1967
Июнь
– Что такое время и каково оно на вкус? Можно ли дотронуться до него кончиками пальцев и почувствовать на ощупь? Можно ли понюхать его или увидеть?
Чем пахнет время? Летним золотистым вечером или старыми, уродливыми бабушкиными шкафами? Время – оно так неуловимо, его трудно поймать, остановить. Его не повернуть вспять и не отдать команды, думал он, покачиваясь в кресле на веранде.
Шум озера доносился до старика и соленный ветер обдувал его давно небритые щёки. Сияло солнце, а ветер разогнал облака и почистил небесный металл. Покачиваясь на старом сплетенном кресле, старик смотрел вдаль и глаза его лучились добротой.
– Время, как оно беспощадно, как безжалостно оно, – размышлял он, – Мы всегда хотим уловить его, поймать хоть на мгновение, замуровать и любоваться. Старые альбомы, где все ещё молоды, черно-белые картинки, где время остановилось. А что толку здесь и сейчас? Надо принять себя таким какой я есть и не держаться за прошлое своими худощавыми, шершавыми пальцами.
Солнце тонуло в озере, плавно садясь в него. Последние лучи золотом разливались по поверхности воды, отбиваясь искрами, попадали в глаза.
Донёсся стук, словно бабочка ударилась об стекло окна. Вышла его внучка, румяная и свежая, как мятная конфета. Легкая и бодрая. В руках у неё было два пледа. Она накрыла ноги старика по пояс одним, потом сев рядом укрылась другим. Несколько минут они молчали.
– Знаешь, – протянуто заговорил старик, – когда я умру это все останется тебе.
– Не говори так, – вовсе не сердитым голосом сказала внучка.
– Он продолжил – я ведь уже стар и ты всё понимаешь.
– Но ведь смерть нельзя предугадать!
– Не правда. Вот мои наручные заводные часы, я завожу этот механизм, чтоб они шли дальше, но я точно знаю, когда они остановятся.
– Дедушка, но ведь это часы, а это ты.
– Знаешь, к старости ты чувствуешь тоже самое, когда твой механизм скоро перестанет работать и маленькие винтики остановятся. У меня мало времени, а мы ещё о многом не поговорили...
– Давай поговорим, о чем ты хочешь поговорить?
– Ты уже влюбилась в кого-нибудь?
Она засмущалась, но это чувство быстро прошло.
– Да, дедушка..
– Когда я был в твоём возрасте, мне казалось, что смерти нет. Вернее она есть, но до меня она не дойдёт. И я жил оттягивая время, не замечая, как с каждым днём шагал навстречу к неизбежному. Знаешь, – продолжал он, откинувшись в кресле и смотря вдаль. – Мне кажется будто я и не жил, не успел родиться, как разом состарился, – он немного помолчал . – Как быстро жизнь пролетела...я жалею лишь об одном, как мало я рисковал в этой жизни жизнью и чувствую сейчас, как дёшево я её прожил.
– Зато ты встретил бабушку..
– Да, с её смертью умерла и часть меня. Порой я до сих пор слышу, как она зовёт меня на кухню завтракать, готовя банановые оладьи. И я бодро подскакиваю, одевая халат на ходу, и спускаюсь вниз на кухню, но там ничего..
– У неё это получалось хорошо, – подхватила внучка.
– Хочешь дам тебе совет?
– Конечно, давай, – она наклонилось чуть к нему, чтобы не упустить ни одной мелочи.
– Рискуй...– он немного помедлил и когда тишина была уже невыносимой продолжил. – Рискуй, прыгай с парашюта, делай безумные вещи, веселись и не оглядывайся назад. Никогда не обращай внимание на мнение окружающих, не дай им управлять тобой - это важно.
– Дедушка, ты не боишься смерти?
– Знаешь, к моим годам перестаёшь бояться чего-либо, наверное потому что привыкаешь. Я никогда не ел креветок и лишь 20 лет назад я попробовал их, и я больше не боюсь их есть. Смерть она тоже, как креветка я думаю как-нибудь я с ней смирюсь..
– Никогда не думал писать?
– Я уже закончил, закончил писать мемуары.
– Можно почитать?
– Да, когда я умру.
– Дедушка!
– Не надо, смерть это не плохо и может мы когда-то встретимся вон там, около озера. Я подойду к тебе не зная почему и скажу: «Неплохой день, чтобы заново родиться и такой ужасный, чтобы умереть».
Было уже совсем темно - кожа их сияла под лунным светом, словно отполированное серебро. Немного посидев, они зашли в дом и разбрелись по своим комнатам.
– Странно ведь как-то получается, – размышлял старик. – Мы гонимся за временем не замечая, как оно проходит и уже под старости лет оно даёт нам маленькую фору, чтобы поговорить, подумать отточив мастерство долгими годами, книгами и жизненным опытом.
Он закрыл глаза чувствуя, что закрывает их в последний раз. Веки были тяжелые, тело таяло в кровати, как масло под июльским солнцем. Дышал он медленно, с каждой минутой и тише. Всё медленней и всё тише. Пока не перестал дышать вовсе. Слышались только сверчки за окном.
На утро внучка обнаружила его тело. Его похоронили рядом с его женой. Вот и ещё одна плита пополнила бесконечное поле плит... брызнул дождь, смывая вчерашний день и разговоры на веранде. Люди постояли около могильной плиты, над их головами были чёрные зонты, дюжина человек в чёрных костюмах. Кто-то молча смотрел сквозь чёрные очки, кто-то тихо плакал. А дождь впитывался в рыхлую землю, таял в ней словно сахар.
Внучка пришла в дом, тихо открыла дверь в комнату старика, дверь жалобно заскрипела. Его вещи, они были бережно сложены. –Похоже он и впрямь знал когда умрет, – мысленно отметила внучка. На нижней полке выходные туфли, которые он так и не одел ни разу. На верхней полке в шкафу лежала коробка, в ней была его коллекция бабочек, которых он собирал, когда ещё был ребёнком. Старый железный свисток – это когда он был дежурным в школе. Ракушки, которые он собирал вдоль берега, когда был ещё ребёнком. Старая карточка, на которой он ещё мальчишка. Фото его жены, где они вместе и молоды. И что-то похожее на книгу. Слеза покатилась по её румяным щекам, оставляя едва жгучий след. Она бережно вытащила книгу и принялась читать.
Через месяц она продала этот дом и уехала в город, вышла замуж. И каждый год ездила на кладбище, сидела и вспоминала его слова, какой он был... Жаль, она не знала его мальчишкой. Лишь стариком отпечатался он в её сердце. Через 8 лет она приехала с мужем в домик у озера, у неё уже было двое дочерей. Она бродила вдоль берега и навстречу ей мальчик, лет 8-и, в руках у него были ракушки. Он посмотрел на неё снизу вверх и жмурясь от солнца, прикрывая ладошкой глаза от лучей солнца, улыбаясь сказал: «Неплохой день, чтобы заново родиться и такой ужасный, чтобы умереть.»