великана превратился в измученного старика. Осунулся, поседел, от ста килограммов весу, дай бог, килограммов шестьдесят осталось. Однако держался, как и подобает мужчине, виду ни жене, ни детям не подавал, и о своих болячках говорить не любил, отшучивался, да отмахивался:
– Мол, пустяки все, так иногда ломит на погоду.
Жалел супругу, что с ним горе мыкает, а чтоб криками из своих ночных кошмаров ее не пугать спал в зале. Тяготил Ивана недуг, что все чаще последнее время давал о себе знать. Все яснее стал осознавать Иван, что не ходить ему больше на охоту. Бывало, нападёт на него тоска, достанет он ружьё, сядет с ним на кровати и часами смотрит в одну точку, как заколдованный.
Как-то ночью, жену разбудил истошный крик Ивана. Она к мужу,
ладошку на лоб, да так и ахнула: – Господи, Ванечка, да ты горишь весь!
А тот весь в испарине, как в забытьи глазами по потолку шарит и бормочет что-то невнятное, будто зовет кого.
- Милый мой, – причитала она, накидывая старенькое пальто. – Потерпи чуток! Сейчас скорую от соседей вызову, Ванечка, родный мой, ты только крепись, я мигом обернусь!
Видел Иван все тот же сон, как наяву чувствовал он тот зловонный запах из медвежьей пасти, что разверзлась над ним и в преддверии смертного часа с надеждой бегая взглядом по опушке, хрипло повторял:
– Аркан, Аркан…. громкий лай разнесся по тайге, и свирепый медведь исчез, черной пылью рассыпался прямо на глазах у Ивана. Дерюгин поднялся с постели, прошел на кухню и, отодвинув занавески, оглядел двор. Никого. А как же лай, что спугнул косолапого? Лай, отголоски которого до сих пор звенели в его голове. Накинув на плечи шубейку поверх белого нижнего белья, Иван вышел на улицу. Примостился на ступеньке крыльца и задымил любимым Беломором. Погода стояла тихая, безветренная, с неба крупными хлопьями валил снег. Прислушиваясь к едва уловимому шёпоту снегопада, Иван ощутил божественное спокойствие: куда - то вдаль унеслась боль, а на душе стало легко и свободно. Лишь легкое поскрипывание снега заставило Дерюгина очнуться, он открыл глаза и замер. У калитки, виляя хвостом, стоял Аркан. Иван насторожился, спустился с крыльца и, щурясь, внимательно пригляделся к лайке.
- Не может быть, Аркан? Ты - дружище!? – с дрожью в голосе произнёс Дерюгин и присел на корточки. Пёс радостно поскуливая, лизнул хозяину лицо и сунул морду под шубу.
- Чертяка, родимый! – повторял Дерюгин и, крепко прижимая к себе Аркана, теребил его за загривок. – Я ж думал, тебя косолапый задрал, похоронил тебя давно! А ты живой! Чертяка!
Аркан, освободившись из объятий, подбежал к калитке и, громко залаяв, высунул язык. Так в прежние времена звал он хозяина в тайгу.
- Тише ты, чертяка! – смешливо прикрикнул на пса охотник. – Бабку мою разбудишь, тогда она даст нам с тобой охоту!
Аркан молча глянул на тёмные окна дома и, толкнув лапами калитку, выскочил за ограду.
- Вот чертяка! - Дерюгин затушил папиросу и поправляя шубейку на по ступеням крыльца припустил за собакой.
Аркан вильнул хвостом, и весело взвизгнув, припустил вперед по улице вдоль тусклой полоски света, что отбрасывали фонари с перекошенных столбов.
- Стой, обожди! Я ж не поспею!- крикнул Иван и в последний раз оглянулся.